9802
Летно-технический состав

Гросс Андрей Иванович

Родился я 15-го сентября 1922 года в селе Молдаванском Крымского района Краснодарского края. История нашего села ведется с начала XIX-го века. В 1815 году бессарабских крестьян из села Каприян (сегодня оно относится к Страшенскому району Республики Молдова – прим.А.П.) переселили в Краснодарский край. Там они и основали село Молдаванское. Географически оно расположено между кубанской равниной и горами Кавказа. Перед войной в нашем селе насчитывалось 1600 дворов. В военные годы оно сильно пострадало сначала во время отступления советских войск на Кавказ, а потом во время боёв по освобождению Кубани. Молдаванское оказалось на так называемой «Голубой линии» - так немцы называли цепь своих укреплений на юге России. В 1943-м году всех жителей села немцы и румыны выселили в Тарутинский район Крыма.

У нас был большая семья, состоящая из семи человек. Мой отец был кузнецом. Из-за детской шалости он не доучился даже в начальной школе. Как-то поп, который заведовал церковно-приходской школой, отправил своих учеников к матушке напилить дров. Дело было перед пасхой, попадья замесила тесто для куличей. Мой отец решил насолить ментору, и подсыпал в тесто махорки, прямо как в романе Николая Островского «Как закалялась сталь». За это его выгнали из школы. Его отец, мой дед, очень горевал, и думал, что сын так и останется на всю жизнь безграмотным пастухом. Но отец не захотел «крутить быкам хвосты».

В нашем селе жили немцы-переселенцы, и он пошёл к ним учиться кузнечному ремеслу. Три года учился, после чего дед купил ему костюм, сапоги, и отец как будто стал взрослым человеком. Но для ведения ремесла нужны инструменты, а их у отца не было. Тогда он поехал в Краснодар и устроился на станкостроительный завод «Кубаноль». Там он смог не только заработать на инструмент, но и приобрести еще несколько мастеровых специальностей. Вскоре на заводе образовался политический кружок, куда вступил и мой отец. Там не только проводились беседы с агитаторами от партий, но и занимались обучением малограмотных. Отец смог наверстать всё упущенное в детстве, изучал арифметику, геометрию, другие науки. Вскоре, как это было тогда по всей России, рабочие завода организовали стачку, вышли на баррикады. Попытка восстания была жестко подавлена казачьими отрядами, но отцу удалось спрятаться. А вскоре среди рабочих начались аресты, и родители вернулись из города обратно в Молдаванское. И получилось так, что среди жителей села, отец оказался самым грамотным, поэтому его избрали землемером. Дед выделил ему участок земли, но с деньгами тогда было совсем туго, и люди, которые приходили к отцу как к кузнецу за различным инструментом, в качестве оплаты помогали обрабатывать участок. Потом отец из Краснодара привез саженцы винограда «франкуш», который уже через несколько лет стал давать богатый урожай. А когда началась коллективизация, его записали в кулаки и раскулачили.

 

Неужели его посчитали кулаком из-за этого виноградника?

Я думаю, причина ареста кроется в другом. Как-то он поехал заготавливать дрова. Нарубил две телеги, сложил их, чтобы потом перевезти домой. А его сосед, Иван Русу, взял да и забрал дрова себе. Конечно, они здорово поругались, на ссору сбежались односельчане. Отец и Русу стали спорить, как доказать, чьи это дрова. А у отца на лезвии топора была зазубрина, и след от нее оставался и на дровах, которые он рубил. В качестве доказательства он при всех разрубил несколько палок, и односельчане убедились в его правоте. За попытку обмана Ивана Русу стали презирать, и он затаил злобу на отца, дал клятву мстить ему при всякой возможности.

Вскоре в районе стали организовывать колхозы, но отец не спешил вступать. Мотивировал это тем, что в политкружке на заводе они изучали труды Ленина, но в них было сказано не о колхозах, а о кооперативах. За эти разговоры его и арестовали. И судя по всему, по доносам Ивана Русу. Отец из заключения так и не вернулся …

Я на всю жизнь запомнил, как в 1933 году мы с мамой носили передачу отцу в тюрьму. Когда возвращались обратно, односельчане как-то странно отворачивались от нас, не смотрели в нашу сторону. А когда пришли домой, всё стало ясно: всё наше имущество конфисковали, а нас объявили кулаками. Вскоре начался голод, и нас к себе забрал дед. Со временем, главной опорой семьи стал старший брат. Он выучился на электрика, а в то время как раз только-только начинался процесс электрификации. Как сына кулака его не хотели принимать в колхоз, но люди понимали, что электрик селу нужен как воздух, и единогласно проголосовали за брата. Так, понемногу, мы стали жить лучше.

 

В своём родном селе перед войной я окончил семилетку, после чего меня забрал в Краснодар мамин брат. Хотя его жена не особенно обрадовалась лишнему рту в семье. Там я проучился ещё два года, а потом подал документы в Новороссийский педагогический институт. Окончил 1-й курс, а потом условия изменились: отменили стипендии, ввели плату за обучение, а у моей семьи таких средств не было. Тогда я подал документы в Воронежское училище связи. В заявлении честно написал, что отец арестован как кулак. Видимо, поэтому в училище меня не взяли, и пришлось перейти на заочное обучение в своём институте и пойти работать.

Сначала дали работу по специальности – воспитателем в детский дом в станице Нижнеабаканской. Но какой из меня воспитатель, да ещё в детском доме? Там же в то время такие отъявленные разбойники находились, что мне с ними было не справиться. К тому же, согласно правилам того времени, я должен был работать не более четырех часов в день. А на самом деле работал гораздо больше. Поэтому я попросил директора детского дома освободить меня от этой должности. Меня уволили, правда, без расчёта, и я вернулся в Краснодар. Оставил учёбу в Новороссийске, и устроился слесарем на весовой завод.


Помните, как узнали о начале войны?

В воскресенье утром я по приказу начальника цеха, пришёл выполнить какую-то работу. Туда в обед за мной прибежал кто-то из рабочих, а потом мы услышали выступление Молотова по радио.

Что почувствовали, когда узнали?

Мы были уверены, что если немцы перейдут границу, то наша армия задавит их и разобьёт в считанные дни. До того верили в силу Красной Армии.

Как изменилась жизнь с началом войны?

Во-первых, увеличилась продолжительность рабочего дня. Во-вторых, ужесточили режим работы на всех предприятиях. Теперь за опоздание на работу можно было попасть и в тюрьму. Вскоре стали привозить эвакуированные заводы и рабочих с запада страны. Наш завод тоже стал выпускать боеприпасы. Но уже в сентябре 1941 года меня призвали в армию.

На приёмной комиссии меня вместе с моим дружком, Володей Волховитиным, хотели в подразделения глубинной разведки. И когда мы вышли из военкомата, Володька сказал, что нас направляют на вилы. Потому что перед войной был такой плакат: наши советские женщины, которые убирают хлеб, ловят вражеского разведчика-парашютиста. Он спускается с неба, а они подставляют ему под задницу красные вилы. Поэтому мы решили проситься в лётное училище. Но я не осмелился пойти просить, а более решительный Володя рискнул войти в один из кабинетов. Я уже ждал, что сейчас его выгонят взашей, но тут вышел какой-то начальник, зашёл с моим другом в кабинет к военкому. Оттуда Володька вышел сияющий: «Мы едем в лётное училище!» Так мы попали в школу первоначального обучения пилотов в городе Невинномысске.

Наш набор оказался всего вторым, а в первый попали младшие и средние командиры, которых переучивали на лётчиков. Жили мы в бывших суворовских казармах, прямо на берегу Кубани. Прошли курс молодого бойца, стали изучать самолеты У-2, самолетные двигатели М-11. Но после сдачи Ростова занятия прекратились. Часть курсантов перевели в артиллерийское училища в Орджоникидзе, а нас с Володей Волховитиным и ещё несколько человек оставили при школе, в которой стали формировать 42-й Запасной Авиационный Полк. В него в спешном порядке стали собирать лётчиков и техников с Кавказа, сажали их на самолёты и отправляли под Ростов.

Моего друга Володю вскоре взяли шофёром на бензозаправщик, а я остался при роте охраны. Зимой 42-го ударили сильные морозы, и мой дружок забыл на ночь слить воду со своей машины. Утром, конечно, бензозаправщик на работу уже не выехал. За вредительство Володю посадили на гауптвахту, стали готовить дело в суд. Я зашёл к нему, и он передал мне записку для своего отца, который занимался формированием какой-то дивизии на юге. Через три дня приехал его отец, полковник, и забрал его с собой.

Вскоре самолёты в ЗАПе закончились, а лётчики все продолжали прибывать и прибывать. Тогда нас перевели в Грозный, в Конотопское военно-авиационное училище. Там меня назначили укладчиком парашютов. Но помимо учёбы нам пришлось вести войну и с местным населением – чеченцами и ингушами, встретившими нас крайне враждебно.


Если можно, расскажите об этом подробней.

Уверен, вы знаете, что чеченцы издавна были настроены против русских, всю свою историю. И нападение немцев на Советский Союз они расценили, как возможность освободиться от влияния России. Причем хочу сказать, что так были настроены все, даже женщины и дети. Сами чеченцы дезертировали из армии либо избегали призыва. Кроме того, они принимали и размещали у себя немецких агентов, которых забрасывали в наш тыл. Но самое страшное, что они били нам в спину. Постоянно устраивали засады, и очень много наших ребят погибло от их рук. А прекрасное знание местности делало их почти неуловимыми. Расскажу вам один эпизод.

Однажды майор Беляков, командир эскадрильи, вылетел на разведку погоды. В горах он обнаружил лагерь чеченцев, прятавшихся после очередной вылазки. По возвращении, объявили боевую тревогу, нас посадили в машины и отправили на поимку этого отряда. Вскоре дорога на перевал стала сужаться, мы оставили машину, и группой из шести человек, под руководством майора Хорошева, стали подниматься вверх. В одном месте над дорогой возвышался огромный валун. Вдруг из-за него раздался выстрел и один из наших солдат упал. Снова выстрел – упал второй… Мы залегли, стали стрелять по камням. Комэск приказал мне обойти валун с тыла и снять стрелка. А ребята в это время отвлекали его снизу, надевали пилотку на винтовку и поднимали над головой. Я подобрался к стрелку на расстояние выстрела, прицелился между лопатками и головой, плавно нажал на курок. Он резко дёрнулся и затих. Но зная о коварстве горцев, я выстрелил ещё раз в спину, и только после этого подошёл к убитому. Оказалось, что моя первая пуля попала ему прямо в затылок и разнесла голову. Мы забрали у него короткоствольное ружьё, карабин, саблю, штык, патроны, и пошли дальше. Нашли место стоянки чеченцев, в нём ещё варилось мясо, а сама группа скрылась. Это был самый первый бой в моей жизни.

Вскоре после этого нас перевели в Гудермес, оттуда в Баку, а там погрузили на пароход и переправили в Красноводск. В итоге мы оказались на станции Урсатьевская в Узбекистане, где снова продолжили учёбу.

После освобождения Конотопа руководство училища побывало в городе, но организовать там обучение не представлялось возможным, он оказался сильно разбит. Тогда нас перевели в Новочеркасск. Там у нас произошёл трагический случай, из-за которого я вполне мог погибнуть.

Где-то в середине 1944 года на базу возвращался с боевого задания истребитель - Як. Вдруг у него загорелся двигатель, и лётчик покинул горящую машину. Но в воздухе он, видимо, потерял сознание и разбился. А дело в том, что его парашют укладывал я! По горячим следам меня решили отправить в штрафную роту. Но я смог убедить командование дать мне возможность доказать свою правоту и прыгнуть с парашютом погибшего летчика.

Я снял с него окровавленный парашют, рукой стёр кровь и куски мяса... Пока шёл к самолету, не чувствовал под собой ног. А в самолёте от волнения их стала сводить судорога. По команде лётчика я приготовился и прыгнул, выдернул кольцо в воздухе, почувствовал динамический удар. Поднял глаза вверх, и увидел над головой окровавленный купол парашюта… Когда приземлился, доложил начальнику училища о том, что материальная часть работает нормально. А потом меня подхватили ребята и стали качать. Командование училища приказало написать представление на награждение, а я даже и не думал ни о какой награде. Ведь если бы меня отправили в штрафную роту, то моих родных выселили в Сибирь… Поэтому мне легче было погибнуть, чем допустить разжалование и суд. На радостях я заявил начальнику училища, что ордена и медали ещё заработаю, только пусть меня направят учиться на боевого лётчика. Но лишь в конце года меня направили в лётную школу в станице Кавказская, это рядом с городом Кропоткин. Сдал свою должность укладчика девушке, которая пришла мне на замену, и уехал в училище.

Вот там мне очень сильно помогла моя любознательность, проявленная в предыдущие годы службы. Несмотря на то, что сам не летал, я всегда просил командование разрешения присутствовать на разборах полётов летчиков. Многое из их разговоров запомнил, и стал применять свои знания во время учёбы. Там же я встретил окончание войны. Вот и вся моя история…

За участие в Великой Отечественной войне я награждён медалями «За боевые заслуги» и «За оборону Кавказа».


Интервью и лит.обработка: А. Петрович

Рекомендуем

Великая Отечественная война 1941-1945 гг.

Великая Отечественная до сих пор остается во многом "Неизвестной войной". Несмотря на большое количество книг об отдельных сражениях, самую кровопролитную войну в истории человечества нельзя осмыслить фрагментарно - только лишь охватив единым взглядом. Эта книга предоставляет такую возможность. Это не просто хроника боевых действий, начиная с 22 июня 1941 года и заканчивая победным маем 45-го и капитуляцией Японии, а грандиозная панорама, позволяющая разглядеть Великую Отечественную во...

«Из адов ад». А мы с тобой, брат, из пехоты...

«Война – ад. А пехота – из адов ад. Ведь на расстрел же идешь все время! Первым идешь!» Именно о таких книгах говорят: написано кровью. Такое не прочитаешь ни в одном романе, не увидишь в кино. Это – настоящая «окопная правда» Великой Отечественной. Настолько откровенно, так исповедально, пронзительно и достоверно о войне могут рассказать лишь ветераны…

Мы дрались против "Тигров". "Главное - выбить у них танки"!"

"Ствол длинный, жизнь короткая", "Двойной оклад - тройная смерть", "Прощай, Родина!" - всё это фронтовые прозвища артиллеристов орудий калибра 45, 57 и 76 мм, на которых возлагалась смертельно опасная задача: жечь немецкие танки. Каждый бой, каждый подбитый панцер стоили большой крови, а победа в поединке с гитлеровскими танковыми асами требовала колоссальной выдержки, отваги и мастерства. И до самого конца войны Панцерваффе, в том числе и грозные "Тигры",...

Воспоминания

Перед городом была поляна, которую прозвали «поляной смерти» и все, что было лесом, а сейчас стояли стволы изуродо­ванные и сломанные, тоже называли «лесом смерти». Это было справедливо. Сколько дорогих для нас людей полегло здесь? Это может сказать только земля, сколько она приняла. Траншеи, перемешанные трупами и могилами, а рядом рыли вторые траншеи. В этих первых кварталах пришлось отразить десятки контратак и особенно яростные 2 октября. В этом лесу меня солидно контузило, и я долго не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, ни вздохнуть, а при очередном рейсе в роты, где было задание уточнить нарытые ночью траншеи, и где, на какой точке у самого бруствера осколками снаряда задело левый глаз. Кровью залило лицо. Когда меня ввели в блиндаж НП, там посчитали, что я сильно ранен и стали звонить Борисову, который всегда наво­дил справки по телефону. Когда я почувствовал себя лучше, то попросил поменьше делать шума. Умылся, перевязали и вроде ничего. Один скандал, что очки мои куда-то отбросило, а искать их было бесполезно. Как бы ни было, я задание выполнил с помощью немецкого освещения. Плохо было возвращаться по лесу, так как темно, без очков, да с одним глазом. Но с помо­щью других доплелся.

Показать Ещё

Комментарии

comments powered by Disqus
Поддержите нашу работу
по сохранению исторической памяти!