Родился 14/4/1914 года в еврейской сельскохозяйственной колонии Доброе, что находилась на территории Николаевской области. Отец был крестьянином-хлебопашцем, а мама, Клара Самуиловна, растила восьмерых детей. Нас в семье было три брата и пять сестер.
Колония Доброе было большой, в ней проживало 4.000 человек, и кроме евреев в Добром было много немцев. Период коллективизации был очень тяжелым для крестьян колонии Доброе, власти забрали всех лошадей, но оставили по одной корове на двор, но вскоре у нас и по всей округе начался настоящий голод. Я, после окончания семи классов школы, уехал в Николаев, где поступил на еврейское отделение кузнечного факультета машиностроительного техникума, и где получил специальность мастера по горячей обработке металлов. Все три года учебы в техникуме вспоминаются мне как период сплошного беспросветного голода. Хлеб тогда в стране распределяли по карточкам, и студентам полагалось только 200 граммов хлеба в день.
Многие просили горбушку, которую затем продавали на базаре за три рубля и на вырученные деньги покупался кусок сухой макухи, который рубился на три части, этим и питались. Студенческие столовые были отменены на период 1932- 1934 годы, как хочешь, так и выживай.
В 1933 году в области был большой урожай зерновых, так власти разрешили привлечь к уборке урожая лучших студентов. Меня и еще нескольких отличников учебы отправили на курсы комбайнеров, а затем в Бугский зерносовхоз, где мы проработали два с лишним месяца, получая хорошую зарплату, которая позволила хоть немного приодеться. После окончания техникума я до января 1936 года, до призыва в Красную Армию, работал в Херсоне, на заводе. В 1936 году меня вызвали в военкомат по повестке и сообщили о призыве, и решающим фактором стало то, что я имею среднетехническое образование.
– Где служили?
– Сначала я попал в Киевский ШМАС (школа младших авиационных специалистов), затем служил в авиачасти в Василькове Киевской области. В 1937 году я попал в число трех человек рекомендованных на учебу в Иркутской военной школе авиатехников, но все экзамены и комиссии успешно прошел только я один.
В начале 1940 я закончил Иркутскую авиатехническую школу (училище) с отличием, получил звание воентехника 2-го ранга, два «кубика» в петлицах. Наш выпуск был досрочным из-за войны с Финляндией, я вместе с товарищами был направлен на Финский фронт, но пока мы туда добирались, «зимняя война» закончилась. Я получил новое назначение - прибыть в Винницу к месту формировки 88-го истребительного авиационного полка.
– Как происходила формировка полка? На каких истребителях летал полк?
Какой, по Вашему мнению, была степень боевой подготовки летного состава до начала войны?
– 88-й истребительный полк формировался в Виннице с конца весны 1940 года, на базе 6-й отдельной авиаэскадрильи КВО. Полк получил истребители И- 16, и только через год одну из эскадрилий полка перевели ближе к границе, в город Станислав, осваивать новые истребители МИГ-3. Полк имел в своем составе до шести эскадрильей, в каждой эскадрилье по 12 самолетов, (четыре звена). Летный состав прибывал из Качи и Борисоглебска, а техсостав в основном был из выпускников Иркутского и Ленинградского авиатехнических училищ.
Первым командиром полка был Герой Советского Союза Федосеев, затем Булгаков, но перед самой войной на должность комполка к нам прибыл майор Маркелов, участник боев в Китае. Командирами эскадрилий были назначены опытные летчики Волков, Полянский, Чубаров, Дранник, несколько человек из них уже имели боевой «испанский» или «финский» опыт. Николай Дранник, например, был, до прибытия в наш полк, инструктором в летном училище. Старшим инженером полка был Миценмахер. Боевая подготовка летчиков 88-го ИАП была на высоком уровне, пилоты много летали, отрабатывали тактику ведения воздушного боя, а после возвращения полка с Первомайского воздушного парада 1941 года и до 22-го июня, учебно-боевые тревоги следовали через день.
Технический состав фактически не отдыхал, мы, образно говоря, уже забыли, где день и ночь, от самолетов не отходили, ведь от нас требовали, чтобы самолеты были готовы к боевому вылету в любое время. И когда командиру дивизии генералу Осипенко доложили, что технический состав физически измотан до предела и натурально валится с ног от усталости, то генерал отреагировал на этот доклад следующим предложением - «Если техник три раза попытался подняться и три раза упал, значит, болен. А если на ногах стоит, то пусть работает!»…
До войны мы находились на казарменном положении, а в июне сорок первого года полк находился в летних лагерях в Бахонике.
– Вы ощущали приближение войны?
– Все знали, что будет война с немцами, но этот проклятый пакт о ненападении сбивал людей с ориентиров, да еще комиссары в своих ежедневных «проповедях» повторяли – «Войны не будет. Надо верить вождю!», а мы слушали и помалкивали, хотя все понимали, что скоро, вот – вот начнется. И тем не менее, 21-го июня, на выходные, вооружение с самолетов было снято, а часть личного состав, в том числе и я, были отпущена в увольнительную.
– Первый день войны. Как вы его запомнили?
– 21-го июня вечером было разрешено отпустить в увольнение 15 % личного состава от каждой эскадрильи. Мы поехали в Винницу на танцы в только что отстроенный Дом Красной Армии («Дом Офицеров»), в два часа ночи вернулись в Бахоники, а в 4-00 утра наш аэродром уже бомбили. В первую бомбардировку не было потерь среди личного состава, но немецкой авиации удалось разрушить ангары, где на ремонте стояло несколько самолетов. Пока мы пытались понять, что произошло, пришел приказ привести полк в полную боевую готовность.
Утром над нашим аэродромом появился самолет, и силуэт этого самолета нам был ранее незнаком. Самолет сел, и из него вылез наш летчик Чивин, который был из эскадрильи находившейся в Станиславе. Чивин был в одних трусах и в майке, без парашюта, и с его слов он был единственный, кто успел взлететь со станиславского аэродрома, во время бомбежки, полностью уничтожившей все самолеты, находившиеся на этом аэродроме.
А потом полк вступил в боевые действия. Летчики гибли один за другим, мы отступали, многие находились в недоумении, в состоянии близком к шоку, как же так, почему мы отступаем… Настроение было убийственным, но все верили, что все равно, в итоге, Победа будет за нами…
В первые дни войны к нам на аэродром прибыл генерал Шелухин, заместитель командующего авиацией армии и приказал выстроить полк. Он держал речь, говорил о вероломстве немцев, нарушивших договор о ненападении, и призвал нас не жалеть своих сил и жизни в борьбе с врагом. Он дал нашему командиру полка коробку папирос марки «Триумф», а Маркелов сразу передал папиросы начштабу и сказал -«Положи в сейф. После войны выкурим»…
9-го мая 1945 года Маркелов, уже заместитель командира авиадивизии, прибыл в наш 159-й гвардейский ИАП (бывший 88-й ИАП), и приказал выстроить всех ветеранов полка, служивших в части еще до войны. Таких оставалось всего 16 человек: Герои Советского Союза летчики Князев, Карданов, а также мой «первый» летчик ГСС Петр Середа (который служил уже в другом полку, но специально прилетел к нам в этот день), и 13 человек технарей.
Мы построились в одну шеренгу, оркестр играл туш, и эту пачку папирос в торжественной обстановке вынесли к строю. И тогда мы, ветераны полка, каждый взяли по папиросе и выкурили их, вспоминая те страшные июньские дни 1941 года…
– По архивным источникам на 22/6/1941 в составе полка было 64 самолета, но еще упоминается и другая цифра – 71 истребитель, видимо, с учетом машин, находившихся на ремонте. Так получается, что из 60-70 летчиков первоначального состава до конца войны дожило всего 4 человека?
– Выжило больше. Кто-то выбывал по ранению, некоторые были сбиты и попали в плен, кого-то переводили в другие подразделения или списывали с летной работы. Всякое было. Я думаю, что за войну полк потерял не более трех летных составов.
– Вы за войну обеспечили и обслужили 740 боевых вылетов. Сколько летчиков пришлось потерять при таком большом количестве обеспеченных вылетов?
– Еще до войны я был прикреплен к истребителю летчика Петра Селиверстовича Середы. Он стал ГСС и после войны уже был командиром авиадивизии. После него недолгое время был один летчик, точной судьбы которого я уже не помню. Третьим моим «подопечным» был Герой Советского Союза Василий Князев. Это был настоящий ас, имевший на своем личном счету 29 сбитых немцев в 140 воздушных боях, и, я полагаю, что Князев является рекордсменом истребительной авиации в наших ВВС по количеству боевых вылетов, у него их было больше тысячи.
В мае 1944 года после завершения боевых действий в Крыму полк был переброшен в Белоруссию, а я остался выполнять специальное задание, и когда вернулся через четыре месяца в полк, то мне дали нового, «четвертого», летчика. Он погиб при посадке на аэродром при возвращении из боевого вылета. Видно, по тому как подлетал, что раненый, он не смог посадить самолет при первом заходе, пошел на второй круг, и, скорее всего, потерял сознание, так как самолет вдруг камнем полетел вниз и врезался в землю…
– У вас уникальная память, вы помните многих и многое. Давайте попробуем назвать фамилии летчиков полка, погибших в первый год войны в жестоких воздушных боях.
– Всех уже не вспомню… Погибли в сорок первом году – одессит Василий Липатов, комэск Николай Дранник, мой близкий друг Сеня Медник, политрук эскадрильи Родин, Трибушин, Юрий Русаков, Новиков, Козлов, Михайлов, Колесник, Иван Захаров, Крашенниников, Гусев, Деменок. Командир эскадрильи, прекрасный летчик, «испанец» Волков был сбит во время штурмовки, летчики видели, как его самолет упал в поле и скапотировал, а значит – убит…
Нет, всех вспомнить не получится… Кроме потерь, как я уже сказал, из первоначального состава полка несколько летчиков были в 1942 -1943 годах переведены в другие полки, например: Середа, Карасев, Гаранин, Батяев, которые воевали дальше, получили звание Героев Советского Союза и дожили до конца войны, или списаны по болезни и ранениям, как комэск Лактионов.
– Командиры 88-го ИАП. Что можно сказать о них?
–- За войну полком командовали два человека, и оба они были отличными летчиками и уважаемыми в полку людьми. Первый, Андрей Га