Нагорная (Васильева) Нина Тимофеевна

Родилась 3 октября 1922 года в деревне Муськово Кингисеппского района Ленинградской области. В Красной Армии - с 6 сентября 1941 г. В годы войны находилась на должности операционной медицинской сестры подвижного полевого госпиталя № 1 (позднее, в 1944 г., преобразованного в полевой хирургический госпиталь № 88), действовавшего в составе Приморской оперативной группы и 2-й Ударной армии (под командованием генерал-лейтенанта И.И.Федюнинского) на Ленинградском и других фронтах. Прошла путь от Невского "пятачка" через города и населенные пункты Ленинградской области, затем - через Эстонию, Польшу, Германию. Войну закончила в Берлине. Старший сержант медицинской службы. Демобилизовалась в 1946 г. Награждена медалями "За боевые заслуги", "За оборону Ленинграда", "За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг". После войны жила в Латвии, Литве, Калининграде, Советске, работала библиотекарем в частях Вооруженных Сил СССР. С 1975 года - в городе Нарва Эстонской ССР. Работала по специальности в средней школе № 1, затем - в Политехникуме. В Нарве в настоящее время и проживает.

И.Вершинин. Нина Тимофеевна, для начала расскажите о том, как вам жилось перед войной? Где вы в 30-е годы проживали и что делали?

Н.Нагорная. Я очень старая сегодня: недавно отметила свое 88-летие. Родилась я в 1922 году в деревне в Муськово, которая находится Кингисеппском районе Ленинградской области, недалеко от города Котлы. Мы относились к Великинскому сельсовету. Рядом с нами находился поселок Валгавицы: там был магазин, больница, школа. Ближе к Усть-Луге жили ижорцы. Но у нас в деревне ижорцев не было, проживали только русские... Училась я сначала в школе в деревне Великина, а потом продолжила учебу в средней школе в городе Котлы. Когда учебу закончила, то поехала поступать в педагогический институт прямо в Ленинград. Но там я проучилась всего полгода: меня вдруг с учебы сняли и направили работать в начальную школу на родину. Она находилась в деревне Керстово нашего Кингисеппского района. И там я работала до начала войны.

И.Вершинин. Скажите, а было ли в те годы предчувствие войны? Ее вообще ждали?

Н.Нагорная. Когда я училась в средней школе в Котлах и потом Ленинграде, как-то не задумывалась об этом. Потом, когда я работала в начальной школе, это предчувствие войны все же почувствовалось. Дело в том, что недалеко от нас находился военный городок. Моряки начали ходить, военные что-то засуетились. Так что нам было понятно: скоро начнется война.

Красноармеец м/с Нина Васильева, сентябрь 1941 г.

И.Вершинин. А как начался ваш путь в армии? Вас ведь призвали в 1941 году.

Н.Нагорная. Я помню этот момент. Уже вовсю шла война. Был сентябрь 1941 года. Сидим мы вместе с одной преподавательницей начальных классов. Тогда на первый - четвертый классы нас в школе полагалось два учителя. И вдруг к нам вбегает офицер и говорит: "Что же вы сидите? По вашей школе было уже прямое попадание". А мы тогда и не заметили, что в нашу школу, когда была бомбежка, попала немецкая бомба. А потом меня вызвали в военкомат. Военком посмотрел на мое дело и обратил вдруг внимание на то, что у меня закончены курсы медсестер в Рогове. "У-ууу, это хорошо! - сказал он мне. - Нам как раз медсестры нужны". И меня взяли работать в полевой подвижной госпиталь, который тогда только что организовался. Он входил в состав 11-го стрелкового корпуса Ленинградского фронта. А моя коллега-учительница уехала в Усть-Лугу. С тех пор мы с ней не виделись, больше я о ней ничего не знаю. Так что меня призвали в армию 6 сентября 1941 года. Все это записано в документах. Я получила военное звание. Потом быстро до старшего сержанта медицинской службы доросла. И сразу после этого за свое звание чуть повыше зарплату стала получать.

И.Вершинин. А что у вас был за госпиталь и как далеко он находился от передовой?

Н.Нагорная. Мы относились тогда к первой линии госпиталей, то есть, двигались сразу за фронтом, а уже потом за нами шли госпиталя второй линии - эвакуационные госпитали. Назывался наш госпиталь так - полевой подвижной госпиталь № 1. По штату у нас полагалось шесть основных врачей: хирург, терапевт, ухогорлонос и кое-кто еще. Госпиталь временный, поэтому работали мы в палатках. Все время проводили время у операционного стола. Работали почти без отдыха. В палатке у нас было отгорожено специальное место, где мы отдыхали. Так мы делали так: два часа там поспим, а потом снова беремся за работу. Но мы тогда никаких операций не делали. В то время шло отступление. Если к нам поступали тяжело раненые, которым требовалось делать срочные полосовые операции, мы срочно обрабатывали им раны и тут же отправляли их в эвакогоспиталь. Легкие раны обрабатывали постоянно: делали уколы и перевязки, накладывали шины, одним словом, делали первичную обработку и отправляли. Особенно много мы поработали в Керстово, когда отступали. С того времени столько лет прошло, многое позабылось... А потом мы со своим госпиталем попали на знаменитый Невский пятачок под Ленинград.

И.Вершинин. Стало быть, вы начинали лечить раненых под Ленинградом. Расскажите поподробнее, какая была там обстановка, на Невском пятачке-то.

Н.Нагорная. Мы постоянно голодали. Нам в сутки выдавали всего лишь по сухарю или кусочку хлеба. Но мы продолжали работать. Съедим по сухарю, выпьем стакан кипятку, - и снова беремся за дело. Очень помногу работали. А раненые ведь не спрашивали, кушали мы сегодня утром или нет, устали или нет. Их интересовало одно: как бы поскорее им бы оказали помощь. Всегда стонали: "Сестра, помоги-ииии!" Такая обстановка была: не знаешь, к кому и подойти. А нас было всего четыре медсестры, которые их обслуживали. Но мы молодые были и никогда им не отказывали. Я думаю, что случись сегодня война, наши молодые женщины не справились бы с теми задачами, которые нам тогда ставились. Но у нас начальником госпиталя был очень хороший человек. Фамилия его была Шапиро. По национальности он был евреем. Он старался поддерживать в нас боевой дух. Он понимал, как нелегко нам было работать. Еще замполит у нас был очень хорошим человеком, все время нас поддерживал. Но я хочу сказать, что офицеры и солдаты, которых к нам помещали, попадались очень мужественные. Я и сейчас удивляюсь, как они все это переносили.

Кстати, очень помогли нам в голод выжить именно врачи. По возрасту почти все они были пожилыми, имели своих детей в России. Их и призвали-то в армию в самом начале войны. Как офицеры они получали пайки, которыми нас и подкармливали. Хотя какие это были пайки? Хлеб, еще что-то, два кусочка сахару, вот и все. Помню, врач-ухогорлонос Василий Михайлович Сутеев всегда накрывал стол и говорил: "Девчонки! А ну-ка к столу!" Мы уже знали дни, когда они получали свои пайки и, как всегда, с нами делились. Я, кстати, сохранила два таких квадратных кусочка сахара. Они и сейчас у меня лежат. Но на самом деле этим мужчинам больше надо было кушать, чем нам. Мы, девчонки, все-таки намного легче переносили на себе голод!

А еще спасло нас то, что все мы жили и работали в госпитале очень дружно. Когда мы находились в ленинградской блокаде, делили каждый кусочек хлеба. Я тогда считала: "Доброта спасет жизнь". Она нам жизнь и сохранила. Так что ели мы эти кусочки сахара с хлебом, поддерживали друг друга. А обстановка, между прочим, очень тяжелая была. Нам приходилось бывать в том числе и в самом блокадном Ленинграде. У меня там три близких человека умерло от голода. Сначала трагедия случилась с сыном моей неродной тетки. Он от голода и слабости упал с четвертого этажа и погиб. Потом умер племянник. А потом от голода и сама тетка умерла. Там тогда в городе ужасные вещи творились: за кусок хлеба в Ленинграде можно было купить квартиру!

И.Вершинин. Каков был дальнейший путь вашего госпиталя после боев под Ленинградом?

Н.Нагорная. Мы были тогда приданы армии генерала Ивана Ивановича Федюнинского. Когда началась операция по прорыву блокады Ленинграда, мы, помню, прошли через Керстово на Кингисепп, затем оказались здесь под Нарвой. Я хорошо помню, что город был весь разбит, особенно капитально разрушена была его левая часть. А потом наш госпиталь сменил профиль и был преобразован в 88-й полевой хирургический госпиталь. У нас после этого уже начали делать операции. Мы к тому времени вышли уже на территорию Польши. Потом оказались в Германии. Войну я закончила уже в Берлине. Работой нас очень сильно тогда нагружали. Ведь в то время шло наступление, шли бои, постоянно поступали раненые. Каждый раненый хотел того, чтобы ему как можно скорее оказали помощь. Все просили о помощи. Мы не знали, с кого и начинать. Отдыхали всего по два часа. Потом нам объявляли: "Смена!" И мы снова продолжали работать. Нас настолько загружали работой, даже чересчур, что мы перестали даже чувствовать усталость. Даже за своим внешним видом как-то разучились следить. Мне, помню, начальник госпиталя Шапиро говорил: "Нинушка, когда будут сапоги нормальные? Ты все ходишь, ноги волочишь..". А у меня размер ноги был очень маленький - 40-й.

После войны я около года служила в армии. Демобилизовалась в 1946 году. Вышла замуж за капитана-артиллериста Николая Нагорного. Он закончил военное артиллерийское училище, прошел всю войну, был награжден орденами Отечественной войны 1-й и 2-й степени, Красной Звезды, ну и многими медалями. Его брат был адъютантом командующего артиллерией Группы советских войск в Германии. Мы познакомились с ним еще в войну. Но как познакомились? Он привозил к нам в госпиталь раненых, я их принимала на крыльце. Потом в Берлине встретились. Там же в Берлине и зарегистрировали свой брак. Так что у нас берлинское свидетельство. После войны он служил в армии. В запас уволился в звании подполковника. Но в 1982 году он умер после третьего инфаркта. Так что я 40 лет живу без него одна.

И.Вершинин. Приходилось ли вам за время войны попадать под бомбежки?

Н.Нагорная. А как же? Конечно, бомбежки мы испытывали. Первое время боялись, а потом как-то к этому привыкли. Помню, когда в первый раз началась бомбежка, шофера начали нам кричать: "Девчо-онки! Сюда прячьтесь!" Они нас тогда всех называли девчонками. А мы ими тогда и были. Нам всем по 18-19 лет было. И тогда мы бежали и прятались, как только могли. Но потом, когда нас снова бомбили, перестали и это делать, уже не так сильно боялись самолетов. Попадали мы и под обстрелы.

И.Вершинин. Потери у вас были от этого в госпитале?

Н.Нагорная. У нас за всю войну, сколько я помню, была одна-единственная потеря: во время бомбежки тяжело ранило одного нашего шофера и он потом умер. А так в основном все остались целы и невредимы. Хотя ситуации разные бывали. Вечером на поверках в дни, когда были бомбежки, часто говорилось: "Тот-то ранен, тот-то ранен!" Но особенно страшным был для нас голод. На Ленинградском фронте в госпиталях вообще чаще от него умирали, чем погибали от бомбежек и обстрелов.

И.Вершинин. Какие ранения у вас были наиболее характерными?

Н.Нагорная. Ранения, в основном, были в конечности: в верхние и нижние, в руки и ноги, в живот. Но никаких операций, когда находились под Ленинградом, мы не делали: сразу накладывали повязку и отправляли дальше в эвакогоспиталь. Как-то не до операций нам было! А уже потом, когда блокаду прорвали и наш госпиталь стал хирургическим, то делали и операции.

И.Вершинин. Донорством в госпитале у вас занимались?

Н.Нагорная. Я два раза сдавала кровь по 200 кубиков. У нас ведь, когда мы стояли под Ленинградом, не только не хватало медикаментов, но и даже кровезаменяющей жидкости не было. Мы только получали оттуда спирт. Так что дезинфекция полная была! Как сейчас помню, в 11 часов проводилась поверка. Выходит начальник госпиталя и говорит: "Девчонки! Нужна кровь! Крови нет. Что делать? Если мы от вас не возьмем кровь и не дадим ее нашим раненым, они погибнут. Причем из-за ран они выживут, а от потери крови погибнут". Он нас всегда звал девчонками. В армии тогда было так положено, что добровольцы в должны делать шаг вперед. Мы, девчонки, все шеренгой и вышли. У меня, правда, плохая была группа крови - третья. Но я все равно сдавала кровь. А у остальных были первая, вторая группы, которые очень нужны были нашим раненым.

И.Вершинин. Приходилось ли вам в годы войны лечить раненых немцев? От некоторых ветеранов-медиков я об этом, например, уже слышал.

Н.Нагорная. Конечно, приходилось. Но мы были безразличными к этому. Мы не думали о том, враг это или нет, для нас главным делом было вылечить человека, оказать ему своевременную медицинскую помощь. Даже если это немец, мы все равно обязаны были ему помочь.

И.Вершинин. Наши раненые как относились к тому, что лечили их врагов?

Н.Нагорная. Было сначала такое, что очень отрицательно это воспринимали. Ведь все таки тогда они наступали, а наши - отступали. Потом мы с ними поменялись местами: мы начали наступать, а они - отступать. Но потом все это как-то сравнялись, стали понимать: "Люди везде есть люди!"

И.Вершинин. Самострелы не попадали к вам в госпиталь?

Н.Нагорная. Вы знаете, я совсем не помню такого, чтоб к нам поступали самострелы. Но ведь дело в том, что мы не делали никаких операций. Ведь если самострелы и были, то они попадали бы к нам как легко раненные, им делали бы перевязку и отправляли дальше в эвакогоспиталь, а там бы все дело уже бы обнаруживалось. Мы ведь все-таки были госпиталем первой линии. У нас разгружали раненых, мы им оказывали быстро экстренную медицинскую помощь, после чего их отправляли дальше в тыл.

И.Вершинин. От некоторых бывших в военное время медиков я слышал, что раненым для успокоения давали спирт. Вы давали?

Н.Нагорная. Если к нам попадали тяжело раненные в грудь или голову, мы обязательно давали им выпить спирту. Но спирт использовали мы и для многих других целей. Сейчас, например, в больницах врачи и медсестры руки перед операцией обрабатывают водой с мылом, а только потом делают протирание. А тогда мы только спиртом их и обрабатывали.

Полевой подвижной хирургический госпиталь № 88. Старший сержант Н.Васильева - в первом ряду вторая слева. 1944 г.

Нина Нагорная (Васильева) со своим мужем капитаном Николаем Нагорным, 1946 г., Германия

И.Вершинин. Встречалась ли на фронте нехватка медикаментов?

Н.Нагорная. Конечно, встречалась, мы почти ничего не получали. Я прямо могу сказать: мы не готовы были к войне. Особенно в 1941-1942 году. То, как снабжались медикаментами немцы, и то, как снабжались ими мы, - это были две большие разницы. То же самое было и с их качеством. У нас не хватало всего: даже перевязочных средств. У немцев же было все консервированное. Вплоть до того, что ягоды они получали. Уже потом, когда в 1944 году мы прошли Прибалтику, стали получать трофейные немецкие медикаменты. Их, кстати, стерильные бинты или ваты были очень хорошими, перевязочный материал изготавливался, как я понимаю, десятилетиями.

И.Вершинин. Когда вы вступили в Германию, как мирное население к вам там относилось?

Н.Нагорная. Вы знаете, немцы относились к нам хорошо. Когда мы вступили в Германию, то стали жить у немцев на квартирах. Нас, несколько девушек, поместили жить к одному старичку-немцу, у которого два сына воевали и погибли на российском фронте. Он был хороший и добрый человек, относился к нам очень тепло. Всегда кушал вместе с нами. Когда мы, несколько девчат, живших у него, уезжали из Германии, он даже заплакал. Я запомнила его слова: "Ну все, теперь я совсем погиб. Вы для меня как родные дети были".

И.Вершинин. А общались с ним на каком языке?

Н.Нагорная. Я тогда неплохо знала немецкий язык. Сейчас уже позабыла его. Так что говорили по-немецки. Но он потом благодаря нам немного по-русски научился говорить. Я сейчас часто вспоминаю его. Он был такой добрый человек!

И.Вершинин. Какими наградами вы были отмечены в годы войны?

Н.Нагорная. У меня три боевых медали: "За боевые заслуги", "За оборону Ленинграда" и "За победу над Германией". После войны еще орденом Отечественной войны 2-й степени наградили.

И.Вершинин. Медаль "За боевые заслуги" вам дали за какие-то конкретные дела?

Н.Нагорная. Мы участвовали в боевой операции. За это меня и наградили. Мы же считались военнообязанными. У меня было воинское звание - старший сержант медицинской службы. Как-то несколько лет назад внук Вадик мне написал: "Бабуля, пришли мне награды". Я ему отправила их в Москву. Я ему еще отправила всякие военные документы, трудовую книжку, военный билет. Но одна копия из послужного списка у меня все же сохранилась.

И.Вершинин. Полагалось ли вам, как работникам госпиталя, носить боевое оружие?

Н.Нагорная. Никакого оружия не было у нас. Кажется, его нам выдавать полагалось, но мы его не брали. Да нам оно и не нужно было. Да к тому же, где его было носить? Мы все время ходили в халатах, которые поверх гимнастерок надевали. А с военной формой не расставались. Ведь мы давали присягу, а значит, считались военнообязанными.

И.Вершинин. Посылки приходили к вам в госпиталь от англичан и американцев по ленд-лизу?

Н.Нагорная. Мы их стали получать только где-то в 1944 году. Но тогда питание наше было уже нормальным и все это мы отдавали раненым. Да и зачем нам это было нужно, когда мы нормально уже кушали?

И.Вершинин. Кто из работников госпиталя вам особенно запомнился?

Н.Нагорная. Начальник госпиталя Шапиро, врач-ухогорлонос Сутеев. Но сейчас даже из молодых сестер почти никого не осталось. Два года назад умерла моя фронтовая подруга Валя Гиренко. Она тут и жила в соседнем доме. Она еще моя землячка, к тому же. (Гиренко Валентина Архиповна. Родилась 15 апреля 1924 года в деревне Павлово Кингисеппского района Ленинградской области. С ноября 1941 г. по май 1945 г. исполняла обязанности операционной сестры 88-го полевого хирургического госпиталя, прошла путь от Ораниенбаума до Берлина. Старший сержант медицинской службы. Награждена медалями "За боевые заслуги", "За оборону Ленинграда", "За победу над Германией". Скончалась в 2009 г. в Нарве. - Примечание И.Вершинина) Ее муж, Виктор Трофимович Гиренко, тоже познакомился с ней на фронте. Он был офицером, награжден многими наградами, в том числе и орденом Боевого Красного Знамени, по-моему. Но они как-то вместе демобилизовались и уехали из Германии намного раньше, чем я. Кстати, у них к тому времени сын уже родился в Германии. Тогда, кстати, многие наши девушки из госпиталя повыходили замуж и демобилизовывались. А я уволилась из армии только тогда, когда была объявлена полная демобилизация.

И.Вершинин. Как вы отметили в 1945 году День Победы в первый раз?

Н.Нагорная. Мы тогда, несколько девчонок, жили в доме у одного старичка. Собрались, отметили, посидели за столом с подругами

Нина Тимофеевна Нагорная, 1985 г., г.Нарва, Эстония

И.Вершинин. Как сложилась ваша послевоенная жизнь?

Н.Нагорная. После того, как в 1946 году демобилизовалась, еще на два года осталась на сверхсрочную работать в госпитале в Германии. Потом муж служил в армии артиллеристом, а я ездила, где проходили годы его службы, все время за ним. Так мы прожили в Литве и Латвии. В Литве, например, в 1948 году у меня родился сын. А работа все это время у меня была следующая. В каждой части, где служил мой муж, была библиотека, за которую всегда отвечал замполит. А так как я закончила библиотечную культпросветшколу в Калининграде, то меня все время назначали заведующей библиотекой. Замполиты мне все время попадались, как правило, хорошие, так что работалось мне очень даже неплохо.

А потом, когда мой Николай уволился из армии, нас выручил муж моей подруги, - Виктор Трофимович Гиренко. Он тогда работал в Эстонии, в городе Нарве. Должность его была тогда немаленькая - заместитель начальника строительного управления Эстонской ГРЭС. Мы тогда жили в Советске и испытывали постоянные неудобства с жильем. И вот, Гиренко нашел нам по своим связям женщину, которая собиралась поменять двухкомнатную квартиру в Нарве на однокомнатную - в городе Советске. Мы сюда с мужем тогда в 1975 году сюда и приехали. Дружили семьями. Но Виктор Трофимович перенес операцию и в 1982 году сразу после этого и умер. Ему было всего 60 с лишним лет.

В Нарве я где-то пять лет проработала в средней школе № 1. Ее директором был известный в Нарве педагог Леонид Густавович Климберг. Его еще за отличную работу и заслуги орденом Ленина наградили. А потом ко мне подошел директор Нарвского Политехникума Сергей Александрович Советников и сказал: "Ниа Тимофеевна, переходите ко мне работать!" И я стала работать в Политехникуме библиотекарем. Я за эти годы научилась хорошо печатать на машинке. В то время это было редкостью. Поэтому Советников часто поручал мне печатать для него доклады.

Так я и живу в Нарве. Сын предлагал мне переехать во Владимир. Но знакомые сказали: "Куда ты поедешь, Тимофеевна? Тебе что, здесь плохо живется?" Ну я и не стала переезжать. И правильно, кстати говоря, сделала. Неизвестно, как бы там моя жизнь повернулась бы.