8695
Медики

Степанян Сурен Иванович

Моего отца звали Ованес Баграмян. Он был революционером и хорошо знал русский язык, но грамотность у него хромала. Имел свой участок. В фургоне возил в город Нахичевань соль.

Позднее, его заставили вступить в колхоз имени Ворошилова. Занимался садоводством, а потом, в 1936 году, приехал сюда, в Ереван. Когда я был на фронте, отец скончался.

Сколько классов вы окончили перед войной?

— Восемь. А потом поступил в Ереванский медицинский техникум. Отлично окончил, с красным дипломом, мне должны были присвоить звание старшего сержанта медслужбы. Якобы, мне хотели только хорошего, но взяли в Краснодарское пулемётно-миномётное училище.

Вы владели русским языком перед призывом в армию?

— Да. У нас русский и немецкий был. Но владел русским языком плохо.

Как вы узнали о начале войны?

— В тот день я работал в саду с отцом, помогая ему. Позднее, к нам пришёл человек и сказал, что одно дерево необходимо спилить, чтобы провести провода. Мы у него спрашиваем: «Какой провод?». — «Знаете, что немцы напали на Союз? Война идет», — отвечает он. Мы удивились: «Как война?». — «Иди домой, узнай», — говорит мне отец. Я пошёл, уже смотрю – народ на остановке разговаривает, где трамвай был у нас. Это было 22-го июня 1941 года.

Как изменилась жизнь в Ереване после начала войны?

— Народ первым делом начал скупать продукты. “Трудно будет”, – сказали тогда. – “Как будет?”, “Что будет?” — многие задавались в тот момент этими вопросами.

В Армении шесть дивизий дислоцировались. Одна из них стояла в Ереване, чтоб защита была, если что-нибудь. Пограничные войска защищали Родину.

Карточки ввели?

— Да. Тем, у которых маленькие дети имелись, а также беременным женщинам – им всем особые карточки давали на масло и молоко.

Зима 1941-1942 годов была тяжёлой?

— Сперва не очень тяжело было, а потом, когда приехали эвакуированные из Украины то поднялись цены, и жить стало немножко трудно. Самое главное - это то, что никто от голода не умер. У нас в семье лучше было, даже другим помогали.

Кормились с сада?

— Нет, сад был разрушен и урожая не приносил. Главное, что зерно у нас тогда было. Отец в селе работал, а я из армии помощь оказывал.

Вы окончили медицинский техникум в 1942 году?

— Я успел окончить медицинский техникум 15-го мая 1943 года. Сразу хотел пойти служить по своей специальности. Диплом я получил, а чтобы оформить звание, мне сказали: «Иди в Краснодарское училище, там шесть месяцев будешь учиться». Два месяца учился там.

Кто хорошо не овладел русским языком, тому учиться было трудно. Я спортсменом был, а язык не мог хорошо выучить.

На миномётчика учились?

— Да. В Краснодаре было пулемётно-миномётное училище. Однако нас рассортировали и отправили ещё на полтора месяца в подготовительную школу. Оттуда меня на фронт и отправили. Моё счастье, что я попал в Первую Пролетарскую дивизию – это парадная дивизия, которой командовал генерал Крейзер.

Кем вы служили?

— Командиром санитарного взвода в звании сержант. На фронте я показал свой красный диплом. Сказал: «Прошу, закрепите меня к какому-нибудь санвзводу, чтобы я мог ориентироваться. Я отлично окончил, но я теоретик, а не практик. Мне надо изучить, посмотреть. Если жив останусь, приму эту должность».

Через несколько дней был первый бой, мне сказали: «Бери должность сейчас» и сразу назначили командиром санитарного взвода. Офицерское звание уже после войны присвоили.

Великие Луки взяли, Городок. Командовал фронтом Баграмян – Первый Прибалтийский фронт. Надо было штурмом взять Витебск. Там ужасно получилось. Продвинулись километров на семь-восемь, близко совсем, но взять не могли.

Это было зимой 1944 года?

— Да. Мы подошли к прибалтийской стороне, там озеро Именец. В Белоруссии, возле Витебска, есть город Орша, когда началась операция, наша 11-я гвардейская армия под командованием генерала Галицкого, передала нас Третьему Белорусскому фронту. Командовал генерал армии Черняховский.

Началось освобождение Белоруссии, прорвали там оборону врага. Болото там. Знаете, “Украина – золотая была, а Белоруссия – родная, так говорят”. После битвы под Москвой, дивизия заслужила наименование Московской. Когда взяли Минск, к названию добавилось “Минская” - Первая Московская-Минская, первой вступившая с Восточной Белоруссии на немецкую землю. Сразу вышел приказ Сталина, что Первая Московская дивизия первая перешла немецкую границу. Нам всем благодарность от Сталина объявили, всей дивизии. Первым зашел полк комбата Фомина. А потом уже наступали.

Когда был убит Черняховский, командование принял Василевский. Мы уже наступали на Кенигсберг. Два месяца зимой не могли его взять. Пригород весь взяли, ну, а к городу подойти невозможно было. А потом приехал Баграмян. В начале апреля, он принимал фронт. Город бомбили сразу 700 самолётов. Три дня бомбили. Три дня. Комендантом города был генерал-полковник Отто Лаш. После бомбардировки началось наступление, и город мы взяли. Начали наступать на Пилау. По дороге пробка. Вдруг вижу машину Баграмяна. Он здоровый был. Мне говорят: «Так подойди, твой земляк, поговори». Я говорю: «Какие со мной разговоры?». Такой человек, шинель была надета на него, генеральская. Я говорю: «Кто он, и кто я?» А мне говорят: «Он твой земляк!» «Баграмян?» «Да». Я его не видел, откуда я знаю?

Как была организована медицинская служба?

— В каждом батальоне был санитарный взвод. Наша задача оказать первую медицинскую помощь. В бою или обороне, санитары, санинструкторы на месте первую помощь оказывают, а потом приводят раненых к нам. Тех, которые тяжёлые – уже привозят или приносят. Переломы бывают открытые, ранения сложные, ранения позвоночника, открытые живота. Случалось, что раненый держит свои кишки и приходит пешком.

Первую помощь правильно надо оказать. Сразу делали противостолбнячные уколы. Часто раненые в шоковом состоянии находятся, даже боли не чувствуют. Выводили из шока уколом морфия прямо в живот, подкожно. Если ранение в конечности с переломами, то накладывали шины. Они разные были: шина Дитерихса, сетчатая шина – крутится, как бинт, фанерочная шина. Кроме этого, сердечнососудистую систему надо поддерживать – камфару давали, кофеин. Трудные ранения – пневмоторакс: это когда пуля проходит насквозь сквозь легкие. Надо отверстия закрывать, чтобы человек мог дышать.

После оказания первой помощи, раненого отправляли в медико-санитарный батальон – медсанбат, это дивизионный уже. Оттуда в корпусный, армейский и в госпиталь, за тысячу километров могли увезти.

 

Степанян Сурен Иванович, великая отечественная война, Я помню, iremember, воспоминания, интервью, Герой Советского союза, ветеран, винтовка, ППШ, Максим, пулемет, немец, граната, окоп, траншея, ППД, Наган, колючая проволока, разведчик, снайпер, автоматчик, ПТР, противотанковое ружье, мина, снаряд, разрыв, выстрел, каска, поиск, пленный, миномет, орудие, ДП, Дегтярев, котелок, ложка, сорокопятка, Катюша, ГМЧ, топограф, телефон, радиостанция, реваноль, боекомплект, патрон, пехотинец, разведчик, артиллерист, медик, партизан, зенитчик, снайпер, краснофлотецПенициллин к вам поступал?

— Да, но пенициллин был американским. Наш пенициллин сперва был желтоватым, а позднее и белый появился. Что касается лекарств, то их существовало множество. Болеутоляющие поступали, а также кишечные.

Какие отношения были с однополчанами?

— Мы дружили. Один Давид был с Батуми – грузин, Иван Перковский – из Алма-Аты и Иван Каргатский. Все они были старшими лейтенантами, а я младшим. Но моя зарплата была больше чем у них, потому что я командовал санвзводом, а они фельдшерами были. Ивана Каргатского потом убило. Они пошли за часами к мёртвым немцам, ничего нам не сказав. Потом смотрю – несут труп. “Что случилось?”, — спрашиваю я. Сказали, что просто пошли посмотреть. Ну, человек погиб.

Как действовало ваше подразделение на фронте?

— Когда Нарву форсировали, там бои местного значения шли. Мы часто заходили на передний край, туда, где идёт бой, чтобы тяжелораненые не остались. Начальник медсанбата майор, часто говорил: «Не ходи туда, куда тебе не надо! Молодой, ты не знаешь, что случиться может.». Когда начинались контрнаступления немцев, наши отступали немного – редко, но случалось. А потом вышел приказ: «Все – живые, раненые – не более двух часов на переднем крае должны быть». Если санитары, санинструкторы не успевают, приходит комбат и даёт солдат, они приносят раненых ко мне, а потом, постепенно, распределяем одних в санчасть, других – туда. Близко стояли, где-то километр до санчасти. Иногда происходило так, что стояли 3-4 километра от фронта. Если удобно выставить, то ближе.

Внезапные проверки случались?

— Они часто с проверками приходили. Как-то раз Иван пришёл ко мне и говорит: «Главврач фронта, генерал Бугевич сейчас придёт к тебе». Ну, до этого был главврач армии Потапов. «Пусть приходит», — говорю я. «Ну, ты там себе порядок наведи». «Что есть, то и есть. Что выдумывать?».

Не прошло и полчаса, смотрю, идёт две ЛК машины. Через полчаса сигналы дают, я вышел, руку подал. По закону я не имею права руку подавать. Он если подаст – это другое дело, а я не имею права. Сделал это автоматически, главврач всегда здоровается. Он мне: «Что ты, не знаешь закон?» Я говорю: «Знаю». «А зачем тогда подаёшь, может, я не хочу с тобой за руку здороваться?» Я говорю: «Извините. Привык, главврач всегда здоровается». Он строго так посмотрел. Я вытянулся. «Ты мне в первую очередь покажи, где принимаешь». Спрашивает: «Ты что? Спортсмен?» «Так точно, товарищ генерал, я гимнаст». Ну, он посмотрел туда, сюда. А мы марганцовку дали прям, что обжигала. Он: «Это что такое? Марганцовку дали пить?» «Так точно, товарищ генерал, как дезинфекционный препарат. Слабый раствор приготавливаем и даём. Иногда, если поносы бывают. Если там дизентерия, то уже госпитализировать надо». Брюшной тиф, карантин был. Ну, потом других солдат смотреть пошёл. Рядом главврач армии.

Я говорю: «Невозможно туда пройти» Он: «Как?» «Немцы, как заметят генерала, они сразу попытаются запугать». «Ты боишься пойти туда?» – так он мне сказал. Я говорю: «Нет, я уже два раза ходил туда сегодня. Если надо, в третий раз пойду, и в четвёртый раз тоже пойду».

У нас паспорт был, в котором написано – что дезинфицировать, объем и сколько раз в день. Если с одеждой что-нибудь случилось, её меняют. Армейскую баню врач контролировал: душ работает пять минут, солдат заходит, душ принимает, выходит, нижнее белье одевает. Оно меняется, а верхнее – после жара.

Генерал пошёл, всё посмотрел и захотел сменить одежду. «Товарищ генерал, что вы меня заставляете? Я за вас отвечать буду», — говорю я. Как можно генеральскую одежду менять? Хотел было сказать: «если хотите, дам одежду рядового». Позже решил, что не буду его раздражать. Он проверил санитарку, она хорошо ответила, чисто. И вот уже он подал мне руку.

На следующий день я один раз сходил на передний край, а потом возвращаюсь и вижу, сидит наш главврач, а рядом подполковник Стипченко – заместитель командира полка по политической части. Он сидит с Галицким. Подхожу, и они оба встают. Подают первыми руки. Подполковник Стипченко говорит: «Сурен, вчера у тебя был главврач фронта». Думаю, что, наверно, сейчас я получу.

Вдруг подполковник улыбается: «он сказал: передайте младшему лейтенанту Степаняну от меня благодарность. Я сколько фронтов проверял, сколько санитарных взводов проверил, он занял первое место. Благодарность объявите ему».

Галицкий уже после того, как Кёнигсберг переименовали в Калининград, когда немцев прогнали, организовал спортивный взвод гимнастики. Кто до этого занимался, попали в окружную команду. Четверо нас попало туда. Спортивный зал открыли. Были там генералы, полковники, все очень довольны остались. Но у нас даже мастера не было, все перворазрядники были. Говорит: «Вы четверо открыли этот спортивный зал, ваши имена здесь золотом будут писать». Ну, конечно, там на какой-то доске было написано.

Как пересекали германскую границу?

— Нам 18 километров осталось до границы Восточной Пруссии. Наш батальон на автомобилях сидел, два пулемётчика в составе. И приказ, чтобы совершить прорыв, раненых и убитых оставить на машинах. Ну, что же, прорыв сделали. Потом приказали снять их с машин. И вот на себе снимали. Убьют или что-то – об этом даже не думал, молодой был. Но страх каждый имел. Просто не представлял, что меня может убить.

А утром была бомбёжка и воздушный бой. Ну, а когда воздушный бой, когда немцы бьют, когда наш самолёт подбит уже, пехота начинает наступать, чтобы пилот не попал к фашистам. Часто так спасали лётчика. Однажды пилот с переломом позвоночника лежал. Мы ему шину наложили и сразу отправили в медсанбат.

Как прошла первая встреча с немецким населением?

— Знаете, большинство населения в подвалах пряталось. Тогда были трёхэтажные и пятиэтажные дома. Так вот, говорили, что немцы стреляют, а потом видят, что война уже закончилась, переодеваются в гражданское. А старики и старухи – они в подвалах. Заходя, мы их не трогаем и они нас не трогали. Бывало, что немец в плен попал, так и ему первую помощь оказывали. Это потом уже его судить или расстрелять могут – это меня не касалось.

Другой случай произошёл, когда к Кёнигсбергу подошли. Мы разместились на территории крупной электростанции. В том числе и штаб полка. Привели одного, ходячего немца. Так даже внимания не обратил, бинтовали - делали всё, что положено. Потом один говорит: «Он же немец». «Ну, да, немец. Ну и что, что немец, он же человек». Потом отправили его.

Под Пилау много населения было: женщины, дети. Всех организовали, чтобы дать возможность как-то накормить. В порт мы зашли без боя. Там рядом была дача Геринга. На этой даче у нас медсанбат стоял, шла подготовка врачей. Я и три фельдшера в этом участвовали. Видимо, командование считало, что мы немножко лучше подготовлены. Те сестры, которые военными были, уже потом стали вольнонаемными сёстрами. Каждые три дня мы дежурили, суточные. Стационар у нас был, клали в палаты: офицерские и сержантские.

Там полоса леса, ширина полтора километра, длина 7-8 километров. Две дивизии не могли прорвать оборону врага. Наша Первая Московская дивизия смогла совершить прорыв. Там ужасно было. Командир корпуса погиб в блиндаже. У меня санитарка была – Лена Ковальчук, ей хотели присвоить звание Героя Советского Союза, но не успели, погибла.

После Белау брали морской порт. Война для меня окончилась 25 апреля. Позже вернулись и стояли в Кёнигсберге. Там карантин был. Семнадцать случаев брюшного тифа – комиссия, проверка. Когда комиссия приходит – никто не может подойти, там часовой стоял. Или я должен подойти, или командир полка – только тогда часовой мог пропустить. Проверяли столовую - проверяли всё. Позже поехал в отпуск, заболел, а потом демобилизовался.

Наркомовские 100 грамм выдавали?

— У нас спирт-то всегда был. Кроме этого, нам зимой сто грамм положенных выдавали, но я не пил. Холодно, в Белоруссии зимой идёшь, минус сорок градусов. Шапка-ушанка, а лицо горит. Я не пил.

Вообще не пили?

— Совсем. А как приехал сюда, постепенно начал.

У вас были желающие, которые хотели воспользоваться наркотическими препаратами?

— Нет. Ведь какой порядок, по рецепту пишешь – идёшь и получаешь. Хотя в армии морфия было предостаточно. Потом он трофейный был, сколько хочешь.

Трофейный морфий?

— И морфий, и другие препараты. Даже сульфидин у немцев присутствовал. Мы не понимали что это такое, на их языке написано. Если бы на латыни было написано, тогда другое дело. А у нас и гонорея была, и сифилис был - заразы было очень много.

 

Степанян Сурен Иванович, великая отечественная война, Я помню, iremember, воспоминания, интервью, Герой Советского союза, ветеран, винтовка, ППШ, Максим, пулемет, немец, граната, окоп, траншея, ППД, Наган, колючая проволока, разведчик, снайпер, автоматчик, ПТР, противотанковое ружье, мина, снаряд, разрыв, выстрел, каска, поиск, пленный, миномет, орудие, ДП, Дегтярев, котелок, ложка, сорокопятка, Катюша, ГМЧ, топограф, телефон, радиостанция, реваноль, боекомплект, патрон, пехотинец, разведчик, артиллерист, медик, партизан, зенитчик, снайпер, краснофлотецБольных отправляли или у себя лечили?

— Гонорею лечили у нас. Марганцовка и стрептоцид, промывали 15 суток, даже месяц. А с сифилисом уже госпитализировали.

А специальный венерический госпиталь был?

— Да, был.

Что такое «молочный» укол?

— Молочный укол поднимает температуру тела до 39-41 градуса. Такая температура держится на протяжение трёх дней для того, чтобы убить гонококки. Но мы не занимались этим.

Сколько было человек в санитарном взводе?

— Пять человек. Санитарный взвод имеет четыре роты, в каждой три санитара – это двенадцать человек. Кроме этого, у меня в санвзводе ещё пять человек. Вот это всё. Маленький взвод присутствовал ещё, например, автоматчиков. В стрелковом взводе, обычном, сорок человек может быть.

Женщины часто были санинструкторами?

— Да. Были и санитарками, и санинструкторами, и медсёстрами.

Правда, что женщина могла вытащить мужчину с поля боя?

— Конечно! Вот, например, Лена Ковальчук, про которую я говорил - «зверь» была.

Что значит «зверь»?

— Это значит, что таких мужчин она таскала на себе, на шее. Ведь зимой у нас тогда санок не было. Лезла везде на край, хоть стреляй, хоть что. И связистки рядом находились.

Наступали часто?

— Ежедневно наступали, иногда и ночью.

Как обычно происходит наступление?

— Штаб пошёл, и я пошёл с ними. Со мной всегда санитарка и санинструктор. Те, которые в ротах, на машинах. Однажды меня старшина задержал. Говорит: «Давай, мёд покушаем, а потом успеешь». Он как-то достал у пчёл мёд, принёс, мы немножко перекусили, и я пошёл по тропинке. Смотрю, разведчики проходят. Старшим у них сержант Степан. Они мне: «Доктор, куда ты идёшь?». Я отвечаю: «Батальон пошёл, иду за ними» «Не ходи. Видишь, там в кустах?». А там, метров 200-250 – немецкий бронетранспортер стоит. Я им: «Да что там!». У меня такой характер, если что-нибудь решил, значит – все. Они мне: «Если так торопитесь, ладно, но давайте немножко покушаем» - «А что у вас?» - «У нас мёд». Пришлось отказаться.

А потом смотрю – трассирующие пули. За нами уже идёт штаб полка. Он всегда в тылу находится. Ну, мы собрались и пошли к нему. Там начальник штаба командовал. Я ему говорю: «Товарищ майор, а когда обед? Время обеда, почему не приносят? Надо людей кормить». И он согласился. Позже третий полк освободили, они окружены были.

Они попали в окружение?

— Да. На несколько часов. Полковник Иванников потом получил генерала, а затем и Героя Советского Союза. Утром наши отступали, тот полковник стоял и кричал: «Стоять, стоять!».

Один раз генерал-лейтенанта, командира округа встретил. Он проверяющим был. Проверял, чтобы у нас отравлений не было, чтобы всё качественно было. Суточная норма была.

Отбирается и закрывается?

— Да. Утром это снимаем и новое ставим, то есть суточное. Если что-нибудь не то, сразу будет понятно.

Случаи самострелов были?

— Были. Уже когда из Белау вышли, то Давид приходит с двумя девушками и говорит: «Сурен, земляки!». — «Какие земляки?», — говорю я. Смотрю – одна армянка, а другая грузинка. Они с фронта Баграмяна, Первого Прибалтийского, когда соединились уже с Третьим Белорусским. Завязался разговор с девушками. Вдруг меня вызывают – самострел в нашем батальоне. Прихожу, там трое сидят – заседатели. Подписали приказ. Проверяющий был. «Судья сейчас, – думаю, даст 10 лет в трудовом резерве за прострел или штрафной батальон». Если в штрафной батальон пойдёт, то это снимает судимость. Судья говорит: «Ну, что будем делать?». Я говорю: «Ну, что делать?». Он хочет расстрелять. «А почему расстрелять?» «Это измена Родине». Я говорю: «Знаете, пусть пойдёт на 10 лет, бесплатно будет работать 10 лет человек. Пусть пойдёт в штрафной батальон, он оправдает себя. Уже помилование». Много было таких случаев. А если так всем делать расстрел, это не тот случай. Мы подписали 10 лет трудового резерва.

Вы отправляли посылки?

— Да. Рис, одежду, сахар песок, например. Зарплату отправлял, когда аттестат оформили.

Какие, в основном, были ранения?

— Пулевые и осколочные.

Вы встречались со смертью в бою?

— Да, помню два случая. Иногда санинструктора на передовую уходили. Человек в шоковом состоянии сам пришёл, молча сидит. Смотрю, а там открытая рана вдоль предплечья. Я на него посмотрел, удивился, сразу болеутоляющее сделал.

Также нижние и верхние конечности отрывало. Например, если аорта перебита, то спасти человека было уже невозможно. Помню, было наступление, так один стоит, держит винтовку, а из головы фонтаном бьёт кровь. Он держит винтовку и постепенно опускается. Побежали ему помочь, а он уже всё, убит.

 

Бывали случаи сумасшествия?

— Не встречал.

Симулянты встречались?

— Нет. Только один замполит был симулянтом. Царапнул где-то, приходит ко мне и там лежит. Его фамилия была Бугара; приходит и говорит: «А, меня ранило». — «У тебя царапина!», — отвечаю ему. Он несколько дней у меня лежал, чтобы не пойти туда.

У вас были вши?

— Да.

Как боролись со вшами?

— Всё снимается, проверяется и дезинфицируется. Вши были даже в нижнем белье. К нам приходили женщины, которые стирали руками. Они обычно приходили утром, на завтрак, а мы, по форме № 20 - вся рота стоит и раздевается, даже зимой. Солдаты начинают ругаться, что, мол, зимой раздеваемся. Проверяем – снова есть вши. На второй день уже снова появлялись вши. Баня далеко находилась – два-три километра.

Такие процедуры были каждый день?

— Да. Иногда в обороне стоим несколько дней. По три-четыре дня бани не видали. Вшей находили очень много, но сыпняка не было. Сколько нас проверяли, но такого случая никогда.

Случаи холеры были?

— Не было.

Как вас восприняли в армии с учётом того, что вы не очень хорошо знали русский язык?

— Очень хорошо восприняли, приветливо. Среди нас даже один грузин был – врач-капитан Катавидзе. Он совсем не знал русского языка. И что сделал? После бани он брился и смазывался от лобковых вшей. И вот однажды приходит, врач смотрит и назначает ему препарат. Капитан спрашивает: «Как эта болезнь называется?» Иван хохмит: «Мандавошка называется». На следующий день его снова вызвал. Медсестре: «Маша, смажь ему». — «А что там такое?», — «Мандавошка». - «Доктор, как мандавошка? Что вы такое говорите! Это же лобковые вши!» Катавидзе потом на этого Ивана напал: «Что ты творишь? Что ты мне сказал?» Иван смеётся: «Я, доктор, шутил!» Вот такие случаи были!

С вами так не шутили?

— Нет. Я уже научился правильно говорить, а если что-то не знал, то не показывал вида. Иван Куликовский хорошо знал мою тактику. Он что-то начинает рассказывать, а я – как будто знаю. А потом Ивану говорю, что я этого не знаю. «Как ты не знал?», — спрашивает он. — «Просто не знал, что это», — отвечаю ему. — «Да не может быть!», — восклицал Иван. — «Если бы я знал, я бы тебя не спросил», — говорю я.

И потом, фельдшера как-то всегда выше стояли. Я от них многому научился, а они меня очень уважали. Потом видят, что ты храбрость имеешь, дело свое хорошо знаешь. Ценили меня. Я кавалер Красной звезды.

У вас за войну три ордена Красной звезды?

— Да, это боевые награды. И юбилейный Орден Отечественной войны.

Но это я не считаю. Кроме того медали «За взятие Кёнигсберга» и «За Победу над Германией».

Как сложилась ваша судьба после войны?

— После войны я работал врачом.

Интервью: А. Драбкин
Лит.обработка:Д. Лёвин

Наградные листы

Рекомендуем

Ильинский рубеж. Подвиг подольских курсантов

Фотоальбом, рассказывающий об одном из ключевых эпизодов обороны Москвы в октябре 1941 года, когда на пути надвигающийся на столицу фашистской армады живым щитом встали курсанты Подольских военных училищ. Уникальные снимки, сделанные фронтовыми корреспондентами на месте боев, а также рассекреченные архивные документы детально воспроизводят сражение на Ильинском рубеже. Автор, известный историк и публицист Артем Драбкин подробно восстанавливает хронологию тех дней, вызывает к жизни имена забытых ...

Великая Отечественная война 1941-1945 гг.

Великая Отечественная до сих пор остается во многом "Неизвестной войной". Несмотря на большое количество книг об отдельных сражениях, самую кровопролитную войну в истории человечества нельзя осмыслить фрагментарно - только лишь охватив единым взглядом. Эта книга предоставляет такую возможность. Это не просто хроника боевых действий, начиная с 22 июня 1941 года и заканчивая победным маем 45-го и капитуляцией Японии, а грандиозная панорама, позволяющая разглядеть Великую Отечественную во...

История Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. в одном томе

Впервые полная история войны в одном томе! Великая Отечественная до сих пор остается во многом "Неизвестной войной". Несмотря на большое количество книг об отдельных сражениях, самую кровопролитную войну в истории человечества не осмыслить фрагментарно - лишь охватив единым взглядом. Эта книга ведущих военных историков впервые предоставляет такую возможность. Это не просто летопись боевых действий, начиная с 22 июня 1941 года и заканчивая победным маем 45-го и капитуляцией Японии, а гр...

Воспоминания

Показать Ещё

Комментарии

comments powered by Disqus