В армию я ушла добровольно, на следующий день после начала войны. Сначала я была в прачечно-дезифекционном отряде, была командиром взвода, где были одни мальчики. Совсем молоденькие. Когда начались бои, всех этих мальчиков забрали. Некоторые из них потом встретились мне - в Польше уже. В полк 20-й дивизии НКВД я пришла в сентябре 1942 года, когда они вернулись с Невского пятачка на переформирование. Меня назначили сразу в санроту 314-го полка НКВД. Я сразу стала санинструктором. Мы готовились, учились ползать и так далее. Боевых действий сначала еще не было. Боевые действия начались, когда мы заняли оборону на Карельском перешейке, против финнов. Наш полк стоял в районе Белоострова, восьмой полк - в районе Мертути, седьмой - в Сестрорецке. Сначала копали окопы, строили рубежи. Тогда же к нам пришли артиллеристы, саперы, все другие службы дивизии.
Моя работа была выносить раненых, оказывать первую медицинскую помощь. Сначала я была в санроте, потом меня перевели в батарею сорокапяток. Потом в батальоне была. Когда говорят, что у нас двадцать третья армия была невоюющая армия - это неправда. У нас было очень много разведок боем, и просто разведок. Одну нашу разведку (я в ней не участвовала) финны засекли, открыли огонь, прямо на проволоке остались трупы висеть. Я запомнила одного мальчика из этих разведчиков - мы его сумели вытащить и похоронить. Его фамилия была Шкловский, украинец, из Кременчуга. Я его запомнила потому, что до войны в Кременчуге бывала. Он единственный, других не вытащить было, не подойти, очень сильный огонь.
Один раз я участвовала в разведке перед наступлением, в феврале 1943 или 1944 года. До этого мы очень много дней дежурили, наблюдали, смотрели. Я попала в эту разведку потому, что до этого Шуру Кочневу ранило, и разведчики остались без санинструктора, и нас вдвоем с Лизой Евстигнеевой послали им в качестве замены. Саперы нам сделали проходы. По льду переползали через реку Сестру. Перед той разведкой мне так стало страшно, что я поняла, что не смогу сама выбраться из траншеи. Я попросила ребят просто выкинуть меня из траншеи, перекинуть через бруствер. Группа захвата во главе с командиром взвода разведки прошла первой, я была в группе обеспечения. Еще там была группа прикрытия. Наши дали отвлекающий артналет, и сначала мы просто лежали на льду. Это был февраль, Сестра хоть и была замерзшая, но на льду была вода. Лизу Евстигнееву оставили на позициях - она высокая девушка была, метр восемьдесят, я-то поменьше.
Те разведчики, что шли впереди, надевали что-то вроде панцирей на ватники, и перед разведкой шнуровались. Как раз я пришла к ним в землянку, когда они надевали эту броню. Он как-то не мог надеть эту броню, и ругался. Ему ребята говорят: «не ругайся, Женя пришла». Его как раз в этой разведке убило. Второго ранило еще, я прямо там наложила жгут, очень сильное кровотечение было. Притащили здоровенного унтера, привели его в землянку. Там как раз Лиза Евстигнеева сидела. Финн очухался, и на нее с ножом кинулся - там же не видно было, парень это или девушка. Лиза была первой, кого он увидел. Ему дали по руке, и схватили. Очевидно, у него был с собой нож. Тогда нас наградили - двум ребятам из разведгруппы дали Орден Красного Знамени, мне дали медаль «За Отвагу» а Лизе дали «За боевые заслуги». Мы были первые девушки из санроты, кого наградили.
А дальше - мы часто ходили на передний край, нас направляли по очереди. Наша санрота стояла между станциями Дибуны и Белоостров. Мы еще ссорились, кому первой идти. Когда началось наступление, меня перевели в батарею сорокапяток, и я все время с ними шла. Сорокапятки были на конной тяге. Когда переправились через Вуокси, там уже все тащили на себе. В этой батарее я научилась ездить верхом, до этого никогда не умела. Щитки у сорокапяток были махонькие, не спрятаться. Нас называли артиллерия «прощай Родина».
В районе надолбов (это, по-моему, было в районе Корпикюля) было минное поле, и наш разведвзвод там чуть ли не весь подорвался. Надо было по мосту идти, он не был заминирован, а они почему-то пошли по берегу, и налетели на минное поле. Мы позже подошли, и нам кричат раненые о помощи. Вот там я и получила Орден Славы третьей степени - за вынос раненых с минного поля. Подорвались не все, и кого-то уже вынесли. Там на плащ-палатке лежала девушка из разведвзвода, уже не помню, как ее зовут, и у нее нога была оторвана полностью - даже культи не было. Она кричала: «не трогайте меня, я знаю, мне все равно не жить». Ее даже до медсанбата не донесли. Некуда было даже жгут накладывать. По наградному листу я узнала, какая это была дата - это была атака на высоту 136 северо-западнее Корпикюля 15-16 июня 1944 года. На следующий день мы подошли к мосту, а там нам раненые с поля кричат. Из нашего разведвзвода. Это было как раз у линии финских надолбов. Почему они не пошли по мосту, зачем изменили маршрут - я не знаю. Старшина со мной пошел на минное поле выносить раненых. Старшине говорю - ступай по моим следам. Одного вынесли, второго вынесли, пять человек вынесли, и тут старшина наступил на мину. То ли у него ступня была больше, то ли оступился - не знаю. Старшину ранило тяжело (ногу оторвало), а меня выкинуло взрывной волной с минного поля. Потом он меня благодарил: «теперь меня домой отправят!». Я приезжала к нему в госпиталь, и говорила: «старшинка, я же не виновата, что у тебя нога больше!». Меня собирались эвакуировать, но я отказалась. Вообще я в госпиталях не лежала. Мелких ранений было много. Я до сих пор не могу носить металлический браслет на руке потому, что осколок маленький в руке мешает.
Перед самой переправой через Вуокси я была свидетельницей ужасной картины - когда финны открыли огонь по своим же. Финны старались удержать плацдарм на высотах на южном берегу Вуокси, но наши сильно на них давили. И в одну из ночей наши пошли в атаку. Финны не ожидали, у них началась паника, солдаты бросали оружие, срывали форму и кидались в Вуокси в одном нижнем белье или голыми. А с того берега по ним ударили свои же, из пулеметов. Это было страшно. На том берегу видели, что это финны, свои. Вообще весь южный берег был усыпан телами убитых финнов, они лежали везде.
На южном берегу мне запомнилось, как я перевязывала тяжелораненую девушку - я даже не знаю, из какой части. Наверное, из саперов, которые переправу наводили. У нее на груди был Орден Боевого Красного Знамени - мне это очень запомнилось. Не знаю, выжила она или нет. Не нашла ее после войны, да и не найду уже - время уже ушло.
А на плацдарме у Вуосалми весь северный берег Вуокси был завален нашими ранеными. Я их переправляла на южный берег на лодках. Один раз лодка была настолько переполнена ранеными, что мне пришлось плыть в воде, толкая лодку перед собой. И тут налет. Самолеты пикировали очень низко и били из пулеметов. Раненые лежали в лодке, мы их накрыли плащ-палатками. Настя Решетнева была на веслах, а я в воде. Я могла только в воду нырять, когда слышала «фьють, фьють». Не знаю, были ли это финские или немецкие самолеты. Плыла без сапог и без брюк - это все тянуло вниз.
Один раз мне пришлось накричать на начсандива. Как раз я должна была отправлять очередную партию раненых на южный берег, и на лодке приплыл начсандив. Когда он увидел, что творится на плацдарме, он испугался, побледнел, и вцепился в лодку. Никак не хотел ее отдавать. Я на него кричала, чуть ли не матом, а он - ни в какую. Потом один из наших офицеров просто взял его в охапку и высадил из лодки. Я нагрузила лодку ранеными и поплыла на южный берег.
Уже когда на той стороне Вуокси были, на плацдарме, наша пушка осталась, а из расчета остался сержант Володя Глебов, командир орудия, и еще один парень. Так Глебов сам заряжал, сам себе командовал, и сам стрелял. А было до этого в расчете шесть человек. Я теперь сама себе удивляюсь, как я могла тогда - но я подтащила ему два ящика снарядов. Там были очень большие бои на плацдарме.
Настя Решетнева, с которой я переправляла раненых с плацдарма, даже пленила одного финна. Он лежал раненый, перебинтованный, у нас в тылу. Она подумала, что это наш, подобрала, посадила на телегу - а оказался финн. Настя не умела плавать, и поэтому всегда была в лодке, а я плавала хорошо, еще с предвоенных лет, поэтому могла и лодку перед собой толкать.
После заключения перемирия мы шли дальше с полком, в районе Хиитола встали в оборону, и оттуда нас вывели на отдых в район озера Муолаанъярви. Там же нас награждали за бои на Карельском перешейке. Оттуда мы уже пошли на Польшу, и прибыли туда 29 декабря 1944 года. Я запомнила это потому, что у меня 26 декабря день рождения. Там как раз у поляков Рождество было, и я говорю ребятам - давайте пойдем, послушаем как в церкви служба идет. И я в первый раз в жизни услышала, как звучит орган. Войну мы закончили в Польше, там уже полегче было.
|
Интервью: |
