Памятная медаль

Среди моих военных наград памятная медаль "За оборону Ленинграда" является очень дорогой, потому что она символизирует подвиг народа, не имеющий аналогов в мировой истории. Подвиг, который совершали не только люди с оружием в руках, но и мирные жители города - мужчины и женщины, справедливо приравненные к участникам воины. Все дальше в глубины истории уходят трагические дни блокады и обороны Ленинграда, но они ярки и незабываемы в сердцах участников этих событий. Думаю, что всем нам очень хочется, чтобы память об эти героических днях сохранилась в сердцах поколений, родившихся после войны.
8 сентября 1941г немецко-фашистские войска вышли на южный берег Ладожского озера, захватили г. Петрокрепость (Шлиссельбург) и замкнули блокадное кольцо. Автор этих строк в то время проходил ускоренную военную подготовку на артиллерийско-минометных курсах Ленинградского фронта, созданных на базе Артиллерийского училища. Учеба шла в интенсивном режиме, в боевых операциях мы не участвовали, но привлекались к несению патрульной службы в городе.
Постепенно, но в убыстряющемся темпе, стали проявляться последствия блокады. Постоянные бомбежки, систематические артиллерийские обстрелы. Все больше и больше увеличивалось количество разрушенных и горящих зданий. В середине ноября установилась зима, а с нею пришли холода. Перестало функционировать централизованное отопление. Отсутствие дров вызвало необходимость обзаводиться жестяными печками - "буржуйками", трубы от которых выводились в форточки окон. В печках, из-за отсутствия дров, сжигалась мебель, книги и все, что могло гореть. Подача электроэнергии прекратилась не только в дома, но и в транспортную сеть, перестали работать городской транспорт и водопровод.
В ноябре все отчетливее стали проявляться следы голода. Некоторые эпизоды городской жизни, спустя шестьдесят прошедших лет, возникают в памяти так, как будто это было на прошлой неделе. Видишь двух- трех человек, везущих санки, на которых лежит зашитый в простыню покойник. Это было время, когда родственники еще были в состоянии выкопать могилу и отвести на санках покойного на кладбище. Скоро такой возможности уже не было. Неоднократно приходилось наблюдать такую картину: человек шел по панели, падал и больше не вставал.
Нас курсантов холод, голод и вражеский огонь тоже не обходили стороной. Большие спальные комнаты с огромными окнами имели центральное отопление, которое не работало. Стекла во многих окнах были разбиты при артобстрелах и бомбежках. Они заделывались фанерой или бумагой. Температура воздуха в комнате была близка к наружной. Для того, чтобы спать в этих условиях, мы сдвигали три топчана, ложились втроем, тесно прижавшись друг к другу, укрывшись тремя одеялами и тремя шинелями.
Питались мы по "тыловой" норме, которая при интенсивной физической нагрузке не избавляла нас от дистрофии. Прежде всего, опухали ноги, у некоторых до такой степени, что они едва передвигались. Таких курсантов отправляли в госпиталь и на курсы они уже не возвращались.
Наша боевая подготовка сочеталась с несением караульной службы и патрулированием. Однажды мы с напарником, будучи в патруле, шли по набережной р. Фонтанки. Впереди нас метрах в двадцати шли мужчина и женщина. Вдруг неожиданно раздался разрыв снаряда, мимо нас просвистели осколки, а мужчина и женщина упали. Когда мы подошли к ним они были мертвы. Это один из рядовых эпизодов ленинградской жизни той поры.
В феврале 1942 г нас вывезли из Ленинграда в г. Всеволожск и разместили в землянках, расположенных в лесу недалеко от поселка. В землянках были спальные принадлежности, но самое главное печки, которые дали нам возможность отогреться после промерзания в не отапливаемых помещениях курсов. Было несколько усилено питание. Обучение было завершено 15 марта. Нам присвоили звание "младший лейтенант" и выдали направление для дальнейшего прохождения службы на Волховском и Ленинградском фронтах. Я получил направление на Волховский фронт.

Путь от г. Всеволожска до места расположения необходимых нам отделов штаба Волховского фронта, в настоящее время на автомашине можно преодолеть за один час. В то время его преодоление было связано с большими трудностями и опасностями, поэтому глубоко врезалось в память. Наша небольшая группа выпускников курсов села в пригородный поезд, шедший до ст. Ладожское озеро, откуда начиналась ледовая трасса. В вагоне ехали эвакуированные из Ленинграда женщины, старики и дети. Поезд отправился от ст. Всеволожская и скоро остановился из-за того, что бомбежкой был поврежден путь. Таким образом, 25 км путь мы преодолевали 15 часов. Когда, наконец, мы приехали на конечную станцию и стали выходить из вагона, три человека из эвакуированных не поднялись - они были мертвы.
Через Ладожское озеро мы ехали на грузовой машине вместе с эвакуированными ленинградцами. Недалеко от меня сидела женщина неопределенного возраста и рассказывала своим соседкам о том, как она оформляла документы на эвакуацию и как накануне утром свою дочь семи лет посадила на санки и от Нарвских ворот повезла на Финляндский вокзал. Когда она добралась до вокзала, то увидела, что ее дочь мертва. Она отвезла ее в морг, который был в разрушенной части вокзала, а сама поехала дальше одна. Страшным казалось не только то, что она рассказывала, но и то, как она это делала. Отсутствующий равнодушный ко всему взгляд, и казалось, что рассказывает она не о том, что произошло с ней в прошлые сутки, а о происшедшем с кем-то другим и давно.

На машине мы подъехали к краю "Большой земли" - д. Кобона, от которой по железнодорожной ветке добрались до ст. Войбокало. В районе последней располагались отделы штаба Волховского фронта. Здесь я получил назначение на должность командира взвода в 405 ОМД (отдельный минометный дивизион) 294 СД, которая входила в состав 54 армии.

Отдельные минометные дивизионы входили в состав артиллерийских подразделений стрелковых дивизий. Они имели на вооружении минометы калибра 120 мм., которые вели навесный огонь минами весом 16 кг. с взрывателем осколочного и фугасного действия Дальность стрельбы минометов до 6 км. Транспортировались минометы конными упряжками или на прицепе грузовых автомашин. В составе дивизиона находились три батареи, каждая из которых имела на вооружении четыре миномета. В составе артиллерийских частей и соединений Волховского фронта действовали минометные полки и бригады.
Несколько слов о Волховском фронте. О нем мало сообщалось в средствах массовой информации во время войны, невелика мемуарная литература о нем и в послевоенный период. Он был образован 17 декабря 1941г в ходе боев в восточной части Ленинградской области. 19 декабря войска фронта полностью очистили от врага железную дорогу Тихвин - Волхов и освободили ст. Будогощь. В январе 1942 г передний край фронта установился по внешней стороне блокадного кольца от озера Ильмень на юге до Ладожского озера на севере. Его южная часть - от оз. Ильмень до г Кириши, шла вдоль р. Волхов, далее он поворачивал на северо-запад и пересекал железную дорогу Волхов-Ленинград в 65 км западнее г. Волхов
Перед Волховским фронтом стояла задача: во взаимодействии с войсками Ленинградского фронта, прорвать и ликвидировать блокадное кольцо. Поэтому фронт проводил активные боевые действия, а враг был вынужден, укреплять внешнюю сторону блокадного кольца и держать здесь большое количество войск и военной техники.
В период с конца 1941г. по январь 1944 г. Волховский фронт провел ряд крупных наступательных операций. Они были связаны с преодолением сильно укрепленного переднего края обороны врага и поэтому сопровождались большими потерями. Эти операции не привели к существенным изменениям в положении фронта, но имели огромное значение, срывая планы фашистского командования штурмом взять Ленинград.

Автору этих строк в период с марта 1942 г по февраль 1944 г пришлось участвовать в операциях Волховского фронта. Ярко вспоминаются те, с кем вместе шли в этих операциях и кто, защищая Ленинград, сложил свои головы в болотах и лесах Ленинградской и Новгородской областей. Северный участок фронта, между линией железной дороги Ленинград - Волхов и Ладожским озером, протяженностью около 20 км, имел большое стратегическое значение в связи с тем, что здесь ширина блокадного кольца была минимальной и составляла 7-12км (по линии железной дороги Ленинград-Москва ширина его была 95-100км.). Поэтому на этом участке неоднократно происходили тяжелые, кровопролитные бои, на ход которых большое влияние оказывали ландшафтные условия. Вдоль Ладожского озера простирается Приладожская низина залесенная и сильно заболоченная. На юге она ограничивается крутым Ладожским уступом высотой 40-50 м, за которым к югу распространено всхолмленное плато. На низине вдоль уступа вытянуто торфяное болото, протяженностью несколько километров.
12 марта 1942 г. 54 армия нанесла удар в направлении Смердыня-Любань, прорвала оборону противника и вклинилась в его расположение. В конце марта передовые части дивизии, в том числе и наш дивизион, находились в 12 км восточнее ст. Любань. В это время 2 ударная армия Волховского фронта, прорвавшая в январе 1942 г оборону противника у д. Мясной Бор, наступала в направлении ст. Любань с юго-запада и находилась от нее в 12-15км. В конце марта наступившая весенняя распутица приостановила продвижение наших войск и вынудила перейти к обороне.
Противник, кроме огневого, стал применять и идеологическое воздействие на наши части. 294 СД формировалась в первые дни войны на Смоленщине. Это было известно противнику, который решил использовать данное обстоятельство. Каждое утро над расположением наших войск появлялся самолет-разведчик, который иногда сбрасывал гранаты, но чаще листовки, в которых содержалось обращение к крестьянам Смоленщины. В нем говорилось о том, что коммунистами война проиграна, но они продолжают гнать солдат на убой. Рассказывалось о "прекрасной новой жизни" на Смоленщине, где колхозы распущены и в настоящее время начинается раздел земли. Предлагалось переходить на их сторону и давалось обещание немедленной отправки на родину, где они получат землю. Рекомендовалось спешить с переходом на их сторону, поскольку опоздавшие могут остаться без земли. Гитлеровцы, вероятно, надеялись на массовый переход к ним наших солдат, но привлекательная, на их взгляд, наживка не сработала.
Летом дивизия была переведена на северный участок фронта и заняла оборону в районе ст. Назия ж. д. Волхов - Ленинград, Оборона была активной и сопровождалась боевыми действиями, включая разведки боем для выявления системы обороны противника.
27 августа 1942г началась Синявинская наступательная операция Волховского фронта. Основной удар наносился в северной части фронта от Ладожского озера на 20-25 км. к югу. Наша дивизия находилась на левом фланге наступающих войск, где противник создал наиболее сильную систему обороны. Поэтому наступление здесь успеха не принесло. Правее, в пределах Приладожской низины, был произведен прорыв переднего края обороны противника, и наши войска углубились на 5-7км. В ночь на 4 сентября части нашей дивизии, в их числе и наш дивизион, были введены в прорыв.
К этому времени противник подтянул крупные резервы пехоты, артиллерии и авиации. Утром, едва мы успели развернуть батарею, на наши части в глубине прорыва обрушился страшный шквал снарядов мин и авиационных бомб. Артиллерийские налеты следовали один за другим по различным участкам расположения наших войск. В ответ на открытый огонь нашей батареей, для поддержки пехотной части, был произведен мощный артиллерийский налет, в результате которого три человека были убиты и шесть ранено. Среди последних оказался и я, получивший осколочное ранение в руку и плечо. В дневное время из-за обстрелов и бомбежки дороги, эвакуировать раненых было невозможно. Поэтому до наступления темноты пришлось лежать в траншее и наблюдать, что происходит, прежде всего, в воздухе. Весь день с небольшими перерывами в воздухе находились вражеские бомбардировщики и сбрасывали свой смертоносный груз. Наши самолеты истребители И-16 появлялись эпизодически и не могли противостоять вражеским армадам. Следует отметить, что для психологического воздействия на наши войска противник кроме бомб сбрасывал старые железные бочки с большим количеством больших и малых дыр. Такая бочка падает медленнее чем бомба, видна в воздухе и при этом издает страшный вой разной тональности. Артиллерийско-минометный огонь велся непрерывно, обстреливались как площади, так и отдельные цели (батареи, огневые точки пехоты, скопления живой силы.). На нашей батарее к концу дня было ранено еще пять человек.

С наступлением темноты нас посадили в грузовую машину и повезли в медсанбат (медико-санитарный батальон), который располагался в 15-20 км от переднего края. Артиллерийский огонь в это время ослаб, но не прекратился: обстреливались отдельные участки дорог, их перекрестки и район моста через небольшую реку Черную. Под аккомпанемент разрывов мы выехали из зоны прорыва и благополучно добрались до медсанбата. Его большие санитарные палатки с красными крестами на крышах располагались на широкой просеке линии электропередачи. Вдоль просеки шла грунтовая дорога, по которой непрерывным потоком подходили машины с ранеными. В медсанбат я приехал вместе с лейтенантом нашей батареи Ваней Воликовым, который был ранен в руку. Нас зарегистрировали и сказали, что в связи с большим количеством раненых, первоочередная помощь оказывается наиболее тяжелым, а нам предложили отдыхать и ждать вызова. Отвели в большую палатку, в которой земля была застелена брезентом - больше ничего не было. Отдых был относительным, повязки пропитались кровью и пристали к ранам, причиняя страшную боль. Мы понимали, что тем, кого обрабатывают медики, значительно тяжелее. Поэтому никто никаких претензий не высказывал. Уснуть из-за боли было нельзя. Медленно тянулась ночь, слышно было, как подходят машины с ранеными.
Рано утром в палатку вошел начальник медсанбата - подполковник медицинской службы, пожилой и очень уставший человек. Он просил извинить медиков за то, что они не смогли оказать нам помощь. Врачи и сестры, сказал он, уже более 12 часов не отходят от операционных столов, обрабатывая только тяжело раненых, количество которых не уменьшается. Он обратился с просьбой к тем, кто способен самостоятельно передвигаться, выходить из палатки и с помощью санитаров садиться в грузовые машины, которые отвезут в ближайший эвакогоспиталь.
Иван предложил часа 2-3 полежать, но я убедил его ехать. Он согласился. Мы вышли из палатки и увидели грузовую машину, в которую садились раненые. Иван направился к машине, но я его остановил и предложил сесть в другую подходившую машину, чтобы предохранить правое плечо от толчков. В этой машине мы удачно разместились. Не успела машина загрузиться, как увидели, что вдоль просеки к нам приближаются три вражеских бомбардировщика. Никто не испытывал беспокойства, потому что была хорошая видимость и отчетливо видны красные кресты на крышах палаток. Однако самолеты выстроились в одну линию и стали сбрасывать бомбы на медсанбат. Раненые вскочили и, толкая друг друга, стали покидать машину. В этой суматохе я получил сильный толчок в раненую руку и плечо, ощутив страшную боль. Хотелось сунуться в угол кузова и не двигаться. В следующее мгновение я услышал грохот разрыва и увидел столб огня и дыма на месте, где стояла палатка, в которой мы провели ночь. Меня куда-то швырнуло, и я потерял сознание. Когда очнулся, то увидел себя лежащим в яме в 4-5 метрах от машины. Я почувствовал страшный звон в голове и отсутствие слуха. Пошевелив руками и ногами, я с радостью убедился, что они на месте и двигаются. Поднял голову и увидел, что вдоль просеки к медсанбату вновь приближаются три бомбариовщика и начинают сбрасывать бомбы. Закончив уничтожение медицинского учреждения, эти рыцари неба полетели рапортовать о доблести чистопородных фашистов.

Кузов и кабина нашей машины во многих местах были пробиты осколками, а мотор и ходовая часть на наше счастье оказались исправны. Появившийся шофер завел мотор, поставил сходни и сказал "Ну ребята, давай садиться". Со всех сторон заковыляли раненые с одним желанием поскорей выбраться из этого ада. Очень быстро машина была загружена до предела и тронулась в путь. В километре от медсанбата дорога выходила на широкий луг. Вдоль дороги тянулись дренажные канавы, обросшие крупным ракитником. Издалека мы увидели какие-то предметы, лежащие на дороге и что-то более мелкое висящее на кустах. Когда подъехали ближе, увидели воронку от бомбы на дороге, а вокруг крупные искореженные части автомашины. На ракитовых кустах висели части тех людей, которые находились в кузове машины. Причина случившегося была ясна - прямое попадание бомбы в машину с ранеными. Все были потрясены увиденным. Шофер с большим трудом объехал воронку и дальше повел машину на большой скорости по очень неровной дороге. Раненые ревели от боли, но никто не ругал шофера и не просил ехать медленнее. Только когда дорога свернула в лес, шофер и пассажиры начали приходить в себя. Благополучно добрались до эвакогоспиталя, здесь, наконец, сняли засохшие повязки и обработали раны, дали немного отдохнуть и отправили дальше. Я был направлен в армейский полевой госпиталь, который размещался недалеко от г. Волхова.
В госпитале всех раненых тревожило положение наших частей на фронте, где остались друзья. В сводках Совинформбюро, публиковавшихся в газетах, ежедневно была одна фраза: - " На Волховском фронте, в районе Синявино, шли бои местного значения". Более подробную информацию мы получали от раненых, поступающих в госпиталь. Противник на левом фланге прорыва сосредоточил большие силы, перешел в наступление и закрыл его. Наши войска оказались в окружении под губительным огнем всех видов оружия.
К 1 октября 1942 г. Синявинская операция, унесшая огромное количество человеческих жизней, была закончена. Она не изменила внешнего положения Ленинградского и Волховского фронтов, но имела большое значение, сорвав план немецко-фашистского командования по штурму и захвату Ленинграда. Этот план тщательно разрабатывался. Для его осуществления перебрасывались войска и военная техника из Крыма и Западной Европы. Все эти силы фашистам пришлось направить не на захват Ленинграда, а на защиту блокадного кольца, которое было прорвано через 98 дней.
В ноябре я выписался из госпиталя и был направлен в резерв фронта. На просьбу о направлении меня в 405 ОМД, где я служил до ранения, получил ответ, что ни 405 ОМД, ни 294 СД, на Волховском фронте нет. Получил направление в 117 минометный полк 5 минометной бригады Волховского фронта на должность заместителя командира батареи. Полк участвовал в Синявинской операции, но находился на фланге прорыва и с большими потерями вырвался из окружения. Он был отведен на 20-25 км от переднего края нашей обороны для пополнения и приведения в боеспособное состояние. Во второй половине декабря наш полк вывели на передний край обороны, где шла интенсивная подготовка к наступлению.

Поддерживаемые нами пехотные части занимали оборону в пределах Ладожского уступа севернее линии ж. д. Волхов - Ленинград, на невысокой гряде, вытянутой с юга на север. Параллельно этой на западе вытянута подобная гряда, на которой находился передний край обороны противника. Между этими грядами простиралась заболоченная ложбина шириной 100-200 м. У нас по верху гряды шла траншея полного профиля, в которой располагались пехотные подразделения, здесь же был оборудован наблюдательный пункт нашей батареи. От передней траншеи в тыл шла поперечная траншея до восточного края гряды.

12 января 1943 г грохот артиллерийской подготовки возвестил о начале операции "Искра". На нашем участке перед артподготовкой пехота была выстроена в передней траншее. После перенесения артогня в глубь обороны противника она должна была выскочить из траншеи, преодолеть нейтральную полосу и ворваться в траншею врага, К великому сожалению произошло не так, как предполагалось. Выскочившая из траншеи пехота была встречена сильным пулеметным и минометно-артиллерийским огнем и атака "захлебнулась". Неоднократные повторные атаки также успеха не имели и привели к большим потерям. Участок фронта, прилегающий к железной дороге и приуроченный к Ладожскому уступу, был насыщен различными инженерными сооружениями и огневыми средствами. К сожалению, огневая система противника была не выявлена и поэтому при артподготовке осталась не подавленной. Враг сосредоточил сильнейший артиллерийско-минометный огонь на передней траншее, в которой была сосредоточена наша пехота. Она несла большие потери не только при атаках, но и в траншеях. Тяжелая обстановка сложилась в артиллерийско-минометных частях, в которых связь наблюдательных пунктов с батареями осуществлялась по телефону. Плотный артиллерийско-минометный огонь противника рвал провода, и удержать связь было невозможно.
Через час после конца артподготовки с наблюдательного пункта поступило сообщение, о том, что командир батареи ранен. Командир полка приказал мне принять командование батареей. Я с ординарцем отправился на наблюдательный пункт, который находился в передней траншее на расстоянии 1.5 км от батареи. Когда я приблизился к гряде, по которой проходил передний край нашей обороны, то увидел ее покрытой фонтанами разрывов, особенно вдоль траншей. Добрался до поперечной траншеи, по которой навстречу мне двигались раненые, способные хоть как-то двигаться. Те, кто двигаться не имел сил, сидели или лежали на дне траншеи. Чем ближе подходил к передней траншеи, тем больше сидело и лежало людей на дне траншеи, некоторые были мертвы. Впереди меня бежал какой-то связист с телефонным аппаратом. Около поворота траншеи он выскочил на угол и в это время раздался разрыв снаряда. Меня взрывной волной отбросило назад, и я упал на спину. Когда вскочил, то увидел кровь на полушубке, а под ногами лежал кусок рукава от полушубка, из которого торчала кисть руки с двумя черными полосами от телефонного кабеля. Я побежал дольше, выскочил на угол траншеи и связиста не увидел. Повернув голову, я обнаружил распластанный на бруствере обезображенный труп с распоротым животом, и вывалившимися внутренностями, от которых шел пар. Был яркий, солнечный, морозный день.

Чем ближе подходил к передней траншеи, тем больше на дне траншеи было трупов. В месте соединения поперечной и передней траншеи, в которой находился наблюдательный пункт, до наступления был пост, на котором всегда находился часовой. Поэтому передняя траншея на небольшом участке была перекрыта для защиты часового от дождя и снега. Пехотинцы, находящиеся в траншее, старались попасть под перекрытие, считая это место наиболее безопасным. В действительности оно у противника было хорошо пристреляно и огонь здесь, был наиболее плотным. Солдаты, забравшиеся под перекрытие, погибали раньше, чем те, которые были рассредоточены в траншее. Несмотря на это под перекрытие вновь шли другие солдаты и там погибали. Для того чтобы пройти по траншее к наблюдательному пункту, мне пришлось переползать через трупы. Наконец я добрался до НП, в стереотрубу увидел огневые точки противника, ведущие огонь по нашим позициям, а сам стрелять не мог из-за отсутствия связи с батареей. В таком же положение находились командиры соседних батарей. Пехота требовала огня, ругала нас "отборными" словами, а мы были бессильны. В отчаянии я пытался готовить исходные данные для стрельбы по отдельным целям и с посыльным отправлять на батарею. Такая стрельба без корректировки огня была малоэффективна, а посыльные иногда не доходили до батареи. На НП мы были защищены от осколков, но не от прямого попадания снаряда или мины. Сознание своей беспомощности и непрерывный обстрел, когда ощущаешь разрывы то с права, то слева, то ближе то дальше, определяли чрезвычайное нервное напряжение.

С настулением темноты, когда вражеский огонь резко сократился, и производились лишь отдельные выстрелы по переднему краю нашей обороны, нервное напряжение сменилось апатией и чувством безнадежности. С батареи принесли в термосах обед и водку. На обед не хотелось даже смотреть, но ребята уговорили меня выпить и налили кружку (400гр). Все содержимое кружки я выпил как воду, пришел аппетит и вместе с друзьями выпил еще одну кружку. Такого бешеного количества водки я не выпивал ни до, ни после этих событий. Произошло неожиданное в моем состоянии - опьянения я не почувствовал, но тяжесть, которая давила, отступила вместе с апатией. В голову пришла народная мудрость - "Чему быть, того не миновать" и, что "утро вечера мудренее". Прежде всего, была установлена связь с батареей. Потом совместно с командиром соседней батареи пошли искать командира пехотного батальона, землянка которого находилась во второй траншее. Вдоль первой траншеи лежало большое количество трупов, которые начали убирать. Во второй траншее их было еще больше, и чем дальше шли, тем больше их лежало. Встретили похоронную команду, которая занималась уборкой трупов. Нам сказали, что живых в этой траншеи нет, а им приказано свозить сюда покойников. На всю жизнь в памяти осталась фантастическая картина - ясная морозная ночь и лунный свет, освещающий огромное количество мертвецов, окоченевших в разных позах.

В передней траншее мы нашли то, что осталось от командного пункта батальона. Командир батальона был убит. Начальник штаба сказал, что в ротах осталось по 5-10 человек, поэтому их полк ночью будет сменен, а до прихода нового полка они должны убрать трупы из первой и поперечной траншей. Я от командира полка получил приказ связаться с командиром нового пехотного подразделения, согласовать с ним план совместных действии, и произвести необходимые мероприятия для артподготовки на следующее утро. Последняя была менее продолжительной, чем в предыдущий день, но более эффективной. Однако и враг принял контрмеры. Появились новые огневые точки, и плотность его огня не уменьшилась. Неоднократные атаки нашей пехоты при больших потерях успеха не имели. Надежную связь с батареей удерживать не удавалось. В середине дня посыльный принес мне приказ командира полка - "свернуть наблюдательный пункт, срочно прибыть на батарею и подготовить ее к маршу".
В предыдущие полтора дня севернее нашего участка, в пределах Приладожской низины, был прорван передний край обороны противника. В этот прорыв устремились наши части навстречу войскам Ленинградского фронта, наступающим с запада от р. Невы. Оборона противника на участке прорыва была глубоко эшелонированной, насыщенной дзотами, эскарпами, минными полями и другими сооружениями. В этот прорыв был введен и наш полк. Преодолевая оборону и яростное сопротивление врага, войска фронтов- побратимов уверенно шли навстречу друг другу. 18 января у. Первого Рабочего поселка произошла радостная встреча защитников Ленинграда "ленинградцев" и "волховчан".
Блокадное кольцо было разорвано в пределах Приладожской низины ширина, которой 7-10 км. На юге она ограничивается Ладожским уступом, который возвышается над ней на 40- 60 м. Для удержания завоеванной полосы и исключения ее захвата противником было необходимо ее расширение. Поэтому части Ленинградского и Волховского фронтов были развернуты в южном направлении, с приказом выйти на уступ. Эта задача оказалась практически неосуществимой. Наш полк был расположен в 5 -6 км восточнее г. Кировска. Здесь у подножия уступа простирается торфяное болото, которое на многие километры тянется на восток. У нашего участка его ширина достигала 2,5-3,0 км. Здесь до войны производилась разработка торфа для снабжения 8 ГЭС, расположенной в г. Кировске Поддерживаемые нами пехотные части находились в болоте под уступом. Наши НП и батареи также располагались в болоте. Под мерзлым торфом мощностью 0,5 -1,0 м залегал торф, насыщенный водой. Поэтому закапываться было нельзя. В качестве защитных сооружений на батарее делалась обваловка мерзлым торфом. Эта защита была весьма ненадежной. Для укрытия и отдыха личного состава использовались штабеля торфа, оставшиеся с довоенного времени. В таком штабеле делалась ниша, в нее ставилась печка, а в качестве крыши и входной двери служила плащ-палатка. Для оборудования внутреннего убранства "комнаты" служили пустые снарядные ящики, на которых сидели и спали. Такое жилище защищало только от ветра и холода. Припоминается такой случай. Мы вчетвером сидели в такой "комнате": двое с одной стороны печки, двое - с другой и вели мирную беседу. Вдруг около штабеля, со стороны противоположной входу, разорвался снаряд, а затем последовал страшный грохот. Естественно все зажмурились, а когда открыли глаза - увидели запоминающуюся картину. Мы сидим, как и сидели ранее, только покрытые от шапок до валенок обильной бурой золой, над нами голубое небо. В 5-7м. от нас лежит дырявая печка. Самым главным в этом эпизоде было то, что никто из нас не получил даже царапины.

В еще более сложных условиях находились пехотные части, располагавшиеся на болоте в непосредственной близости к основанию уступа, на котором находился враг. Уступ был хорошо укреплен, с него просматривалось расположение наших войск не только около уступа, но и далеко в глубину. Поэтому враг вел прицельный огонь по нашим частям и огневым средствам. Мы же видели перед собой только склон уступа. Поэтому наступательные действия наших соединений и отдельных частей сопровождались большими потерями, но успеха не имели. Немцы через радиоустановки кричали: - "легче взять Берлин, чем Синявинские высоты".
Разведывательные данные свидетельствовали о том, что противник на синявинском направлении концентрирует силы для восстановления блокадного кольца. Для предотвращения этого 10.02.43 г. южнее ст. Мга было предпринято наступление войск Волховского фронта. Одновременно, войска Ленинградского фронта начали наступление в районе г. Кировска. Общей задачей наступления являлось окружение и уничтожение Мгинско-Синявинской группировки противника. Наступающие части Волховского фронта встретили на переднем крае сильно укрепленную оборону противника, включающую двухметровый бревенчатый забор, состоящий из двух стен, заполненных землей. Для их преодоления применялись орудия прямой наводки и действия саперов. Прорвав передний край, пехота встретилась с чрезвычайной насыщенностью инженерными сооружениями и огневыми точками оборонительной полосы. На небольшом участке вклинивания (2 км по фронту и 2 км в глубину) инженеры насчитали до ста различных сооружений.
Наступление наших войск южнее Мги вынудило вражеское командование ослабить Синявинскую группировку. Этим воспользовались войска Ленинградского фронта и овладели двумя важными опорными пунктами - Первым и Вторым городками и 8 ГЭС. Был срезан выступ, подходивший наиболее близко к Шлиссельбургу, и улучшены условия обороны коридора со стороны р. Невы. В целом основным результатом описываемой операции было предотвращение попыток врага восстановить блокадное кольцо.
В ходе январских и февральских операций наши и вражеские войска понесли большие потери, поэтому к 17. 02. 43 г. активные наступательные действия прекратились. Немалые потери имел и наш полк: в батареях осталось меньше половины штатной численности. Поэтому он был снят с переднего края и отведен от него на 15 - 20 км для приведения в боеспособное состояние.
В середине марта полк был вновь выдвинут на передний край обороны южнее железной дороги Волхов-Ленинград, где заканчивалась подготовка Мгинской операции. На этот раз планировалось окружение и ликвидация Синявинской группировки.
19 марта войска Волховского и Ленинградского фронтов пошли в наступление. "Ленинградцы" встретили ожесточенное сопротивление и, ослабленные в предыдущих боях, не смогли его преодолеть. "Волховчане" прорвали передний край обороны врага, но не получив поддержки, перешли к обороне.
С начала апреля установилось относительное затишье. Батарея "залечивала раны", огневые взвода совершенствовали работу боевых расчетов, а на НП проводилось тщательное наблюдение за передним краем обороны противника. С НП, который находился на Ладожском уступе, была видна отвоеванная у врага Приладожская низина, в том числе и район, по которому сразу после прорыва блокады за две недели была проложена железная дорога от ст. Поляна (на ж.д. Волхов - Ленинград) до г, Шлиссельбурга, С болью и тревогой приходилось наблюдать движение поездов по площади прорыва. Двигающийся состав не был виден со стороны вражеских позиций, но предательский шлейф дыма и пара от паровоза четко фиксировал путь движения состава и давал возможность артиллерии врага вести прицельный огонь.
Во второй половине мая противник стал активизировать свои действия. Частыми стали вторжения их разведгрупп в нашу оборону, значительно возросла активность артиллерии и авиации. По данным разведки увеличилось поступление эшелонов с живой силой и военной техникой в район Мги. Все это свидетельствовало о подготовке противником контрнаступления с целью восстановления блокадного кольца. Нашим командованием также готовился контрудар.

22.07.43 г. началось наступление войск Волховского фронта в направлении Вороново ихаиловское, Мга. Одновременно войска Ленинградского фронта наносили удары в направлении Синявино с запада. В этой операции перед фронтами была поставлена главная задача не захвата территорий, а уничтожения живой силы и техники противника. В этих условиях большая роль отводилась артиллерии и авиации. В артиллерийских частях кроме групп поддержки пехоты создавались группы контрбатарейной борьбы. В такую группу была включена и моя батарея. На участке действий нашей группы у противника была "кочующая" батарея шестиствольных минометов, которая наносила большой урон нашей пехоте. Она делала мощный залп и сразу уходила с позиции. Таких позиций у нее было три. Кочуя между ними, она все время уходила от обстрела. Я засек одну из позиций, подготовил батарею и стал терпеливо ждать. Как только она пришла и сделала первый выстрел, моя батарея открыла беглый огонь. В стереотрубу был виден мощный взрыв и эта батарея больше уже не "кочевала".

В описываемой операции принимали участие танковые части, но их действия осложнялись широким распространением заболоченных участков. Танки часто застревали в торфе и становились мишенью для артиллерии врага. С 29 июля в бой вступила авиация, которая наносила сильные удары по оборонительным сооружениям противника. Противник нес большие потери в живой силе и технике от огня нашей артиллерии и ударов авиации и вынужден был вводить в бой свои резервы. Не малые потери несли и наши части. С 17 августа интенсивность боевых действий стала убывать, чувствовалась усталость войск. С 22 августа наступательные действия были прекращены и войска перешли к жесткой обороне.
В последних числах августа наш изрядно потрепанный полк был снят с переднего края и отведен на левый берег р. Волхова в 30-35 км южнее одноименного города. Здесь мы получили пополнение и приступили к совершенствованию боевой подготовки батарей, которая закончилась учебно-боевыми стрельбами. В конце сентября полк погрузили в эшелон и привезли на ст. М. Вишера Окт. ж. д. Передний край южной части Волховского фронта проходил от г. Новгорода до г. Чудова. Нашему полку было приказано занять боевые порядки в средней части указанного участка около д. Мясной Бор.
Пехотные части, занимавшие передний край, вели активные действия по выявлению характера обороны противника. Для поддержки этих действий батареи нашего полка часто перебрасывали с одного участка фронта на другой. Однажды, моя батарея была переброшена на участок, где у противника был сильно укрепленный опорный пункт обороны, приуроченный к небольшой высоте. Мне была поставлена задача, тщательно наблюдать за передним краем противника, фиксировать его огневые точки и в районе высоты "пристрелять" два репера. Прошла неделя, и однажды в первой половине дня меня вызвал командир нашего полка, у которого находились командир пехотного полка и несколько других офицеров. Мне было сказано, что через четыре часа будет проведена разведка боем с целью взятия высоты и выявления огневой системы противника. Мне предложили доложить результаты наблюдений. Я показал на карте особенности обороны противника, дал характеристику проволочных заграждений перед траншеями противника, а также место и вид огневых средств, которые удалось выявить. Разведка боем была назначена на три часа дня. Мне было приказано за 15 минут до атаки сделать два прохода в проволочном заграждении шириной по 20 м каждый. Предварительная пристрелка не разрешалась. После того как пехота поднимется в атаку, я должен перенести огонь на траншеи противника, под прикрытием которого она должна в них ворваться и завязать там бой. Задача стояла весьма сложная. Стрелять по цели на поражение без предварительной пристрелки чрезвычайно трудно. Для подготовки огня пришлось использовать данные пристрелки реперов, а затем корректировать огонь во время стрельбы. Я понимал ответственность, которая ложится на меня. Если стрельба будет не точной и проходы не будут сделаны, пехота заляжет под проволочным заграждением и будет уничтожена. За оставшиеся до начала операции 2-3 часа необходимо было провести необходимые работы на батарее, подготовить исходные данные для стрельбы, выбрать и подготовить временный НП на исходном рубеже атаки и провести туда связь. Все это делалось в быстром темпе и при большом нервном напряжении. Наконец, все было сделано, и за полчаса до атаки я занял место за стереотрубой, батарея была готова к бою, связь работала исправно. За 15 минут до атаки я дал первый залп, немного скорректировал, дал второй залп, вновь внес небольшие поправки и перешел на беглый огонь. Пехота поднялась в атаку, я перенес огонь на траншеи и с замиранием сердца следил, как она будет преодолевать проходы. С огромной радостью увидел, что она это делает легко. Перенес огонь на вторую траншею. В это время пехота ворвалась в первую траншею. Задача была выполнена. Спало нервное напряжение и с большой благодарностью подумал о своих батарейцах, которые работали безупречно.

В конце ноября батареи полка заняли позиции на одном участке фронта с задачей: поддерживать действия пехотных подразделений и изучать передний край и систему огня противника. Разведкой было установлено, что напротив участка обороны пехотного полка, который поддерживал наш полк, в обороне противника проходит стыковка двух немецких дивизий. Поэтому этот участок имел большое значение и требовал от нас тщательного наблюдения. Для каждой батареи на этом участке был установлен сектор наблюдения и обстрела. Траншеи нашей пехоты шли вдоль заболоченной низины шириной 300-400 м, поросшей кустарником, за которой по пологому склону располагались траншеи противника. От траншей нашей пехоты в сторону тыла поднимался безлесный склон шириной 250-350 м, далее покрытый крупным еловым лесом. По разрешению командира полка наблюдательный пункт я сделал не в расположение пехоты, откуда обзор был весьма слабый, а в глубине опушки леса. Здесь на высокой густой ели закрепили стереотрубу и устроили два удобных сидения и лестницу. Все это сооружение было надежно замаскировано. С моего НП великолепно просматривались низина и подходы к траншеям противника, его передний край и местами даже шоссейная дорога Новгород - Чудово, которую противник интенсивно использовал. Начались круглосуточные наблюдения. Хороший обзор позволял просматривать передний край обороны противника и подходы к нему. Все наблюдаемое наносилось на карту и с некоторыми пояснениями ежедневно передавалось в штаб полка. Частыми гостями у меня на елке были командиры пехотных подразделений. Наблюдаемый мной участок фронта вызывал интерес у разведки штаба армии. Однажды на НП пришла разведывательная группа, которой на нашем участке нужно было взять "языка". Командира группы я пригласил на елку и подробно ему показал особенности нейтральной полосы и переднего края противника. Этой ночью группа благополучно взяла "языка". Через неделю пришел командир группы и сказал, что его группа идет в глубокую разведку в тыл противника, и просил посоветовать, как лучше перейти передний край его обороны. Мы с ним долго сидели на елке и разрабатывали маршрут.
В конце декабря стала наблюдаться активизация действий противника: интенсивное движение живой силы, создание инженерных сооружений, установка минных полей на нейтральной полосе. Командованию нужен был "язык" за которым на нашем участке пошла та же группа. "Языка" она взяла, но при отходе подверглась преследованию противником и понесла потери.

На нашем участке фронта была отмечена передислокация войск противника, и поэтому вновь потребовался "язык". Однако проведение операции по захвату и особенно, отходу осложнялось контрмерами, применяемыми противником по преследованию группы захвата. Командир разведывательной группы обратился ко мне с просьбой прикрыть огнем батареи отход группы захвата. Я ответил, что такая стрельба требует большой точности, и обеспечить ее при стрельбе ночью с НП невозможно. Поэтому предложил меня и связиста включить в группу прикрытия, с которой я пойду к переднему краю противника. Связист проложит телефонный провод, а после захвата по сигналу этой группы я открою огонь по траншее противника, и буду прикрывать отход. Этот план был принят и после детальной его проработки, приступили к осуществлению. Темной ночью наша группа вышла на нейтральную полосу и сначала на ногах, а потом на животах стала продвигаться к траншеям противника. За мной двигался связист, разматывая телефонный кабель. В определенном месте остановились, связист подключил телефон, и я проверил готовность батареи. Бесшумно в темноте растворилась группа захвата. Потекли томительные минуты ожидания. Вдруг в направлении, куда ушла группа захвата, раздалась автоматная стрельба. А следом за ней увидели сигнал группы захвата. Я дал команду сделать один выстрел, чтобы убедиться в правильности стрельбы. После этого несколько скорректировав установки, дал залп по траше противника. Убедившись что взрывы ложатся правильно, произвел налет на траншеи противника и возможным путям преследования группы захвата. В ответ противник начал интенсивный пулеметный и артиллерийско-минометный обстрел подступов к его переднему краю. Под этот аккомпанемент, где на ногах где на животе стала спешно отходить и наша группа. Вскоре встретились с группой захвата, которая тащила пленного. Вместе мы благополучно вышли в расположение нашей части.Противник, зная, о готовящемся наступлении, активно готовился к нему, не только укрепляя свою оборону, но и проводя гитлеровскую политику "выжженной земли". Начиная с ноября месяца каждую ночь с наблюдательного пункта было видно зарево пожаров в глубине расположения немецких войск. От разведчиков было известно, что враг выселяет местное население, а деревни сжигает.

14 января 1944 г. войска Ленинградского и Волховского фронтов начали историческую операцию по освобождению Ленинграда от вражеской блокады. С севера основной удар наносился от Ленинграда и Ораниенбаумского плацдарма в южном направлении. На юге главный удар наносился войсками Волховского фронта от линии Новгород - д. Мясной Бор в западном и юго-западном направлениях
На нашем участке фронта, после хорошо спланированной артподготовки, пехота захватила первые траншеи. Противник пытался удержать наши части на укрепленной полосе железной дороги Новгород - Чудово, но и этот рубеж 15 января был взят. Дальнейшее продвижение наших частей сдерживалось упорным сопротивлением противника, который заранее создал систему опорных пунктов обороны. В процессе продвижения мы видели занесенные снегом следы пожарищ, зарево которых наблюдали в ноябре и декабре. На месте деревень стояли только печки с трубами на них и "журавли" у бывших колодцев. Изредка встречались не тронутые огнем деревни, в которых до наступления размещались штабы или жили офицеры. Эти деревни были превращены в опорные пункты обороны противника.
На пути продвижения пехотного батальона, поддерживаемого моей батареей, на склоне холма находилась деревня, превращенная в такой пункт обороны. Это задержало наступление не только батальона, но и всего полка. Батальон, в котором находился мой НП, располагался в лесу у основания холма. От опушки леса до хозяйственных построек деревни было ровное поле шириной 300 - 400 м. Три дня батальон пытался взять деревню и в дневное и в ночное время, нес значительные потери но успеха не имел. Ночью противник освещал подходы к переднему краю своей обороны. Для экономии осветительных ракет в разных концах деревни поджигались в 2 - 3 дома, и свет от пожарища освещал подходы. На третью ночь противник начал обстреливать наш передний край из пулеметов. Затем стрельба почти прекратилась: раздавались только отдельные очереди из пулеметов и автоматов. В деревне горели три дома. На рассвете четвертого дня разведка не обнаружила немцев в траншеях; не было их и в деревне. Вместе с пехотным подразделением вошел в деревню и я со своими ребятами. Была оттепель и дым от догорающих домов висел над деревней. Еще подходя к деревне, мы почувствовали отвратительный запах горелого мяса. Подошли к догорающему дому в центре деревни, где запах был особенно сильным. Командир батальона дал команду погасить догорающие бревна и разобрать их. Из под бревен было извлечено двенадцать обгоревших трупов - солдат батальона. При атаках они были ранены и брошены в этот дом. При отступлении в доме заколотили досками окна и двери (доски были видны на обгоревших дверях и рамах) и сожгли наших солдат живыми. Перед нами предстал фашизм в зримом выражении. Впечатление было страшное и более сильное, чем от чтения газетных сообщений о фашистских концлагерях, газовых камерах, и крематориях. Оно усиливалось тем, что это чудовищное преступление совершено не гестапо, не зондер-командами, а обычной фронтовой частью.
20 января был освобожден г. Новгород. Наш полк в это время вел бои в 20 - 25 км севернее. Здесь пехотные части упорно продвигались к железной дороги Батецкая - Гатчина.
5 февраля наш полк был переведен на новый участок фронта. Прибыли мы туда в конце дня. Пехотный полк, который мы должны поддерживать, весьма ослабленный после тяжелого наступления, занимал оборону. Ночью меня вызвал командир полка, приказал взять радиста и двух разведчиков и идти на командный пункт командира пехотного полка. Он сказал, что занимающий оборону полк не боеспособен и завтра будет заменен другой частью. Поэтому наш полк и переброшен на этот участок. В настоящее время занимающий оборону полк не имеет артиллерийской поддержки и если противник ночью предпримет атаку, то отражать ее будет нечем. Мне следует идти на КП пехотного полка, договориться с его командиром о совместных действиях и подготовить исходные данные для стрельбы по наиболее опасным направлениям. В случае необходимости вести огонь своей батареей или вызывать огонь дивизиона и полка. Связь держать по рации. Когда я прибыл на КП пехотного полка, его командир очень обрадовался. С ним вместе мы уточнили места наиболее вероятного нападения противника. Я нанес исходные данные для стрельбы на свою карту. Ночь прошла спокойно. Утром на КП пришел наш командир полка, а с ним командир батареи Михаил Ветров, его командир взвода и два разведчика. Командир полка мне и Ветрову дал задание: выяснить характер переднего края противника и наметить места возможного расположения наблюдательных пунктов для батарей полка. Мы направились на КП батальона, который располагался за болотом на небольшой высотке, покрытой лесом и окруженной лугом.

Через болото шла грунтовая дорога, выходившая на луг и, мимо высотки, уходившая дальше в заболоченный лес. На карте в 1,5 км западнее высотки была показана небольшая деревня. От командира батальона мы узнали, что в деревни немцы; какая обстановка в лесу он не знал. Я спросил, где располагается его воинство. В ответ он только махнул рукой: из батальона и роты собрать нельзя, включая партизан, которых он получил в качестве пополнения. Он сказал, что в 500 м от его КП в сторону деревни, около дороги держит оборону рота, в которой осталось 10 человек. Направившись туда, недалеко от опушки леса около дороги мы увидели семь человек, трое из которых были в гражданской одежде (партизаны). У троих боли автоматы, у остальных - винтовки и один ручной пулемет. На вопрос где противник, они ответили, что около их расположения спокойно, а что впереди и справа от дороги они не знают, но впереди слышали автоматную стрельбу. Мы вернулись обратно по дороге метров на 150, чтобы обследовать правую сторону дороги. Вдруг из леса слева от дороги нас обстреляли из автоматов. Мы перебежали на правую сторону дороги и залегли в кустах, но из леса никто не появлялся. Решили выйти на опушку леса со стороны луга и идти на КП батальона. Слева от нас в конце луга, на расстоянии 500-600 м, мы увидели группу солдат около 20 человек, идущую со стороны расположения наших частей. Некоторые из них были в маскхалатах. Они находились на опушке леса и видно их было плохо. Миша Ветров сказал: - "Это славяне, пошли к ним, поговорим". Мы вышли из леса и по лугу, заросшему кустарником, пошли в сторону этой группы. Как только мы вышли из кустов, увидели, что это немцы, которые незамедлительно открыли по нам автоматный огонь. Мы залегли в кустах и открыли ответный огонь. В этой стычке силы были не равны: нас шесть человек и только у трех разведчиков были автоматы, а у трех офицеров только пистолеты и у меня были две гранаты. Единственным выходом у нас был отход к высотке, на которой находился КП батальона. Для этого нужно было преодолевать луг местами поросший кустарником. Последний служил нам прикрытием. Перед нами было открытое пространство шириной 150-200 м. Перед его преодолением мы залегли и открыли огонь. Мне пришлось использовать одну гранату и немцы залегли. Когда мы побежали через открытый участок, впереди и немного левей меня бежал Миша Ветров и с ним разведчик. Мы уже почти добрались до кустов, когда немцы открыли огонь. Больший куст, который находился перед нами, я обогнул справа, а Ветров - должен был слева. За кустом я остановился, чтобы подождать Ветрова с разведчиком и открыть огонь по немцам, если они появятся на открытой поляне. В это время из-за кустов выскочил разведчик. Я спросил: - "Где Ветров?". Он ответил: - " Убит". Я спросил: - "Может бт ранен?". " Нет, убит". Мы заметили, что немцы, не выходя на открытый луг, начали обходить нас справа и слева. По кустарнику мы побежали в сторону высотки. Когда кустарник кончился нужно было преодолеть около 100 открытого луга, чтобы достигнуть основания высотки. Я уже почти добежал до кустарников в сновании высотки, когда почувствовал сильный удар по левому бедру. Упав в кусты, с большим страхом я пошевелил ногой. Почувствовав боль, я с радостью убедился в том, что нога действует. Пополз на высотку и вдруг подумал, что поскольку я двигаюсь со стороны противника, то свои могут меня убить. Я крикнул: - "Ребята не стреляйте". Услышал в ответ: - "Давай быстрей". На высотке вместе с командиром батальона находилось около 10 человек, имевших в распоряжении ручной пулемет и ящик гранат. Они занимали круговую оборону и отстреливались. Особенно, действенным был пулеметный огонь. Я кое-как перебинтовал ногу, чтобы остановить кровотечение. Увидев артиллерийского радиста с рацией, я спросил, где командир батареи. Он ответил, что командир убит. На вопрос исправна ли рация, он ответил утвердительно. Я предложил командиру батальона вызвать "огонь на себя". Первым снарядом, авось, не убьет, а дальнейшую стрельбу я буду корректировать. Он согласился и радист начал связываться с батареей. Но в это время близко разорвалась граната и ее осколком была выведена из строя рация. Кончились диски у пулемета, остались только гранаты и несколько автоматов. Враги стали нахально наседать на нас. Из-за елки неожиданно появился немец и крикнул: - " Русс, рука верх". У меня в руке была граната и я запустил ее в него. Раздался взрыв и он исчез. Поднялся сильный автоматный огонь. Мы находились в большой воронке от авиационной бомбы и она немного защищала от пуль и осколков гранат, но в целом наше положение в этой воронке было безнадежным. Командир батальона спросил меня: - "Что будем делать"? Я ответил, что у нас есть единственная возможность прорваться в болото, которое тянется в глубину нашей обороны, но для этого потребуется преодолеть чистый луг шириной 200 - 250 м. Он сказал, что иного выхода у нас нет. Нас оставалось всего семь человек, и мы решили создать по возможности больше шума. Для этого мы разобрали оставшиеся гранаты, начали их бросать по расположению наступающих врагов и подняли страшный крик. Немцы, вероятно, не могли понять, что происходит. Мы же, продолжая кричать и бросать гранаты, побежали по лугу и лишь когда мы были у края болота, поросшего кустарником, немцы открыли огонь. Я добежал до кустов и повалился в них, почувствовав острую боль в ноге. Забравшись вглубь кустарника, я стал наблюдать за лугом, где лежали двое убитых моих товарищей по несчастью. Немцы на луг не выходили. В это время ко мне подползли оставшиеся в живых лейтенант из батальона и девушка-санинструктор. На самообладание последней я обратил внимание в воронке: когда мы отстреливались, она спокойно перевязывала раненого. Они сказали, что в болоте врага как - будто нет, но надо быстрей уходить. Я ответил, что идти не смогу. Они оба на это сказали, что если один не можешь, то втроем дойдем. Они помогли мне встать, я оперся на их плечи и пошел на одной ноге. К нашему счастью, вражеских солдат в болоте не было. Мы вышли на дорогу и увидели солдата, который на санях ехал за снарядами Он довез меня до деревни, в которой был штаб пехотного полка. Там меня встретил командира нашего полка, которому я доложил обстановку. Он отправил меня на батарею, чтобы передать дела моему заместителю, и далее - в медсанбат. На батарею пришли врач и фельдшер, обработали рану и наложили хорошую повязку. Врач заметил, что рана серьезная и нужно быстрее добираться в медсанбат. Тронула меня забота моих батарейцев, которой раньше не замечал. Ватные брюки и валенки у меня пропитались кровью. Так они нашли сухие и чистые, принесли обед и водку, напоили чаем. Каждый старался сделать мне что-то приятное. И вот этих ребят в такой трудной обстановке мне нужно оставлять на парня хорошего, но необстрелянного. Я чувствовал, что и на батарее думают также. Вроде и нога перестала болеть, встал, прошелся, и не ощутил острой боли. Решил с батареи не уезжать. В полку было несколько раненых, их погрузили и приехали за мной. Я сказал, что не поеду. Примерно через час мимо батареи проехали две подводы с ранеными, а через полчаса вернулись обратно - немцы перерезали дорогу. Наш полк и еще ряд основательно потрепанных частей оказались в окружении. Открытым оставалось болото шириной около 1,5 км, за которым шла шоссейная дорога на Новгород. Полковой врач, узнав, что я не уехал с ранеными, прибежал на батарею и разразился страшной руганью, сказав, что мне сегодня нужно быть в медсанбате иначе я потеряю ногу, а может быть и жизнь. Еще добавил, что доложит командиру полка, и будет настаивать, чтобы меня на волокуше эвакуировали через болото. У меня был замечательный ординарец - Лазарь Кудинов, девятнадцатилетний вологодский парень, человек на которого во всем можно было положиться. Он мне сказал, что не надо никакой волокуши. Если я не смогу идти, то он меня на плечах донесет. Я с ним согласился. Пришел командир полка и сказал, что обстановка сложная, немцы предприняли контрнаступление, пехотные подразделения ослаблены и не исключено, что полку придется отходить через болото, а это весьма сложная операция. Мне необходимо на волокуше или на носилках пробираться через болото и дальше в медсанбат. Последний располагался в деревне, в которой находился штаб нашей бригады. Поэтому мне нужно сначала доложить командиру бригады об обстановке в которой находится полк.

Лазарь мне приготовил палку, и мы с ним отправились в путь. С тяжелым чувством покидал батарею и людей, с которыми сроднился. Начал я свой путь самостоятельно, опираясь на палку. Позже я не мог наступать на раненую ногу и прыгал на одной ноге, опираясь на плечо Лазаря и на палку. Заканчивал свой путь уже на спине у Лазаря. По дороге, на которую мы вышли, к переднему краю двигались пехотные подразделения и артиллерия. Здесь меня посадили на попутную машину и довезли до штаба бригады. Я доложил комбригу и показал на карте обстановку, в которой находится полк, а также сказал, что со мной здесь находится ординарец, который хорошо знает место расположение полка и подходы к нему по болоту. Он меня поблагодарил и отправил в медсанбат. Там я сказал Лазарю, что о нем знает комбриг, и он может понадобиться как проводник. Мы с ним тепло расстались, и я сразу же попал на операционный стол. Пожилой хирург, долго занимавшийся моей раной, сказал, что я "родился в рубашке". Пуля, которую он извлек и дал мне на память, могла бы наделать значительно больше зла, но опасность не миновала и никаких движений ногой делать нельзя. Поверх повязки мне прибинтовали шину от бедра до пятки. Дальнейшее мое передвижение происходило на носилках и каталках. На следующее утро нас раненых повезли на железнодорожную станцию Крестцы. Проезжали через освобожденный Новгород, который лежал в руинах. Через сутки я уже был в госпитале г. Боровичи.
12 февраля войска Ленинградского и Волховского фронтов освободили г. Лугу. Это означало, что гитлеровская блокада окончательно ликвидирована и наш замечательный Ленинград израненный, но непобежденный, вновь свободен.
15 февраля Волховский фронт, выполнивший свой воинский долг, был расформирован. В своих воспоминаниях я рассказал только об операциях Волховского фронта, в которых мне пришлось участвовать. В защите города большая роль принадлежит Ленинградскому фронту, который в крупных операциях поддерживал Балтийский флот. Особо следует отметить действия мирного населения города-фронта направленные на его защиту.
Прошло почти шесть десятков лет со времени ликвидации блокадного кольца. Ценой огромных усилий и жертв защитники города, воины и мирные жители, выдержали 900 дневную блокаду и разгромили врага. Память о героизме и мужестве не должна тускнеть. Пусть этому служит и медаль "За оборону Ленинграда".