Темиосов Степан Иванович

— Меня зовут Степан Иванович Темиосов, я родился 17 ноября 1916 года в селе Вишневка Лазаревского района города Сочи.

— Перед войной сколько классов Вы успели окончить?

— Четыре класса. Больше не было возможности учиться. Пошел на работу, семья была большая: шесть человек. В 1934 году пошел работать на шоссейную дорогу, от Сочи до Туапсе расширяли шоссейную дорогу. В 1936 году пошел в Туапсе на работу.

— В 1937 году был арестован как враг народа. 12 мая 1938 года был освобожден из армавирской тюрьмы. Освободили благодаря Сталину. Он во время революции прятался в Грузии в одной семье. Всю семью арестовали. Женщина теплоходом добралась в Москву до Сталина. Две недели по команде Берии ее не допускали до него. Но охранник не выдержал и рассказал Сталину о ней. Она вошла и как начала с ними ругаться по-грузински. Сталин не знал, что Берия враг народа. Он был завербован мусульманской разведкой. В высшей школе милиции нам читали обвинительное заключение на него.

— За что Вас посадили?

— По статье 58-й пункт 10, как врага народа. Я ничего не делал. С 1936 года по 1938-й больше 3 млн людей арестовали. Это все было по указанию Берии. Арестовали людей всех национальностей как врагов народа. Я в то время работал в магазине в Туапсе. Ко мне в магазин три раза приходили чекисты, чтобы арестовать. Раз идут, а я стою за прилавком. Девчата говорят: «Степан Иванович, за тобой идут». Я сразу спустился вниз в подвал. Директор дал мне 100 рублей. Я вышел черным ходом, сел в электричку и поехал в Сочи. Пришел на морской вокзал, хотел уехать в Грузию. Но у меня не было документов. Там и арестовали. Привезли в Туапсе, собрали таких, как я, 33 хлопца, отправили в тюрьму. В камере человек 150. Одни стоят, другие отдыхают. Каждую ночь выносили трупы. Мы там дней 13-14 пробыли. Вывели нас всех, которых привезли, посадили на полуторки и в Маяковскую колонию. Приговор уже был, а мы даже и не знали. Была отдельная колония, которая обслуживала кожаный завод. И отдельная центральная колония, которая шила одежду для армии. Я был в колонии, где изготавливали обувь. Там был до 12 мая. Потом переделали статью, как растратчика и освободили.

— Когда Вы попали в Красную армию?

— В 1939 году меня мобилизовывают в Красную армию. Привезли нас в Житомир. В этой дивизии в основном были нацмены: греки, армяне, грузины, азербайджанцы. Нас мобилизовали освободить Западную Украину. 28 сентября 1939 года мы пошли на запад. Пустили танки и пошли до самой границы. За месяц были на границе с Румынией. Я был рядовым в стрелковой дивизии. На границе мы были почти месяц. Потом обратно отправили в Житомир. 12 мая я должен был демобилизоваться. Нас не отпустили, понимали, что будет война.

— Как Вы встретили войну?

— В ночь на 22 июня начали бомбить наши казармы. Никто не понимал, в чем дело. А там одни сосновые леса. Нас в эти леса. До 24 числа держали там. Когда увидели, что немцы уже границу проходят, нас посадили на полуторки и навстречу к ним. Проехали километров 50. Едут немецкие мотоциклисты, которые прорвались через границу. Около 100 мотоциклистов. В каждом мотоцикле по трое немцев. Мы подпустили поближе и прямой наводкой как дали. Только задние успели уехать. Дали команду копать траншею. Идут немецкие танки, примерно восемь. Подпустили их поближе, прямой наводкой как дали. Танки вышли из строя, немцы выскочили, мы пошли в штыковую атаку. Немцы уже не пошли в эту сторону, пошли на Хмельницкую область и в Белоруссию. Дали нам команду потихоньку отступать. Мы, наверное, около месяца с боями отступали до самого Киева. Как от Киева ехать на Житомир на 15 километре, как сейчас помню, с левой стороны лес, живет лесник, за его хатой километра полтора вниз течет речка. Мы туда поднялись, там уже была оборона. Мы там были до 18 сентября. В 3 часа ночи – команда сдать Киев. Я не знаю, с какой целью была угроблена армия. Шли с боями, день и ночь не спали, прорывались с боями.

— Уже проскочили Днепр, бориспольский аэродром, прорывались на восток. И там сонных немцев застали. Что делать? В плен не возьмешь. Забрали оружие и отпустили. Не расстреляешь же? И забрали у них лошадей. А лошади такие здоровые, что таскали орудия. 28 сентября горела станция Березань. Утром немецкие самолеты налетели. Не помню, как оказался в доме одной семьи. 6 суток без сознания, так сильно меня контузило. У меня были поломаны ребра. До 22 октября находился там. Оказывается, ребята, которые меня принесли, сказали, что сдаются в плен, им нечем воевать, а я чтобы, когда приду в сознание, сам решал, что делать. 22 октября я уже чувствовал себя нормально. Женщина сообщила, что немецкая комендатура тут недалеко.

— У меня был немецкий автомат с тремя дисками, три гранаты, ребята оставили. Говорю: «Живым фашистам не сдамся». На следующее утро иду потихоньку по лесу. Смотрю, человека четыре стоят, по-русски разговаривают. Подхожу поближе, вижу – в армейской форме. Я к ним. Это были наши красноармейцы, которые не сдались в плен, спрятались. Потом пошли в село. Тут румыны, никого не трогали. Мы там побыли немножко, узнали обстановку, пошли в лес. Лесом мы добрались до какого-то села ночью. В основном там были румыны, которые никого не трогали. Мы пробыли там четыре дня. После я взял свой автомат, патроны, гранаты и пошел один. На другой стороне село Липецкое. Побыл там две недели. Один местный житель был связан с партизанским подпольем. Пришли с ним к еврею, командиру партизанского отряда Грановскому Исааку. Тот расспросил меня.

— Когда были в обороне Киева, не стало ни одного грека. Их вызывали в особый отдел и куда-то отправляли. Меня вызывали в особый отдел 5 раз. Я сказал, что русский. У меня отец русский, мать гречанка. Предательство в армии было капитальное.

— Вашу семью коснулось выселение греков в 1942 году?

— Нет, мою семью не тронули. Сестру с семьей выслали в Казахстан. Когда был начальником милиции, забрал мать, сестер. Привез сюда. А тут такое дело. Я приезжаю с села с происшествия, а их нема. Уехали в Казахстан к сестре. Когда Хрущев дал команду отменить это указание, вернуть назад, там сестра вышла замуж за грека. А он сам родом из Сухуми. Они поехали в Сухуми и там построили двухэтажный дом. Мать купила рядом домик, они там жили.

— Расскажите, как Вы попали в партизанский отряд.

— Грановский меня познакомил с главврачом Каминской. Я остался там под видом ездового. Получили данные, что в километрах 15-18 находится партизанский отряд, все в армейской форме. Я еду туда в разведку, якобы везу дрова, под соломой оружие. Везу до мельницы. Выходит мельник. Несколько раз возил туда дрова. Но он меня все не отправлял в отряд. Все проверял. Наконец поехали мы с ним в этот отряд. Смотрю, мой командир отделения! 84 человека, все в форме. Когда отступали, убило повара, меня поставили. Сделали разведчиком. Все время разведывал. Уже пошел такой период, когда начали людей забирать, отправлять в Германию. Это был 1942 год. В Чечельниках стояла немецкая комендатура. Начали все тикать в лес. В отряде уже стало человек 200. А в центре два подпольно-партизанских отряда. Одной группой командовал Грановской, а второй – председатель колхоза. Немцы уже поняли, что надо отряд ликвидировать. Прибыли немецкие солдаты. Я поехал туда верхом на лошади, обошел завод и в лес. Всё доложил. Сутки наши бились. Не знаю, сколько полицаев, немцев убило. Они отступили. Я вернулся назад в село. До 1943 года был в разведке.

— В Одессе в катакомбах по заданию познакомился с полковником в звании морской службы. Наши войска уже подходили к Николаеву. Думаю, пойду до Николаева. Один лиман, второй, на третьем граница, с одной стороны немцы, с другой – румыны. Стало темно. Спускают вниз. Домик. Стучу. Открывает мужик. Видит: я хорошо одет. Поужинали, выпили по 100 грамм. Говорит: «В 7 часов утра подниметесь, жинка пойдет на базар. А базар на территории немцев. Может, прорвешься». Прошли мост. С одной стороны румыны, с другой – немцы. Мы идем с корзинами. Прошли метров 15. Кричат мне. Я сразу положил гранату и пистолет в корзину. Внизу комендатура. Они меня в комендатуру в Чечельник. Они меня посадили в студебеккер и повезли в Одессу. Привезли часов в 8 вечера. Вызывает следователь, допрашивает. Сам в немецкой форме, но хорошо говорит и по-русски и по-гречески. Но языка я не знаю, хотя и грек.

— Приходят два румына, берут меня под конвой. Везут в Чечельник. Пересели на узкоколейку. А там как раз воскресный день, полные вагоны сена. Едем, едем. Уже минут 30 ехали. Я поднялся и выпрыгнул через окно. Метров 10 от моста, а мост высокий. Так удачно попал. Пошел в лес. Слышу выстрелы. Дошел до села Червоно Гребня Чечелинского района в 6 утра. Потом прихожу в село Анютино к связному Кузьменко Ивану. Спрашиваю, где отряд. Кажется, день и ночь тут война была. Думаю, что делать? Пойду в Чечельник. Там у меня хорошие связи. Полицай дядя Костя без меня не обедал. Садимся обедать, выпили по 100 грамм. Рассказал ему, что поехал в Одессу что-то купить, меня там поймали, я без документов, с поезда спрыгнул. Затем пошли в комендатуру. Сидит комендант лет 25-26. Он ему по-немецки все рассказал. Тот ответил: «Иди, скажи ему, чтобы он больше никуда отсюда не уезжал».

— В сентябре 1943 года дали команду: весь отряд должен перейти речку. Армия вот-вот должна быть здесь, освобождать Чечельник, чтобы без боя прошли. Я иду туда в отряд Артюхова, забрал автомат, патроны и к ним туда. Человек 300 был отряд. Пошли пешком ночью, два дня шли, перешли речку. А там уже отряд Ковпака, Сабурова заняли оборону, уже за речкой стоят. Встретили немцев пулеметным огнем. Наша армия прошла без потерь. Полковник говорит: «Идите в тыл, пусть с вами разбираются». Мы пришли в Чечельник, Грановский организовал в ресторане нам пьянку. Два дня пили. Приходит младший лейтенант, начальник милиции. Позвонили в Управление НКВД, дали распоряжение, чтобы нас туда направить. Человек 60-70 согласились, остальные пошли по домам. Добрались до управления НКВД. Там капитан Каширин дал нам заполнить анкеты. Нас 5 человек направили в Литень. Пришли в НКВД. Заходим, сидит старший лейтенант. Познакомились. Петр Сидорович Штыменко. Он сказал, что мы будем здесь дежурить.

— Как ночь, так стрельба по Литину. Бандеровцы начали нападать. Начали воевать с националистической бандой по селам. А тут прислали полк НКВД. Были работники ББ по борьбе с бандитизмом. Они сидели в сельсовете, два человека, их бандеровцы убили. Оказалось, не бандеровцы, а власовцы. Сотни власовцев утекли, и мы по их следам пошли. Окружили их в лесу. Начали чистить лес. Они сдались без боя. Человек около 100 власовцев. Майоры, подполковники, капитаны… Погнали всех в Винницу в облвоенкомат. Там их поместили на стадионе «Динамо», а потом – на фронт. После тут бои в лесу день и ночь. По мне стреляли, в метрах трех пуля прошла, осечка у него получилась. Зато у меня осечек не было, я его положил. Так до 1946 года.

— Когда Вас призвали армию, когда Вы шли еще перед войной в Черновцы, как Вас встречало местное население?

— Очень хорошо, отлично. Народ в большинстве был за нас. Соединили всю Украину. Никаких эксцессов, нападений не было.

— Когда шли по оккупированной территории, попали в окружение, как относилось население?

— Нормально. Помогали.

— Население поддерживало партизанское движение?

— Большинство людей утекли в партизаны. Помогали с продуктами.

— В этом районе были только советские партизаны?

— Мы даже не знали, что в партизанах есть такая банда, как УПА. Узнали, когда они в Белоруссии, в Хатыни, уничтожали весь народ. Немцы им дали команду, мы на полчаса туда не успели, мы бы им там показали. Получили данные, все кинулись туда, но мы же пешком шли. А они в это время уничтожили и утекли.

— Партизанское движение началось прямо с 1941 года?

— Почти сразу стали создаваться партизанские отряды. Ковпак со своим отрядом, сначала 500 человек было, а потом несколько тысяч стало. Те, кто попал в плен, убегали в партизаны. Немцы сразу неправильно поступили: начали расстреливать, угонять в Германию. У нас был небольшой отряд: 280 человек.

— Население поддерживало?

— Да. За счет кого-то надо было жить…

— Когда Вы соединились со своими, проходили проверку?

— Нет. Нас сразу направили в органы НКВД, а там они уже проверяли.

— Так Вы же вроде были врагом народа.

— Да. Я это все скрыл.

— И это не всплыло, когда Вас проверяли в школе?

— Я указал другой адрес: ни Вишневку, а Туапсе.

— Как сложилась Ваша жизнь после войны?

— В 1946 году меня вызвали в Управление, направили в Школу милиции в Черновцы. Там побыли 6 месяцев на переподготовке участковых уполномоченных. Может, месяц полтора поучились, а потом прошли по лесам. Чистили леса. Прошло 6 месяцев. Приходит приказ генерала Строкача (тут я был командиром 4-го взвода) подобрать 100 бойцов, учить на начальственный состав в органы. Я туда попадаю. Только женился, дочка родилась. Учился два года. Все хорошо. Нас там было человек 600. До 10 сентября 1948 года.

— Потом направили старшим опером в Литень. Работал месяцев шесть. В октябре 1949 года меня вызывают в кадры. Начальник полковник Лазарев. Направили начальником милиции в какое-то село, где действовала банда 17 человек. В итоге их всех забрали с оружием. Дали мне комнату. Теща приехала, трое детей, жинка. Там проработал год-два. Знакомые лесники говорят: «Степан, давай мы тебе дом построим». Привезли камень, цементу. Мастер армянин все отлично сделал. Сделали четырехкомнатную квартиру. Приезжают из Госбезопасности. Секретарша написала на меня анонимку, все проверили. Недели через две привозят нового начальника милиции, меня освобождают с работы за эту постройку.

— Когда я учился в Черновцах, в 1947 году туда приезжал Хрущев устанавливать связи националистов. И прибыли два состава. За ночь нужно было собрать и отправить их всех. И моему взводу поручили охранять его вагон. Две недели там были. Не знал, кого охраняю, вагон охранял. Привозят его в 2 часа ночи. «Где ваш командир? Пусть ко мне зайдет». Я зашел. Стоит бутылка с бумажной пробкой. Открывает американскую тушенку. Говорит: «Садись, будешь со мной кушать». На улице холодно, зима. Налил по стакану водки. Он выпил, я поставил.

— Я ему написал потом жалобы, он уже был секретарем ЦК в Москве. Меня послали директором зернозавода. В Буроновицах было восемь складов с зерном. Склады метров 30-40 длиной, метров 4-5 шириной. Ознакомился со всем. Как ночь, пропадало по три мешка муки. Я доложил начальнику милиции, который вместо меня, Виктору. Через полтора месяца милицию отделяют. Приезжает мой хороший друг, в кадрах работал, и новый начальник управления, майор по званию, пришел из КГБ. Приказали послать за мной. Оказывается, Хрущев написал такую петицию. Дал команду немедленно восстановить на работе. А тут такой момент: район ликвидировался. Маленький район, передавали его по другим районам. Направили в Литень заместителем начальника милиции. Мне приготовили форму. Капитаном был тогда. Район был бандитский. 52 дела по особо опасным преступлениям не раскрыты. Убийства, грабежи. Захарин, начальник милиции, говорит: «В лесу в Пеньковке в 1950 году убили ездового, продавщицу, а вторую тяжело ранили, но она жива. Уже пять лет не можем раскрыть это преступление». А я его раскрыл.

— Когда Вы приехали в Литень, какая там была обстановка?

— Очень тяжелая.

— Чего было больше – бандитизма или национализма?

— Сейчас не разобраться. И того и другого. Тут был клуб, танцы, а там троих бандитов из тюрьмы освободили, они достали оружие, начали стрельбу. Мы узнали, сразу сюда пришли, скрутили, забрали.

— Когда война закончилась, стали приходить фронтовики. Стало спокойнее или, наоборот, тяжелее?

— Спокойнее. В 1948 году по линии уголовного розыска было одно преступление. И то хулиганство. Начали работать колхозы, восстанавливались совхозы. Самые беспокойные были 1944-1945 годы, пока не было мужского населения, были только бандиты. Больше бандитов было.

— Спасибо, Степан Иванович, за рассказ!