6038
Партизаны

Касьянова (Ерёменко) Надежда Никифоровна

- Девичья моя фамилия – Ерёменко. Родилась я 30-го сентября 1925-го года. Папа работал на шахте, а мама домохозяйка была. Семеро детей. Училась я – в Советской школе, на станции Краснофлотская, закончила десять классов там. И – началась война.

«22-го июня
Ровно в четыре часа
Киев бомбили, нам объявили,
Что началася война».

По радио передали. Раз мы комсомольцы – значит, мы, 10-й класс, все собрались в военкомат. Военкомат нас не взял. Мне было 16 лет; не взяли ни меня, ни тех, которые тоже были 16-летние. А старших ребят – забрали всех на войну, и они – никто не вернулся. И мои братья тоже не вернулись. А я была в партизанах.

- У Вас было ощущение, что война будет долгой и тяжёлой? Или – что быстро закончится?

- Конечно, было второе! Мы же дети были ещё. И «Чапаева» смотрели в кино. Считали, что немцев быстро разобьём, но было предателей много.

- С ними же боролись: контрразведка, СМЕРШ…

- Знаете, у нас в отряде – не было предателей. А вот в деревнях – были. Которые знали, например, что я была в партизанах. Поэтому мою родню – отца, мать и сёстренку (братья были в армии) в концлагерь отправили. И там отца очень много били, он не дожил до конца войны, умер…

- А в Ваш отряд немцы старались забросить агентуру?

- Конечно, старались, а как же?! Враги! Но – не получалось. Наши люди – грамотные, очень настроенные были – и сразу их зацапывали… и расспрашивали, допрашивали. А они уже потом рассказывали, как, что, чего.

- Где Вы партизанили?

- Советский район. Это Крым. А когда папа работал на шахте – это был город Макеевка, область – Сталинская раньше была, а теперь – Донецкая. Я там и родилась, там и мой брат родился, там все родились.

Я пошла в партизаны – мне было 16 лет. Но партизанам было очень и очень тяжело. Кушать нечего было. Командир у нас был – Чуб Михаил Юрьевич. И была Золотова Вера Андреевна. Вот они с самого начала на базе всё приготовили, всё замуровали – но когда мы приехали – уже всё было раскрыто и ничего там не было. И мы по три дня ничего не ели.

- Кем Вы были в партизанском отряде?

- Просто бойцом. У меня был автомат. Когда нас отправляли в лес – нам дали винтовки, по две гранаты и по десять патронов.

3-го ноября 1941-го года мимо везли раненых, и нам надо было отбить немца, чтобы раненые спокойно отошли в тыл. И вот мы в этот день вели очень большие, ожесточённые бои. Но у нас погибло всего двое, и трое было ранено. В том числе и я. А у немцев погибло 123 человека! Потому что мы были на горе, а они – внизу: там дорога шла. И мы перебили им дорогу, чтобы они не прошли дальше, чтобы наши раненых провезли. Ну вот успели раненых отправить… а немцев 123 человека побили. Они потом были очень злые. Они очень боялись партизан – и военных моряков. Мы воевали, пока 13-го апреля не освободили Феодосию. Это уже в 1944-м году. 14-го [Так у автора. – Прим. ред.] апреля освободили Джанкой – и погнали немцев.

- Можно поподробнее о Вашем ранении?

- Когда эвакуировали госпиталь – меня в тот раз и ранило. Мне было 16 лет, а распороло весь живот. Женщина была медик, врач. Она говорит: «Вы выдержите, если Вам без ничего, без наркоза будем шить?» Конечно, выдержишь… а как не выдержишь, когда знаешь? Ну, ничего, всё нормально. Сделали операцию, потом зашили.

- Вас – раненую – не эвакуировали на Большую землю?!

- Нет. Самолёт прилетел – и в него сели те, которые не раненые. Полетели. Были беременные и с мужьями. А что самолёт может взять? Человек пять…

- Вы были в партизанах, а после этого в армии уже не служили?

- В армии – не служила, а была вольнонаемной. У меня и документы есть, всё. И там мы прошли до немецкого города Гельзенкирхена. Как стали мы уже подходить – там немцы все разбежались, попрятались, а наши ребята взяли комбайны, косилки, там всё это. И зерно забирали. Стоял эшелон: грузили туда. И я при этом была. А так – я в Калининград ездила за медикаментами всё время.

- Когда Вы были в партизанах – получали какие-нибудь известия с Большой земли о ходе войны?

- Вы знаете, это получали все командиры. И нам говорили, если надо было что-то куда-то нас продвинуть.

Мы в основном ходили в разведку. Нам сообщали, что вот тот-то, тот-то идёт в разведку. У нас не было ни землянок, не было ничего. Только такие строили из дерева… шалаши. И вот в этих шалашах все ребята спали в снегу, а мы приходили из разведки и ложились между ними, чтобы согреться хоть немножко.

- 1941-1942-й годы, Крым оккупирован, немцы у Москвы, на Волге... не было ощущения, что страна – погибла?

- Нет, не было. Мы всегда верили, что мы останемся при Советском Союзе. И сейчас я могу сказать, что всё равно Советский Союз был лучшим. И всё равно будет Советский Союз! Так, как сейчас – не может быть, потому что эти – бандиты! Они все наживаются только, а будет, всё равно будет – Советский Союз!

- Как снабжались партизаны?

- Никак не снабжались. Самолёты прилетали, но если они что сбросили – это забирали татары. А в одно прекрасное время, когда эвакуировали животных [Видимо, колхозный скот. – Прим. ред.] и на баржи их погрузили – немцы эти баржи утопили. Тогда люди решили всех животных гнать в лес. Мы только одного убили. Жеребец был здоровый такой. Только его, потому что могли только его съесть.

Дальше питание добывали, когда уходили в разведку. Пошли – что-то принесли. Приносили жир гусиный. И вообще очень были люди подельчивые, очень были добрые, очень хорошие. Всегда нам давали: от себя отрывали, но передавали в лес что-то. Или буряк, или картошку, что-то такое. Всё равно передавали!

У нас была связь с Большой землёй, но, Вы знаете… было много предателей. Если бы не предатели – мы бы жили и жили. Но было их много.

- Пленные немцы Вам – встречались?

- Встречалась и с немцами, и с румынами. У нас даже румын один был, который нам все сведения приносил. Пойдёт в Старый Крым, там походит – а потом приходит, рассказывает, что вот то-то, то-то… то есть у нас была агентура, в том числе в войсках противника.

Обращались с немцами пленными – как они с нами, так и мы с ними. Есть-то нечего было всё равно…

- В армии существовали комиссары, замполиты. В партизанских частях они тоже были…

- Были. У нас – была Золотова Вера Андреевна. И к ней, и к Чубу у нас было хорошее отношение. Как к командирам, как к начальникам. Хорошо обращались, относились. И они хорошо относились.

- Какие-нибудь специалисты с Большой земли к Вам – забрасывались? Подрывники, врачи?

- Никого не забрасывали, не было. Самолёт если прилетал – то покружит-покружит, пока сделают огонь: четыре по углам, и тогда – сбрасывает. Рацию нам, сухари…

- Вы упоминали предателей. Обычно кто это был?

- Крымские татары – это одно. А то были наши русские, которого, например, оставили, чтобы он помогал своим – а он, наоборот, их выдавал. Предатели были и в партизанах. Знаю, один керосин возил… ему доверили, а он – всё равно…

- У партизан была связь с городским подпольем?

- Я не знаю. Мне было 16 лет ещё. Я ещё за мамой плакала…

- Ваш отряд воевал, а за это – награждали…

- Обязательно награждали! Вполне достаточно. Если заработал – получил. Те, которые ходили, разведка была, выявили там немцев, перебили, возвратились, им – было.

- Каков был состав отряда по численности, по возрасту?

- Вы знаете, больше было женщин. А по возрасту – вот я была самая младшая. Все остальные – давно поумирали, потому что им тогда было и 45, и 65, и 35, и 55, и сколько хотите, а я – осталась, вот и сейчас пишут в газетах, «единственная».

- В 1944-м году крымских татар выселили по обвинению в сотрудничестве с немцами…

- Вы знаете, я не знаю, как они в тылу сотрудничали, но в лесу которые были татары – они только забирали всё для себя. Животных забирали, там, резали, ели. Они не в партизанах были. Они просто жили там в лесу. В общем, и предавали они, если где-то что-то услышат, узнают там в Старом Крыму. Что церковь как-то там взорвали наши партизаны.

- 1944-й год: советские войска освобождают Крым. Вы помните встречу партизан с ними?

- Вы знаете, никто не встречался. Все шли дальше. Гнали немца, гнали, гнали и гнали.

- У Вас была проверка после воссоединения партизан с Красной Армией?

- Конечно, была. А как же? Спрашивали, кто родители, кто вы, где были, что, чего… вот так вот.

- 9-го мая 1945-го года Вы встретили в Кёнигсберге…

- Да. Вы знаете, это чувство – это не передать. Это словами не передать. Все плакали, все радовались и плакали. Кошмар, кошмарно было…

- Понятно. Спасибо, Надежда Никифоровна, большое спасибо!

Интервью: Н. Аничкин
Лит. обработка: А. Рыков

Рекомендуем

Ильинский рубеж. Подвиг подольских курсантов

Фотоальбом, рассказывающий об одном из ключевых эпизодов обороны Москвы в октябре 1941 года, когда на пути надвигающийся на столицу фашистской армады живым щитом встали курсанты Подольских военных училищ. Уникальные снимки, сделанные фронтовыми корреспондентами на месте боев, а также рассекреченные архивные документы детально воспроизводят сражение на Ильинском рубеже. Автор, известный историк и публицист Артем Драбкин подробно восстанавливает хронологию тех дней, вызывает к жизни имена забытых ...

Мы дрались против "Тигров". "Главное - выбить у них танки"!"

"Ствол длинный, жизнь короткая", "Двойной оклад - тройная смерть", "Прощай, Родина!" - всё это фронтовые прозвища артиллеристов орудий калибра 45, 57 и 76 мм, на которых возлагалась смертельно опасная задача: жечь немецкие танки. Каждый бой, каждый подбитый панцер стоили большой крови, а победа в поединке с гитлеровскими танковыми асами требовала колоссальной выдержки, отваги и мастерства. И до самого конца войны Панцерваффе, в том числе и грозные "Тигры",...

«Из адов ад». А мы с тобой, брат, из пехоты...

«Война – ад. А пехота – из адов ад. Ведь на расстрел же идешь все время! Первым идешь!» Именно о таких книгах говорят: написано кровью. Такое не прочитаешь ни в одном романе, не увидишь в кино. Это – настоящая «окопная правда» Великой Отечественной. Настолько откровенно, так исповедально, пронзительно и достоверно о войне могут рассказать лишь ветераны…

Воспоминания

Перед городом была поляна, которую прозвали «поляной смерти» и все, что было лесом, а сейчас стояли стволы изуродо­ванные и сломанные, тоже называли «лесом смерти». Это было справедливо. Сколько дорогих для нас людей полегло здесь? Это может сказать только земля, сколько она приняла. Траншеи, перемешанные трупами и могилами, а рядом рыли вторые траншеи. В этих первых кварталах пришлось отразить десятки контратак и особенно яростные 2 октября. В этом лесу меня солидно контузило, и я долго не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, ни вздохнуть, а при очередном рейсе в роты, где было задание уточнить нарытые ночью траншеи, и где, на какой точке у самого бруствера осколками снаряда задело левый глаз. Кровью залило лицо. Когда меня ввели в блиндаж НП, там посчитали, что я сильно ранен и стали звонить Борисову, который всегда наво­дил справки по телефону. Когда я почувствовал себя лучше, то попросил поменьше делать шума. Умылся, перевязали и вроде ничего. Один скандал, что очки мои куда-то отбросило, а искать их было бесполезно. Как бы ни было, я задание выполнил с помощью немецкого освещения. Плохо было возвращаться по лесу, так как темно, без очков, да с одним глазом. Но с помо­щью других доплелся.

Показать Ещё

Комментарии

comments powered by Disqus
Поддержите нашу работу
по сохранению исторической памяти!