Закончилась наша подготовка на Сандомирском плацдарме к предстоящим боям. В конце декабря 1944 г. мы своим ходом вышли из села, где располагались, недалеко от переднего края обороны наших войск. Наша часть сосредоточилась в лесу, и несколько дней мы спали около костров на елочном лапнике, пока не построили землянки, и установили там печки-"буржуйки", сделанные из пустых бочек из-под топлива. Дверь землянки закрывали плащ-накидками, кусками брезента. Мороз, правда, был не очень большой, градусов 10-12, но и на таком морозе дрожь пробирала до костей. В землянке было, конечно, теплей. В этот период занятия не проводились, нам предоставили полный отдых. Мы отсыпались, проверяли оружие на исправность и занимались всякой ерундой - в основном играли в карты.
Нас, офицеров, несколько раз возили на передний край, в траншеи, намечая маршруты движения танков с десантом, и знакомя нас с экипажами танков. Когда начнется общее наступление мы не знали - эти вещи не разглашались. Но мы все чувствовали, что скоро наступит такой момент, и поэтому испытывали какое-то волнение, даже нервозность. Самое это паршивое - ждать и догонять.
Наконец этот день, 12 января 1945 года, наступил. После длительной артиллерийской подготовки и ударов авиации, общевойсковые части перешли в наступление, стремительной атакой захватили первый, а затем и второй оборонительные рубежи противника. Артиллерийская и авиационная подготовка продолжалась, если мне не изменяет память, не менее полутора часов. По обороне противника вели огонь орудия от 76-мм до 152-мм, минометы 82-мм, 120-мм, 160-мм, а также "катюши", её бомбили бомбардировщики и штурмовики. Стоял сплошной гул, приходилось даже кричать, потому что не слышно было друг друга. Над обороной противника поднимался густой дым, там что-то летело вверх, что-то горело и взрывалось. Противник лишь изредка и кое-как огрызался огнём, почти вся его артиллерия и минометы были подавленны.
После прорыва обороны противника общевойсковыми частями, настала очередь за нами. Задача нашей бригады и всей армии быо войти в прорыв, развивать наступление к Одеру, и захватить на его левом, западном берегу плацдарм.
Наша рота, как и другие роты батальона, на танках танкового полка бригады десантом начала движение колонной вперед. На дороге была неразбериха, кроме нашей бригады двигались и другие части, различные тыловые подразделения, некоторые машины и повозки шли против основного движения и мешали нашему наступлению. Сворачивать с дороги было опасно, там всё было заминировано, и саперы не успели ещё обезвредить поставленные немцами мины. Машина М-1, "эмочка", с командиром бригады подорвалась на мине и полковник Туркин только случайно остался живым, отделавшись лёгкой контузией, хотя его шофер и ординарец погибли, а машину разнесло на куски. Командир взвода нашей роты лейтенант Шакуло был ранен 12 января, его чем-то задело и сломало ногу. Когда он убыл в госпиталь мне было поручено командовать и его взводом, хотя во взводе старшим остался сержант Савкин - прекрасный парень, храбрый и умелый боец.
Весь день 12 января 1945 г. мы успешно, хотя и медленно, продвигались вперед. Стояла низкая облачность, и авиации противника не было видно. В январе темнело рано, и уже под вечер мы столкнулись с противником перед селом, где был оборудован его опорный узел, и были обстреляны пулемётным огнем и из танковых орудий.
Быстро покинув танки, мы развернулись в цепь и залегли на открытой местности. Пытались окопаться, но от командира батальона и командира танкового полка последовала команда "вперед". Уже почти стемнело, и это было нам на руку - меньше будет потерь. Несмотря на огонь противника, стремительной атакой мы ворвались в село, и противник бежал. Перед самым селом мы попали под сильный огонь противника, и рота разделилась - взвод Вьюнова атаковал левее, а я с двумя взводами - правее. Наши танки поддержали нас огнем, но в село не вошли, оставшись на прежнем месте. Они, видимо, боялись огня "тигров", которые стояли за селом, в поле, и вели интенсивный огонь по нашим танкам. По нам они не стреляли, боясь поразить своих, немецких пехотинцев, которые удирали из села.
Двумя взводами я вышел на противоположную окраину села и занял немецкие окопы. Немцев уже не было видно. Этот ночной бой хорошо врезался в мою память, нам пришлось отражать немецкие контратаки почти до самого рассвета. У меня не было связи ни с командиром роты, ни со взводом старшего лейтенанта Вьюнова, и я даже не знал где они. Командир пулеметного взвода роты лейтенант Александр Гущенков заметил направление моей атаки, и не растерявшись в этом кромешном аду пришел нам на помощь с двумя пулеметами "Максим" и своими ребятами, заняв позицию на правом фланге двух моих взводов, так как правый фланг был оголен, а роты батальона вели бой левее меня. Где-то там и были третий взвод роты и её командир. Пулеметные расчеты Гущенкова нам здорово помогли.
На какое-то время стрельба утихла и я решил пройти вдоль только что взятых немецких окопов - поддержать солдат, показать, что я с ними. Для солдат, особенно в тяжелой обстановке, это важно. Сержант Савкин показал мне на гранаты, котелки, каски, обоймы патронов, спрятанных в нишах немецких окопов. Я велел к ним не прикасаться, но один солдат, то ли, забывшись, задел что-то, то ли стал прыгать, чтобы согреться, но произошел взрыв, солдата подкинуло вверх метра на два, и он как пустой мешок мертвым упал в окоп. Больше потерь от этих сюрпризов не было.
Через некоторое время немцы контратаковали нас, но только пехотой, танки оставались на месте. К нам к тому времени подошли наши собственные танки, и общими усилиями мы отбили эту атаку. Пехота немцев залегла, а танки открыли огонь из орудий по деревне, стали поджигать дома. Ночной бой вообще тяжелый, а этот бой шёл всю ночь. Видимости никакой, стреляешь только по вспышкам от оружия, которое ведет огонь, или иногда заметны какие-то силуэты. В темноте не видно результатов своего огня, и эффективность его конечно меньше, чем днем.
Мне вспоминается, что немецких танков "тигр" было не менее 15, а сколько было пехоты я не мог определить - было слишком темно. Меня же поддерживало всего три танка Т-34-85. Экипажи в них были необстрелянные, впервые в бою. Огонь по танкам они вели редко, боясь, что их по вспышкам засекут немецкие танки, а когда стали гореть хаты, то они вообще постарались уйти подальше, в тень. Их отход, хотя и не так далеко, плохо повлиял на моих воинов, большинство которых тоже не бывали в бою, да и на некоторых "старичков" находил "мандраж", они держались из последних сил, но огонь по противнику вели. Но все оглядывались на наши танки - боялись что они бросят нас и уйдут в тыл, поэтому мне приходилось бегать то к танкам, останавливать их, если они уходили слишком далеко назад, и возвращать их ближе к нам, то посмотреть какие дела у Гущенкова, и потом опять бежать к своим бойцам. Деревня была вся в огне, кругом рвались снаряды, с визгом пролетали немецкие пули и осколки снарядов. Строчили и наши пулеметы ДП и автоматы. Немцы попробовали ударить нам во фланг, но пулеметы Гущенкова расстреляли их почти в упор, и больше они не пытались атаковать.
Два или три солдата все же покинули окопы и затаились за хатой, которая еще не горела, и за ней укрылся наш танк. Я их возвратил на прежнее место - опять в окопы. Если вовремя не предупредить, не остановить в корне панику, то воинство становится неуправляемым, поэтому я строго предупредил и тех командиров отделений, солдаты у которых без приказа убежали из окопа. Так мне пришлось почти всю ночь бегать под огнем противника от окопов к танкам, и от них опять к своим окопам. От меня шёл пар, мне всё время хотелось пить, хорошо что рядом был колодец, ординарец котелком доставал воду, и эту холодную воду я с жадностью пил. В деревне все горело, было светло как днем. В этих условиях мне приходилось руководить боем почти роты - два взвода и пулеметный взвод, да еще заставлять вести огонь наши танки, которые всё время пытались уйти в безопасное место. Эта беготня чуть не стоила мне жизни. В горящем селе я был как на ладони, и только я спрыгнул в окоп, как на бруствере разорвался снаряд. Бруствер разворотило, а меня и рядового Иванова оглушило. Плохо было то, что этот окоп находился в нескольких метрах от горящего дома, и сидеть в окопе стало жарко. Окоп на фоне горящего дома был виден издалека, но второго выстрела не последовало, видимо, немцы посчитали нас убитыми. Я быстро перебрался в другой окоп, а Иванову разрешил уйти в медсанчасть, его слегка контузило.
|
Перед рассветом немцы прекратили огонь и атаки, а затем вообще скрылись. Видимо, их целью было не разгромить наш батальон или бригаду, а лишь задержать наше наступление насколько возможно, чтобы спасти от разгрома и окружения свои войска на другом участке фронта. Несмотря на продолжительность боя, потери с нашей стороны были незначительные. С рассветом мы с Гущенковым нашли командира роты Чернышова и Вьюнова - командира третьего взвода. Я доложил ротному о потерях, и мы обменялись мнениями о бое. Кухня к этому часу успела приготовить завтрак, и мы, как обычно, выделили от каждого отделения по два-три человека с котелками, принести еду. Мы с ординарцем ели тоже вдвоем из одного котелка. Если была возможность, то котелки после еды мы мыли или вытирали травой. Если кому мало было еды, то можно было сбегать за добавкой, но как правило хватало всем, ведь еду готовили на полный штат батальона, а батальон нёс потери...
После завтрака мы выступили в поход, сначала пешим порядком, а затем пересели на танки. Батальон двигался в передовом отряде бригады. Продвигались быстро, немцы не оказывали большого сопротивления, но к исходу дня мы были остановлены сильным заслоном противника.
День был пасмурный, шел мокрый снег, на танках было холодновато, и все жались ближе к жалюзи машины. Паршивая погода для пехоты. В течение 9 и 10 февраля шли ожесточенные бои, противник оказывал упорное сопротивление, бросая против нас танки, пехоту, фолькштурм, обрушивая на нас артиллерийско-минометный огонь. Нам пришлось тяжело, но сопротивление врага было сломлено, и понеся потери немцы вынуждены были отступить, бросая технику и вооружение - танки без горючего, артиллерийские орудия и миномёты. Местность была лесистая, иногда было не понять, откуда "фрицы" ведут огонь.
|
|
Евгений Иванович Бессонов 1945 (Из архива Е. И. Бессонова) |
Теперь танки в лесу или в населенных пунктах двигались осторожно, позади пешего десанта, а нашей задачей было уничтожать фаустников стрелковым оружием или указывать танкам цели, где засели "фрицы", чтобы те уничтожали их орудийным огнем. Противник старался остановить наше продвижение любым средствами, действовал из засад, порой малочисленными группами, почти смертниками, лишь бы остановить нас и нанести нам потери. Однажды под вечер, только что стало темнеть, передние три танка подошли к опушке леса. Я со взводом в этот раз был в середине колонны танков, а в передовом дозоре были бойцы из другой роты батальона. Вдруг раздалось несколько артиллерийских выстрелов по передним трем танкам, и колонна остановилась. Я спрыгнул с танка побежал вперед для выяснения обстановки. Уже совсем стемнело, но я увидел кучку командиров, там были командир танкового полка Столяров, командир батальона Козиенко и еще кто-то. От опушки леса прибежали бойцы с тех передних танков, и принесли на плащ палатке тяжело раненого бойца, который скоро скончался. Как они доложили, их около опушки леса обстреляли немецкие штурмовые орудия. Один наш танк был подбит, десант почти весь погиб, лишь некоторые были ранены. Два других танка ушли из-под обстрела. В одном из них экипаж покинул машину, но механик-водитель успел включить заднюю скорость и танк продолжал двигаться задним ходом без экипажа. Командир танкового полка послал экипаж остановить танк и вернуть его к колонне, что и было выполнено.
Ночью командование не решилось атаковать противника, и удар решили перенести на утро. С рассветом батальон - всё, что осталось от его трёх рот, начал движение через лес, находящийся левее дороги.
|
|
Первый батальон 49ой Мех. бригады на пути в Прагу. 9 Мая 1945 года (фото из архива Е.И. Бессонова) |
О противнике ничего не было известно. Сначала все было хорошо и тихо, со стороны противника стрельба не велась, он нас не видел, и мы его тоже, но долго это не продолжалось. Противник нас заметил и открыл ружейно-пулеметный огонь. Мы тоже стали отвечать и перебежками продвигались вперед. Атакованная нами малочисленная немецкая пехота отступила, вернее бежала, однако по нам открыли огонь из орудий три самоходки, которые стояли от нас в метрах пятидесяти. Мы залегли за деревья, ибо самоходки открывали огонь чуть ли не по каждому бойцу. Я лежал с ординарцем за одним из деревьев, и один снаряд попал в это дерево, приблизительно в метре от земли. Нас оглушило, дерево было срезано снарядом, но мы остались невредимыми и ползком перебрались за другое дерево. Повезло нам, уже в который раз. Что делать дальше мы не знали, танки нас не поддерживали, оставшись далеко позади нас, но командир 3-й роты Костенко не растерялся. Он привёл почти к самой нашей цепи тяжелый танк ИС-2 и указал его экипажу цель - самоходки. Танк произвел два выстрела из орудия крупного калибра (122-мм), и одна самоходка буквально развалилась, а второй снаряд пробил аж две самоходки сразу, такого "чуда" я еще не видел. Путь был для нас свободен. Батальон продвинулся несколько вперед по лесу. Противника снова не было видно. Подошли наши танки, поступила команда "по машинам", и мы отправились дальше выполнять задачу.
