37753
Пехотинцы

Малинцев Виктор Степанович

 

Интервью проведено при поддержке Московского Дома ветеранов войн и Вооруженных Сил

 

Я родился в 1922 году под Москвой. Мой отец был рабочим, работал на Белорусском вокзале. Мать домохозяйка. После окончания семилетки я в ФЗУ на артиллерийский завод. Окончил ФЗУ, работал на заводе, поступил в техникум.

После начала войны, с первых же дней, мы стали дежурить на крышах, ожидая налеты на Москву. И, когда они начались, мы сбрасывали зажигалки с крыш.

Меня в армию не призывали, на заводе бронь была, а осенью началась эвакуация нашего завода в Пермь. На платформы погрузили станки, а рабочие должны были ехать в пассажирских вагонах. Мне выдали сухпаек, выделили место в вагоне, но я с приятелем договорился, мы с ним вышли из вагона и пошли в военкомат. Подали заявление, чтобы нас призвали в армию.

Военкомат, наверное, с неделю не давал о себе ничего знать, а потом мне прислали повестку. Я пришел в военкомат, там набрали команду, человек сорок наверное, набрали и отправили нас в Горьковскую область, на станцию Сейма, там формировали войска. Какое-то время я пробыл на этой формировке, а потом, так как я занимался в аэроклубе, меня взяли в запасной авиационный полк, сказали, что там я дождусь очередного набора в летное училище. В этом полку летчики переучивались в этом полку на новые машины. Каждый день бились лётчики и нас, тех кто посвободней, посылали по лесам, собирать осколки самолетов.

В полку я пробыл до августа 1942 года, освоил специальность авиационного оружейника, а в августе вышел приказ наркома обороны, в результате которого в летных частях сделали так сказать чистку – оставили только лётчиков и техников, а всех остальных отправили в Москву, там формировались десантные части. Но в десантники я не попал, меня направили на курсы бронебойщиков. Три месяца я обучался на этих курсах, а потом меня оставили там заместителем командира взвода и еще три месяца я находился на этих курсах, после чего меня, со всем набором, направили на Калининский фронт. На Калининском я был недолго, заболел воспалением легких и попал в госпиталь. В госпитале меня уже в коридор вынесли, лечение прекратили, надежды, что я выживу не было, ждали когда я концы отдам, а я выздоровел.

После госпиталя меня направили на пересыльный пункт, который находился на станции Олагана, откуда я попал на 2-й Украинский фронт. Большую часть времени моя часть простояла в обороне, в районе Кременчуга, а потом перешла в наступление, вошла в Молдавию, а затем в Румынию.

Непосредственно в прорыве в Румынию наша часть не участвовала. Немцы там выходили из окружения, а мы не должны были это допустить. Так вот до декабря сорок четвертого года мы там и сражались. Когда окончилась эта эпопея нашу дивизию направили в район озера Балатон, а меня вызвали в штаб и отправили в Полтавское танково-техническое училище. Там я и встретил Победу. Я там помощником командира взвода был, мы спали, а тут дневальный в казарму забегает и кричит: «Братцы война кончилась!» Все повскакивали, оделись и разбежались кто куда, ребятам там уже успели с местными девчонками перезнакомиться. Командир роты пришёл, а у нас пустые нары. Спрашивает: «Где люди?». А я и сам не знаю. Но не наказал меня, Победа же. Ребята только к завтраку вернулись.

Во время войны срок обучения в училище был один год, но тут война кончилась и срок обучения увеличили до трех лет. В 1947 году я его окончил, получил звание лейтенанта и был направлен в Венгрию, в Центральную группу войск. Служил на танкоремонтной базе командиром монтажно-демонтажной группы. Через четыре года меня перевели в Ленинградский военный округ, и я попал в танковый полк, стоящий в Эстонии, командиром взвода спецработа, это электрики, мотористы и так далее. Примерно через год меня послали на академические курсы при высшей офицерской школе в Казани. Я, там год проучился, а по окончанию курсов я написал рапорт на демобилизацию. Мой рапорт был удовлетворен и в 1953 году я был демобилизован.

- Виктор Степанович, когда началась война у вас было ощущение, что она будет долгой и тяжёлой?

- Нет. Мы считали, что она окончится быстро. Мы никак не могли представить себе, что будет такое длительное отступления, что немцы захватят так много нашей территории. Мы верили, что Советский Союз непобедим и война быстро окончиться.

- А когда наши начали отступать, когда дошли до Москвы и Сталинграда, не было ощущения, что страна погибла?

- Нет, такого ощущения не было. Я всегда верил, что немцы проиграют.

- Виктор Степанович, вы ПТРщик. Ваша задача борьба с танками. Как это происходило?

- Если танки идут в атаку, они, обычно, в одну линию выстраиваются. По ним начинает стрелять артиллерия, семидесятишестимилиметровые пушки и противотанковые сорокапятимилиметровые. В общем, все открывают огонь по этим танкам, ну и смотришь – от танков только искры летят. Снаряды попадают, а ему ничего не делается. А потом смотришь – там танк остановился, там загорелся.

- А по каким точкам танка ПТРщик стрелял?

- Теоретически, противотанковое ружье пробивает боковую броню. Стрелять по лобовой и кормовой – это бесполезно – пули как горох отскакивают. Надо подловить момент, чтобы танк боком повернулся, вот если в этот момент успеешь выстрелить, то эффект будет.

- А какой расчет ПТР был?

- Два человека. Я и второй номер.

- Кроме ПТР вы чем-нибудь были вооружены?

- Нет. У второго номера, «заряжающего», винтовка или автомат был, а у меня только ружье. Так что я с ним и в атаку, и в разведку ходил.

В Румынии был такой случай – приказали сформировать разведгруппу, деревню разведать. Я в нее попал, а там до деревни пешком по горам надо пробираться. Я просил командира взвода: «Я пойду, но ружьё оставить надо, потому что – шестнадцать килограмм тяжеловато». «Нет, ни в коем случае». «Но танков там нет». А командир ни в какую, так я с этим ружьем и пошел в разведку. А оно, как я и говорил, не пригодилось.

- Вы только по танкам стреляли?

- Нет. Вот, перед тем как послали в разведку, случай был – немцы наши позиции в районе реки Сереет атаковали. Психическая атака, прямо сплошной стеной шли. Там я стрелял из ружья не по танкам, а по живой силе. Потом я посмотрел – напротив моей позиции дорожка была трупами выстлана. Ружье сильное, оно не одного человека, а человека два-три насквозь прошивает.

- У вас подбитые танки были?

- Не знаю. Там же по танкам все стреляют. Прицелился, выстрелил – он остановился, а кто его подбил? То ли ты, то ли сосед, то ли вообще артиллерия.

- В июле сорок второго года вышел приказ № 227 «Ни шагу назад». Вы об этом приказе знали?

- Да, конечно. Вообще, конечно, жестокий приказ. Этот приказ положил массу солдат, потому что свои заградительные отряды стреляли в спину. Получалось так – бой идет, бывает, так что где-то отступить надо, где-то вперёд пройти, а эти как увидят что солдат не ту сторону пошёл – стреляли без предупреждения. Много ребят погибло…

- А вообще потери большие были?

- Да. Тут и приказ № 227 и бездарные командиры. Обычно какой-то главный штаб даёт приказ – взять высоту, деревню или город. И людей не щадили. Можно было обойтись меньшими жертвами, но командиры, как правило, зарабатывали авторитет перед вышестоящим начальником и, ни с чем не считаясь, гнали людей на верную смерть. Это очень часто было – где-то там в штабе задумана операция, разошлись приказы по частям и эти командиры, которые непосредственно руководили боем, они друг перед дружкой типа соревновались – кто быстрее сделает. Были такие случаи, что части целиком погибали из-за того что командир решил отличиться. Там и замполиты участвовали в этих операциях. У солдат мнение было, что он как часть механизма – сломалась и выкинули.

- Как в армии относились к замполитам?

- Любви к ним не проявляли. Редко были такие замполиты, которые находили пути к солдатской душе. Много болтунов было. Замполиты эти в атаку с нами не ходили только разговоры одни. Мы к ним относились как к какому-то балласту.

- А как к СМЕРШу относились?

- СМЕРШевцы во всех частях были. Они ни с кем не общались, всегда в одиночку жили, как-то обособлено. Не все и знали-то, что человек в СМЕРШе служит. С ними никаких отношений не поддерживали. Просто знали, если кто-то совершил какой-то проступок – СМЕРШ разбирается.

- Виктор Степанович, как тогда кормили в армии?

- Кормили везде по-разному, зависит от старшины. В тылу вообще не кормили, солдаты сами добывали себе корм. На фронте уже гораздо лучше было, но, опять же, день начинается – что будет дальше неизвестно. Паек выдавали, кусок селедки и кусок черного хлеба, потом тушенку давали, но все от старшины зависело и от подвоза – если вовремя подвезут – будет еда, а, бывало, сутки вообще ничего нет. Когда границу перешли с питанием стало полегче, у населения меняли.

- 100 грамм давали?

- Давали, когда привезут. А в Румынии и Венгрии – там, кроме официальных 100 грамм, домашние вина. Где винный погреб – там солдаты гудят. Был случай – подвал полный бочек вина, а немцы все бочки прострелили и вино вытекло, так что подвал был залит вином. В подвале маленькое окошко было, другого входа нет, все залито, так солдаты что придумали, где-то нашли доски, две доски соединили и через проникали в подвал, плавали там на досках. Если видят где бочонок плавает, подгоняли его в окошку, вытаскивали и пили.

- Как часто вообще на фронте мылись?

- Вообще не мылись. Где там мыться?

- Вши были?

- Поедом ели. В землянках делали из бочек печки. Утром подъем всех к этой печке и снимают с себя все трясут над печкой, а вши трещать, лопаются, такая трескотня.

- В Румынии как солдаты относились к местному населению?

- У солдат зла на местное население не было. Даже были случаи, что вошли в деревню, жители собрались вплоть до совместной песни, пляски устраивали, у солдат отдушина такая была. Никаких варварских отношений к мирному населению не было, солдаты были настроены мирно. Если немцы расстреливали, вешали, то наши в редких случаях какого-нибудь предателя зажмут, а так чтобы мирных жителей… Были, конечно, случаи мародерства, но редко.

- Виктор Степанович, по вашему мнению, как ПТРщиков награждали?

- Ну награждали как? Вот после боя, от роты осталось ну человек пятьдесят, остальные полегли, вот эти остатки награждаются. А так, в бою всякое бывает и чтобы кто-то отличился, там трудно понять, никто не увидит что ты где-то совершил подвиг. Так что, как правило, награждали самых послушных солдат.

Интервью: А. Драбкин
Лит.обработка:Н. Аничкин

Рекомендуем

22 июня 1941 г. А было ли внезапное нападение?

Уникальная книжная коллекция "Память Победы. Люди, события, битвы", приуроченная к 75-летию Победы в Великой Отечественной войне, адресована молодому поколению и всем интересующимся славным прошлым нашей страны. Выпуски серии рассказывают о знаменитых полководцах, крупнейших сражениях и различных фактах и явлениях Великой Отечественной войны. В доступной и занимательной форме рассказывается о сложнейшем и героическом периоде в истории нашей страны. Уникальные фотографии, рисунки и инфо...

Ильинский рубеж. Подвиг подольских курсантов

Фотоальбом, рассказывающий об одном из ключевых эпизодов обороны Москвы в октябре 1941 года, когда на пути надвигающийся на столицу фашистской армады живым щитом встали курсанты Подольских военных училищ. Уникальные снимки, сделанные фронтовыми корреспондентами на месте боев, а также рассекреченные архивные документы детально воспроизводят сражение на Ильинском рубеже. Автор, известный историк и публицист Артем Драбкин подробно восстанавливает хронологию тех дней, вызывает к жизни имена забытых ...

Я дрался на Ил-2

Книга Артема Драбкина «Я дрался на Ил-2» разошлась огромными тиражами. Вся правда об одной из самых опасных воинских профессий. Не секрет, что в годы Великой Отечественной наиболее тяжелые потери несла именно штурмовая авиация – тогда как, согласно статистике, истребитель вступал в воздушный бой лишь в одном вылете из четырех (а то и реже), у летчиков-штурмовиков каждое задание приводило к прямому огневому контакту с противником. В этой книге о боевой работе рассказано в мельчайших подро...

Воспоминания

Перед городом была поляна, которую прозвали «поляной смерти» и все, что было лесом, а сейчас стояли стволы изуродо­ванные и сломанные, тоже называли «лесом смерти». Это было справедливо. Сколько дорогих для нас людей полегло здесь? Это может сказать только земля, сколько она приняла. Траншеи, перемешанные трупами и могилами, а рядом рыли вторые траншеи. В этих первых кварталах пришлось отразить десятки контратак и особенно яростные 2 октября. В этом лесу меня солидно контузило, и я долго не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, ни вздохнуть, а при очередном рейсе в роты, где было задание уточнить нарытые ночью траншеи, и где, на какой точке у самого бруствера осколками снаряда задело левый глаз. Кровью залило лицо. Когда меня ввели в блиндаж НП, там посчитали, что я сильно ранен и стали звонить Борисову, который всегда наво­дил справки по телефону. Когда я почувствовал себя лучше, то попросил поменьше делать шума. Умылся, перевязали и вроде ничего. Один скандал, что очки мои куда-то отбросило, а искать их было бесполезно. Как бы ни было, я задание выполнил с помощью немецкого освещения. Плохо было возвращаться по лесу, так как темно, без очков, да с одним глазом. Но с помо­щью других доплелся.

Показать Ещё

Комментарии

comments powered by Disqus
Поддержите нашу работу
по сохранению исторической памяти!