10466
Пулеметчики

Курманов Жумадил

Курманов Жумадил, 1926 года рождения. Родился в селе Кенеш Каннского района. Из крестьянской семьи, колхозников.

Перед войной я был единственным ребёнком в семье. До 1942 года мы трудились в колхозе. Мой отец был табунщиком, ударником, участвовал в Республиканской сельскохозяйственной выставке. А потом - и в Московской всесоюзной сельскохозяйственной выставке, почётное место занял. А мать сторожила баранов в отарах.

В 1942 году в Бишкек прибыл эвакуированный Ленинградский физкультурный институт имени Лезгафта. И туда многие поступили. Я там тоже занимался на вечернем факультете. Нас водили в морг, мышцы показывали. На лыжах катались, было трехкратное питание: 800 грамм хлеба. Там же и ночевали, топили торфом - он дымит, не горит. Утром встанем - на учёбу. Возле хлебного завода было двухэтажное здание, на первом этаже которого находился филиал Академии наук, а на втором занимались мы. А потом освободили Ленинград, и институт уехал. Родители меня с ним не отпустили, так что я вернулся в колхоз. Трудился, работал до апреля 1944 года, и потом меня призвали в армию.

- Какую школу закончили?

- Это была национальная школа. Я 9 класс не закончил, но в институт всё равно приняли.

- Где изучали русский?

- В школе немножко учили. А потом в Бишкеке, в физкультурном институте. Там большинство студентов были русскими, мы с ними дружили, и так я постепенно освоился. Когда в армию пришёл, по-русски уже хорошо понимал. Трудностей нет - при желании всё можно сделать.

- Что было на столе перед войной?

- Ячменный хлеб был. Жарили остатки свеклы, держали коров, так что было и молоко. Чая не было. Когда я жил в городе, давали карточки на спички, чай и хлеб. В колхозе за трудодень мало давали: урожайность маленькая была. Во время войны 7 центнеров зерна с гектара получали, не больше, свеклы - 200-300 центнеров. Запрягаешь бричку и везёшь свеклу, сдавать на завод в Кант.

- Как вы узнали о начале войны?

- Я был на поле, помогал родителям. Тут сказали, что началась война. Все испугались, настроение нехорошее было. Как будет?! Что будем делать?! Как дальше будем жить?!

В апреле 1944 года меня призвали. Вызвали и отправили в запасной полк в город Алма-Ата. Там я месяц тренировался, нас учили, а потом отправили эшелоном на фронт.

- Чему вас учили?

- Как стрелять, какое оружие, как что делать. Изучали автомат, винтовку, запчасти к ним. В запасном полку были, в основном, киргизы, но команды, газеты - всё было по-русски. Одеты мы были в гимнастёрки, шинели, тёплая одежда была. На ногах - ботинки с трёхметровыми обмотками. Я их научился наматывать. Кормили три раза в день, хлопковое масло, сухой паёк давали. Иногда мы на кухне работали, иногда товары в бричке привозили.

Когда в эшелоне ехали и в каком-то городе останавливались, там тоже кормили. В Казани кормили рыбой, например. В Литве нас учили венному делу, мы ночевали в сарае у литовцев. Спали, не раздеваясь. Кормили там, конечно, хуже: каким-то супчиком. Литовцы ничего не давали, только ругались: "Чёрт возьми, мешаешься тут в сарае!" Как в Германию дошли, легче было. Там питались колбасой, салом, - всё было. И даже горячая вода стояла. "Не пейте", - говорят, а солдаты всё равно пьют.

Проехав по маршруту Казань - Москва - Смоленск, я попал в Каунас. Там ещё 15 дней тренировался и оттуда поехал на Второй Белорусский Фронт под командованием Рокоссовского. Поезд Варшава - Рековиц - и всё, дальше поезда нет. Оттуда пешком пошли. Я был первым номером расчёта ручного пулемета. Это значило, что я нёс сам пулемёт, да ещё снаряжение. Мой помощник нёс запасные диски.

- Как вы оцениваете пулемёт Дегтярёва?

- Пулемёт стреляет, и немцы не поднимаются, а отделение должно идти вперёд. Пулемёт - это поддержка, чтобы солдаты вперёд пошли.

- Вам легко было с ним управляться?

- Ой, тяжёлый был! Но это не чувствовалось, я молодой был.

- Что несли на себе?

- Шли в полной боевой готовности: пулемёт, котелок, снаряжение, шинель. На привалах давали сухой паёк: хлеб, колбасу, американские консервы. 300 грамм, вкусные были. Ещё были немецкие консервы. А когда остановка на обед, то ходили на кухню, которая шла сзади. Если кухню разбомбят, то всё…

- Что было из личных вещей?

- Вещмешок пустой был. Полотенце, мыло, немножко сухарей и что-то в запасе. Зубного порошка не было. Откуда зубной порошок?

Так вот день и ночь идём. Если впереди стреляют, останавливаемся и занимаем оборону, а потом снова вперёд. Добрались так до города Штетин. Там мы остановились, охраняли Балтийскую зону. Там же и встретили День победы.

- В атаках приходилось участвовать?

- Нет. Я больше участвовал в маршах, стоял в обороне. Немцы атаковали, но у нас в отделении потерь не было.

- Вы лично кого-нибудь убили?

- Не знаю. После выстрелов все лежат, - там не смотришь.

- Что было самым страшным на фронте?

- Бои, атаки. В обороне приходилось много копать, - это тяжело было.

- Водку давали?

- Только в День Победы давали немецкий белый спирт. И когда ехали Жуков и командующий Мерецков, тоже давали - их встречали. В общем, только в праздничные дни давали. И мы, если ходим по немецким селам, то только пиво пили.

- Трофеи брали?

- Не помню… Часы вот взял. Но когда домой доехал, ничего не привез. Часы эти в Мурманске украли. Посылки разрешалось отправлять только демобилизованным, а нам нет.

- В запасном полку были в основном киргизы, а потом вас распределили?

- Из одного села нас было пять человек. Когда нас распределяли, я один попал в другое направление.

- Эти пять человек вернулись с фронта?

- Не полностью: один погиб. Манапаев Дикшин, он не вернулся. Всего вернулись трое. Сейчас двое живы. Один недавно умер, один погиб, а один по болезни вернулся с войны.

 

- Какие отношения были в вашем подразделении?

- Отделение - это 11 человек. Три отделения - взвод. Мы все вместе были, все дружные, как родные. Разговоров о национальностях не было, разделения не было. Командир отделения архангельский был, помощник командира взвода - киргиз, Арпачиев Меликбек. В роте два или три киргиза было. Землячества никакого тогда не было, все были одной нации - граждане Советского Союза.

- Вы были религиозны или были комсомольцем?

- Я в комсомол вступил ещё в школе. Никакой религии мы тогда не знали.

- Вы лично за что воевали?

- За коммунистическую партию, за Сталина, за родину - вперёд, ура!!! Такое было патриотическое настроение. Сталин говорил: мы победим, враг будет разбит! Если бы крепкой дисциплины не было, мы не победили бы, каждый бы шёл по-своему. Единый закон тогда был - приказ командира. Выполнять. Никаких разговоров быть не должно. А сейчас в кино что показывают, - смеёшься, это комедия получается.

- Какое у вас было отношение к немцам?

- Во время войны ненавидели их, жёстко смотрели. Они на нас смотрели, а мы на них. Они нас монгольскими солдатами называли - мы немножко изучили немецкий язык за полтора года. Немцы после войны нас боялись. Мы говорим: не бойтесь, мы вас не тронем. Всё равно не выходят. Прятались, когда видели патруль. После войны я в основном занимался патрулированием, следил, чтобы не было нарушений.

- Как узнали о победе 9 мая?

- Мы стояли в городе, и тут радио передаёт, по телефону начальство звонит. Все кричали, радовались, стрельба началась. А потом трое суток была тревога. Мы шли через деревянный мост, он шатался так сильно, а сверху - истребители.

- Вас немцы бомбили?

- Краем попало, по самому не попали. Меня за войну ни разу не ранило, не контузило.

Я там вёл оборону, защищал мост, чтобы американцы не дошли до Берлина. Такие были планы. Потом мы доехали до Макденбурга, где нас распределили. Всего было три зоны, и нас поставили на границе американской зоны. Там была маленькая река, та сторона американская, здесь - наша. И мы как пограничники день и ночь там стояли, проверяли вагоны, смотрели, что везут, и пропускали дальше. В американской зоне жили русские. Мы стоим, а они кричат: "Я русский!". Работает учителем. Я за это время со многими людьми встречался.

Пока стояли там, часто видели американских солдат. Мы с ними по-дружески общались тогда, а через месяц уже пошли нарушения, они подчиняться перестали. Не останавливались, даже бросались деревянными болванками. Так было, и потом так холодная война и осталась.

- Какая у вас была дивизия или полк?

- Третья ударная армия. До 1946 года мы дожили в Германии, а в декабре 1946 года нас расформировали. Уменьшали армию. Весь наш полк посадили в товарный поезд, и мы уехали. Куда поезд шёл, мы не знали. Дошли до крайних границ, там нас остановили и дальше не пускают. До вечера мы там просидели. В конце декабря прибыли в город Мурманск, и там я служил до 1950 года, пока не демобилизовали. На лыжах научился кататься. До Петрозаводска мы маршем на лыжах ходили, а обратно - поездом.

- После войны наградили чем-то?

- "За победу над Германией", "30 лет советской армии".

- Когда вы демобилизовались?

- Я в ноябре 1947 года даже был в отпуске месяц. Все соседи здороваются - солдат приехал в отпуск. А демобилизовался в начале мая. Прибыл домой, все целуемся. Собрали всех, разговариваем. Как там? - Всё хорошо.

Уже к 1950 году война немножко забылась. В 1972 году я был на месячных курсах на Украине. Всесоюзный стройбанк. Я на бугор, - там ничего не осталось, молодые ёлки выросли.

Интервью:А. Драбкин
Лит.обработка:Е. Акопова

Рекомендуем

История Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. в одном томе

Впервые полная история войны в одном томе! Великая Отечественная до сих пор остается во многом "Неизвестной войной". Несмотря на большое количество книг об отдельных сражениях, самую кровопролитную войну в истории человечества не осмыслить фрагментарно - лишь охватив единым взглядом. Эта книга ведущих военных историков впервые предоставляет такую возможность. Это не просто летопись боевых действий, начиная с 22 июня 1941 года и заканчивая победным маем 45-го и капитуляцией Японии, а гр...

«Из адов ад». А мы с тобой, брат, из пехоты...

«Война – ад. А пехота – из адов ад. Ведь на расстрел же идешь все время! Первым идешь!» Именно о таких книгах говорят: написано кровью. Такое не прочитаешь ни в одном романе, не увидишь в кино. Это – настоящая «окопная правда» Великой Отечественной. Настолько откровенно, так исповедально, пронзительно и достоверно о войне могут рассказать лишь ветераны…

Я дрался на Ил-2

Книга Артема Драбкина «Я дрался на Ил-2» разошлась огромными тиражами. Вся правда об одной из самых опасных воинских профессий. Не секрет, что в годы Великой Отечественной наиболее тяжелые потери несла именно штурмовая авиация – тогда как, согласно статистике, истребитель вступал в воздушный бой лишь в одном вылете из четырех (а то и реже), у летчиков-штурмовиков каждое задание приводило к прямому огневому контакту с противником. В этой книге о боевой работе рассказано в мельчайших подро...

Воспоминания

Перед городом была поляна, которую прозвали «поляной смерти» и все, что было лесом, а сейчас стояли стволы изуродо­ванные и сломанные, тоже называли «лесом смерти». Это было справедливо. Сколько дорогих для нас людей полегло здесь? Это может сказать только земля, сколько она приняла. Траншеи, перемешанные трупами и могилами, а рядом рыли вторые траншеи. В этих первых кварталах пришлось отразить десятки контратак и особенно яростные 2 октября. В этом лесу меня солидно контузило, и я долго не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, ни вздохнуть, а при очередном рейсе в роты, где было задание уточнить нарытые ночью траншеи, и где, на какой точке у самого бруствера осколками снаряда задело левый глаз. Кровью залило лицо. Когда меня ввели в блиндаж НП, там посчитали, что я сильно ранен и стали звонить Борисову, который всегда наво­дил справки по телефону. Когда я почувствовал себя лучше, то попросил поменьше делать шума. Умылся, перевязали и вроде ничего. Один скандал, что очки мои куда-то отбросило, а искать их было бесполезно. Как бы ни было, я задание выполнил с помощью немецкого освещения. Плохо было возвращаться по лесу, так как темно, без очков, да с одним глазом. Но с помо­щью других доплелся.

Показать Ещё

Комментарии

comments powered by Disqus
Поддержите нашу работу
по сохранению исторической памяти!