Упатов Михаил Кузьмич

Я, Михаил Кузьмич Упатов, родился в Смоленской области, а в 1944 она стала Калужской, Мещовский район, посёлок Петровский 17 ноября 1923 года. До войны окончил 7 классов, поступал после сельской школы в Мещовский педтехникум. Там был большой конкурс, не прошли мы, приехали из Сухиничского, Мосальского, Мещовского района, сколько надо – набрали, потом работал в колхозе пацаном уже. Ещё 18 лет не было, началась война. Были мы оккупированы 2,5 месяца.

А. Б.: Помните, как первых немцев увидели?

А как же, они к нам приезжали. У нас был посёлок 12 домов в лесу, у нас кругом был лес. Немцы боялись леса и партизан. Приехали к нам на мотоциклах, заскочат: «Мамка, яйки»! По домам пробегут и тут же уезжают. Я, конечно, тогда был комсомолец; мы пошли в лес, комсомольский билет я спрятал под фундамент кирпичный.

А. Б.: Староста или полицаи были в посёлке?

Нет, у нас не было. У нас было большое село Растворы (?) в 1,5 км. от нас, там тоже старосты не было. Они же мало были, не успели ещё. Потом когда освободили Калугу, Мещовский освободили 7.01. Мещовский ещё был не взят, а к нам в леса приехала конница Белова. А у нас проходила большая дорога от Мещовска на Серпейск, дальше выходили большаки на Мосальск, Варшавское шоссе, и немцы по ним отступали. Конница Белова приехала, они не знают ещё, освободили Мещовск или нет, они лесами проехали. Просят показать дорогу на Мосальский большак, Серпейский большак. Нам по 18 лет, еще не было, мы колхозных лошадей берём и их провожаем лесом километра 2, там большак проходил.

А снега было много, зима суровая. Немцы отступали, технику бросали. Конники как по ним дали, побили их много по Мосальскому большаку и по Серпейскому. Мы и туда их провожали. Освободили в январе – феврале 1942, а 28.02. меня уже взяли – два года, 23 и 24, взяли в армию. От Мещовска до Калуги 80 км. нас пешочком прогнали; шли только ночью, днём еще самолёты немецкие летали. В Калуге 205 запасной полк был, нас туда. Меня призвали как артиллериста-зенитчика, 3 месяца там отучили, отправили на фронт.

Меня сразу отправили на Зайцеву гору, слышали?

А. Б.: Нет.

Это в Калужской области, там проходила трасса на Запад, и немцы на ней закрепились. С неё на 10 км. просматривалось кругом, никакого подхода, там наших очень много погибло; первое время бросали туда дивизии напролом, и её обойти нельзя было. От этой Зайцевой горы километрах в 30 есть г. Киров Калужской области, второй по величине после Калуги. Меня взяли в г. Киров, а ребята из первой партии, которые пошли на Зайцеву гору, все погибли там. Приехали мы на станцию Фаянсовую как артиллеристы, а с фронта уже приехали покупатели из частей, стоявших в обороне, стали отбирать, взяли меня в сапёры [смеется - А. Б.].

10 А, 323 дивизия, 1086 стрелковый полк – в общем, полковой сапёр. Отобрали нас, выстроили и командуют: «Выходи»! А куда выходи?! Приводят к переднему краю – сапёр! Там в обороне долго стояли, около года. Немец долго стоял в Калужской области, пока пошли в наступление уже в 43 году. Ходили в разведку, за «языком».

А. Б.: В начале службы сапёра кто Вас учил сапёрному делу?

В полку был полковой инженер капитан Махов, учили: устройство мин, обезвреживание. Мы в обороне были – собирали, учили, показывали, всё на примере. Наши советские мины тогда были деревянные М-5, что ли?

А. Б.: ЯМ-5, ящичная мина.

Да, ящичная мина, и противопехотная была из 75-граммовой шашки ПМД. В 42 году г. Киров уже наш был, и немец решил обратно этот город взять. Разведка сообщила, что они подтягивают войска, и нас минёров отправили в город, кругом минировали. Там уже потери были, несчастные случаи.

А. Б.: Из-за чего эти несчастные случаи происходили?

Вот был такой несчастный случай: начали ставить мины, а Ваня Жуков, ещё ребята были, противотанковые ставили, чтобы против танков, а по краешкам на них поверх ставили противопехотные мины, чтобы пехота подрывалась. Он ставил на низ, хорошо она не сдетонировала, стал ставить вторую мину и на эту нажал нечаянно локтем. Она взорвалась, ему оторвало руку. Случаев таких очень много было. Он ползёт сгоряча, кровь течёт, ползёт на минное поле, где мы уже заминировали. Я его схватил и быстро оттащили.

Потом в конце февраля 1943 пошли в наступление; нашу дивизию новая дивизия заменила, в оборону встала. Мы пошли под Жиздру, Людиново. Под Жиздрой приняли бой, там настоящие бои были, повернулись от Жиздры на Людиново, было большое село Букань. Оно переходило 3 раза из рук в руки, то мы его возьмём, то немцы. Нас посылают 30 человек автоматчиков и 5 сапёров: пройти к немцам в тыл, укрепиться там.

Мы ночью пробрались, и что мы пробрались? 12 человек! Остальные, пока мы пробирались, погибли, кого ранило, кого убило. Мы заняли пустой дом, одни стены стояли кирпичные. Видимо, когда-то барский, помещичий был дом, а тогда уже только коробка стояла, труба, кругом какой-то сад. Мы там укрепились, выбили в стенах камушки, 12 эти человек. Посмотрели, а немцы у нас в тылу метрах в 150 – 200 уже остались. Утром, только рассвело, они давай нас окружать. Они, может, специально пропустили нас. Они нас 5 раз окружали, но всё же мы в укрытии, пробили себе амбразуры, отстреливались. А километрах в 1,5 было это село Букань, километрах в двух стояли наши войска. От немецкой траншеи метров 150 – 200 окопалась наша пехота. Это было как раз 7.03., под женский праздник, нас послали.

Наблюдали. Танк идёт. Ну, всё ребята! Что мы сделаем? Был у нас старший лейтенант, командир автоматчиков, нет его. Я самый старший среди 12 человек - сержант остался. Говорю: «Оставляйте для танка 1 гранату, одну для себя». В плен не сдаваться – плен хуже смерти. Наша артиллерия ударила, танк немецкий вернулся. Один немец до того обнаглел, выскакивает из траншеи, той, что за 150 метров, подбегает – а крыши-то нет, одна коробка, - бросает гранату прямо к нам сюда.

В то время был один мужчина вологодский, лет 40; эту гранату немецкую на лету ловит и обратно в него. Всё, немец закричал. Один сержант-автоматчик выглянул в дверной проём, по нему как дали из пулемёта. Часа в 4 дня наша артиллерия начала артподготовку наступления делать, как нам говорили. Немцы стали бежать; видим, наши ребята-разведчики прыгают уже в немецкие траншеи, знают, что мы пошли, им же сказали. Немцы бегут. Ну, мы тут повеселели, выскочили, и давай [смеется - А. Б.] тренироваться!

Прибежали ребята наши. Живы? Живы. Командир полка сказал, чтобы дальше в бой не шли, вертались в полк, стоявший на опушке леса. Немец тоже не далеко в лесу стоял, наших тут скопилось много народу в лесу. Он стрелял прямой наводкой. Ребята говорят, давай быстрее по одному, я побежал, и меня ранило. Я ночь пролежал в ноги раненый, март месяц – я ноги отморозил, морозы были сильные тогда. На правой ноге у меня ампутированы пальцы, и ранение вот здесь было [показывает на ноге место ранения - А. Б.]. И так я попал в госпиталь. Это был март 43.

В санбате побыли, там перевязали, отправляют в тыл. Везут в открытой машине, лежачих в кузове полуторки, знаете какие это машины были [смеется - А. Б.]? Везут в Сухиничи, а туда немцы налёт делают. Как сейчас прижмут, в нашу машину бросят! Но, слава Богу, пролетели, приезжаем в Сухиничи: «Давайте уезжайте, он здесь бомбит. У Сухиничей станция Кубинская, нас туда привезли, пришёл товарный поезд, нас туда перегрузили, привезли в Калугу.

В Калуге что? Перегрузили, перевязали, мы думали, что будем там лежать, а моя родина, Мещовский район, оттуда 90 километров. Я туда сообщаю, что лежу в Калуге раненый. А между прочим родителям прислали письмо - пропал без вести. Мать с отцом собираются, приезжают в Калугу, а нас подержали там, и давай уезжай. Они поплакали-поплакали и уехали. А дома у нас войска стояли – немец готовился за Москву отомстить. У нас тогда несколько эшелонов от Курска оборона была; и у нас дома полно было наших русских. Там стоял командир дивизии, надавали отцу с матерью продуктов, вези в госпиталь. Они привезли, а что никого нет! Которые там раненые были, им раздали и вернулись. А добираться тогда знаете, как было? На перекладных, воинские машины идут: «Довезите»!

Из Калуги нас отправили на Наро-Фоминск, где я пробыл март, апрель. 5.05. нас эвакуировали в Москву, привезли в Москву – все госпитали забиты. Дальше куда? Владимирская область, г. Муром, там я пробыл почти до июля месяца. В июне 43 выписали.

А. Б.: Сколько операций за это время было?

Ампутацию пальцев провели, у пятки ранение было – там вырезали.

А. Б.: Кого-то из врачей, медицинских сестёр запомнили?

Нет, в то время запоминали, что ли? Знаю только, медсестра Сара в Наро-Фоминске была - мне денег прислали, по-старому ещё 600 рублей, - возьмёт денег, пойдёт, что-нибудь купит, принесёт в госпиталь. Потом оттуда выписали, попадаю я уже в 16 гвардейскую стрелковую дивизию. Армия тоже 16 была, Рокоссовский командовал, потом стала 11 гвардейской. Рокоссовский стал командующим Центральным фронтом, Баграмян стал командующим армией. Я попадаю на Дрезненский плацдарм, это граница между Ульяновским и Козельским районом Калужской области. Ещё тогда на Курскую дугу не шли. У нас директор школы 25 подшефной Григорий Александрович, - наш завод «Ремпутьмаш», я там уже 25 лет председатель Совета ветеранов при заводе – поисковыми работами занимается, все время работает по нашей армии, дивизии.

Дальше пошли на Хотынец, Карачев

А. Б.: Вы были сапёром в 23 отдельном гвардейском сапёрном батальоне 16 гв. СД. Как Вы помните, перед самим наступлением 12 июля, какая у вас задача как у сапёра была?

Например, река Неманоец, и местечко Неманойцы нас послали туда. Ваш дедушка уже был инженером, а командирами рот в батальоне были Маркелов и Колыбелин. Маркелов, по-моему, - 2 роты, Колыбелин - первой. Командиром батальона, наверное, был Мамонтов. У нас в батальоне были Зырянов Виктор, Ступкин Ваня, я – мы все друзья. Голубков был молодой, только на фронт прибыл, мы уже стояли под Витебском. Немец занял высотку, а мы в болоте, вся дивизия. Ни дров, ничего, в землянках сидим, печка топится, [неразборчиво - А. Б.] положим.

Возьмём в разведку, мины разминировать – торчит нога из-под снега, зима уже была. Отрежешь, варишь её, она кипит только, соли не было [смеется - А. Б.]. Он:

- Как вы её едите? – он только пришёл к нам на фронт. – Я лучше с голоду умру! - Походил с нами разочка три, а есть-то хочется?!

А. Б.: А нога чья?

Лошадиная [смеется - А. Б.]! Посидит, посидит:

- Ребята, дайте попробовать!

На Курской дуге задача была – обезвреживание мин, потому что когда Карачев брали, там он так заминировал – по 700 мин снимали в каждом селе, считай. Там все тропки, всё заминировал. В городе одни кирпичи остались: деревянные сжёг, кирпичные подорвал, и мин полно.

А. Б.: Какие немецкие новинки в минной технике Вам на Курской дуге встретились?

Там он в основном ставил натяжного действия. Найдёшь, нас учили этим минам. Уже сами мы должны их знать, учили аккуратно их разминировать. Когда был ещё в той дивизии, полковой инженер был. Двигаемся, находим мин полный штабель, незнакомые немецкие мины, он говорит: «Ну-ка все в укрытие»! При полке тогда взвод сапёров был, он сказал, что сам пойдёт. Мы сидим в укрытии, он начал там ковыряться и взрыв – от него только клочья шинели на деревьях остались, погиб сам.

Потом, мы не знали ещё много мин немецких. После уже стали знать в процессе войны.

А. Б.: Как Вы помните, под Орлом много своих мин немцы ставили на неизвлекаемость?

Ставили. Когда по Белоруссии двигались – он же отступал там, а минировал все дорожки. Привал! А шли только ночью, он сильно тогда отступал. В бой идти, а сильно уже устали – по 30-40 км. за ночь делали. Сидишь на дороге, что-то под собой чувствуешь – встанешь, а сидишь на мине, он противотанковые ставил. Обезвреживали. Много.

А. Б.: Среди сапёров под Орлом большие потери были?

Я бы сказал не очень… Всё же у нас тогда техника стала, гнали его. Под Карачевом смотришь, кричат – там подорвался танк, там подорвалась артиллерия. Давай скорее сапёров сюда – мы обезвреживаем, пошли дальше.

А. Б.: В воспоминаниях я читал, что как раз под Карачевом наши танки подорвались на минах, установленных в 2 слоя. Первый слой наши сапёры сняли, а второй нет. Вы помните этот случай?

Мы же не одни там дивизионные сапёры были. Были ещё приданные сапёры из бригады, каждой армии ещё бригада сапёров придавалась. Может, у них там, а у нас этого я не помню.

А. Б.: На Курской дуге активно применяли штурмовые группы. Как у вас в дивизии такие группы организовывались?

Нет, при дивизии не организовывались; это организовывались из приданных бригадных сапёров. А нас при дивизии только берегли, мы только полки дивизии «обслуживали». Моё отделение было 43 полку придано, другое отделение в следующем полку было распределено.

А. Б.: Что запомнилось из боёв за Карачев?

Когда подходили к самому городу, то раньше же всё огороды, канавами окопаны. Мы залегли в этой канавке – он как из бронепоезда начал садить! Город стали брать, а станция ещё у него была. В канаве сидим, в ней бочка, снаряды прямо на бруствере рвутся. Я говорю о себе, залез в бочку, осколки только та-та-та. Потом прекратилось, вылезли, команду дали и пошли. Какое-то орудие подорвалось в городе, нас туда бросили, мы пошли и обезвредили. Конечно, он не устоял.

А. Б.: Как Вы оцените поддержку нашей авиации там в наступлении?

Авиация, знаете, работала даже очень хорошо. В начале мы по Белоруссии шли. Немец летом 44 года, июнь-июль, их авиации штук 30 летит. Одни пролетают, другие вертаются, следующие летят. Но это недолго было. Рожь горит, он тут бомбит. Мы в ячейках лежим, засыпает. Я помню такой случай, когда из лагерей отпустили заключённых, на фронт бросили. И москвич один - Сашка фамилия, мы в одной ячейке были, - молится Богу: «Ой, матушки»! Я говорю: «Это не матушки, это фронт»! Он просит записать адрес, сообщить матери, если погибнет.

Потом наша авиация работала, немцы прекратили, наше превосходство стало и в авиации и во всём. Только слышишь: «Внимание, Покрышкин в воздухе»! Они Покрышкина очень боялись.

А. Б.: После Карачева какие ещё Вам бои запомнились?

После Карачева мы около Брянска группировку уничтожили, наша дивизия сам Брянск не брала. На станции нас погрузили, через Сухиничи на Калининский фронт перебросили. Хотели нас ещё оттуда в Японию перебросить. Мы, сапёры, сделали настилы в вагонах товарных – отставить, не нужно. Великие Луки, Городок, Невель – вот это мы уже брали. Оттуда на Витебск, его мы тоже не брали, группировку уничтожили около Витебска, и на Оршу, пошли по Белоруссии.

А. Б.: Под Городком и Невелем Вы ходили в инженерную разведку?

Ходили за «языками».

А. Б.: Как организовывалась эта разведка?

Ну, как организовывается? Конечно, там не принуждали, добровольцем в разведку идти. Были белорусы-ребята, когда Оршу освобождали. В Белоруссии хорошие ребята были, погибали, они смелые были. Они, в основном, из партизан, воевали в нашей части.

А. Б.: Задача сапёров в разведке, какая была?

Мы всегда первые, как обычно сапёры. За нами группа прикрытия – там обычно человека три. Группа захвата ещё. Сапёров в разведке обычно человека 2 – 3, не больше. Наше дело что? Минные поля, чтобы их перед нападением не было, и проволочные заграждения разрезать. А он, главное, навешает на проволоку банок, чтобы стучали-гремели – один держит, чтобы звука не было, а один помаленьку разрезает и в сторону отводит. Мы для пехоты делали ворота в минных полях так.

А. Б.: О каких особенностях разминирования ночью можете рассказать?

В основном [неразборчиво - А. Б.]. У нас же миноискатель, потом щупы. А так, разве узнаешь где она там [смеется - А. Б.]?

А. Б.: Проход в проволочном заграждении и минном поле проделали, а дальше Ваша задача какая?

Мы, сапёры, должны отходить. Группа захвата уже действует там и группа прикрытия. Случай был: у нас же тогда были штрафники в войсках. Мы однажды сделали всё, отходим – нас кротами называли, сапёров, в земле валяемся. Мы стали отходить, а наши по нам огонь. Пока сообщили: «Кроты отходят! Кроты отходят! Что вы делаете»? Они думают, что немцы отступают.

А. Б.: Как готовились к разведке? Кто намечал место прохода: командир разведчиков или сапёры?

Это в батальонах пехота намечали, где они будут прорыв делать – на этом участке мы должны всё это сделать.

А. Б.: Что можете рассказать о прокладке путей, строительстве мостов? Как в роте, взводе эта работа была организована?

До Курской дуги стояли в деревне Колосово, там болотистая местность и танки не могут пройти. Пилили лес, настилы делали, это сапёры. Всё на себе.

А. Б.: Я читал, что со временем наши сапёры стали собирать мосты из заранее заготовленных элементов. У вас такое применяли?

Это понтонные мосты.

А. Б.: Нет, в том-то и дело, что не понтонные, а из заранее заготовленных конструкций.

Нет, у нас не было. Это, знаешь, делали тыловые сапёры, специальные бригадные назывались.

А. Б.: Я в воспоминаниях дедушки читал, что при форсировании Немана был собран 23-им ОГСБ для дивизии мост по такому способу: заготовили элементы заранее, привезли и на месте собрали.

Правильно. А где поставить этот мост – опять же мы делали разведку. Выбирали где течение, брод поменьше. Были такие случаи. Я с двумя сапёрами поехал на лодке А3 разведать место для понтонного моста. Немец на той стороне, мы на этой, он нас обнаружил. Стал по нам бить, лодку у нас пробило, одного из нас ранило. Мы всё поскидали с себя, и его раненого надо тащить. Все побросали там – документы, награды какие были. Это было у местечка Неманойцы, а река Неман такая быстрая – лошадей вплавь пускали, их на километр относило, - очень быстрая река была. Тогда на мосту дивизионного инженера убили, потом уже ваш папка им стал (Мой дед Виктор Александрович Бровцин стал дивизионным инженером 16 гв. Карачевской стрелковой дивизии в июне 1944 г. – приказ по 11 гв. А № 0328 от 21.06.44. ЦАМО. УПК Бровцин В. А.).

А. Б.: Какие у Вас были сапёрные приспособления для уничтожения немецких танков?

Бутылки с зажигательной смесью, гранаты, больше ничего. Может, что-то другое было у приданных бригадных сапёров, а мы только дивизию обслуживали.

А. Б.: А в подвижных отрядах заграждения против танков Вы воевали?

Нет, такого не помню. Курская дуга, там, в основном, танки были. 2,5 тыс. танков с обеих сторон. Сопровождали мы и танки – сажали нас на броню, где минные поля, мы соскакиваем, разминируем. Это было.

А. Б.: Что запомнилось из встреч с русскими людьми на Брянщине и в Белоруссии?

Ни одно государство так не пострадало как Белоруссия. Ни Украина, никто. А почему? Потому что там партизанские отряды были очень развиты. Бывало, в Белоруссии зайдёшь, там они нас встречали, просто на плечах носили: возьмёшь деревню… А немцы целыми деревнями загоняли в сараи, потому там партизаны действовали. Забивали, обливали бензином сено и зажигали. Людей прямо целыми деревнями живьём… Жители в таких деревнях, кто спрятался, вешаются к нам на шею: «Миленькие, дорогие наши! Вытащите детей наших из колодца! Мы их по-человечески похороним»! Детей маленьких бросали немцы в колодцы. Мы вытаскивали, мы были пацаны по девятнадцать лет, - мы плакали, плакали. Страшно было.

А. Б.: В Восточной Пруссии из боёв что запомнилось?

В Восточной Пруссии там он только на прорыв сильно сопротивлялся. Мы там только дивизию в основном …

А. Б.: Какие чувства Вы испытывали в боевой обстановке?

Какие чувства испытывали (усмехается)? Только бывало, рванёт – чтобы убило сразу, не сделать «самовара». У друзей ногу оторвёт: «Дорогой Миша, - меня Миша называли, - пристрелите меня»! Ну, разве друга пристрелишь?! Только бывало, говоришь: убьёт – лучше сразу. Бояться – мы не боялись. У нас только патриотизм был, все же мы были комсомольцы, потом под Невелем я уже в партию вступил. Вступали в партию: в бой идти за Родину, за Сталина коммунистом. Ну, а как же?! (смеется)

А. Б.: Какой день или событие на войне для Вас было самым страшным, трудным?

Самое страшное, я говорю, когда я ещё в шестнадцатой [дивизии] не был, нас окружали. Когда я ребятам дал команду оставить для себя гранаты. Для немца и для себя – подорваться, чтобы не сдаться в плен живьём. Ну, а потом где ещё? Да, тоже нашу дивизию в одном месте где-то там окружили, я уже забыл. Под Кенигсбергом, ещё тогда у нас Черняховский погиб на нашем 3-ем Белорусском. Там тоже паника была, окружили дивизию. Деревня Балбеги, я её очень запомнил.

Пехота наша взяла эту деревню. Мы при штабе дивизии были, сапёры. Смотрим – пехота бежит с этой деревни, отступает. Командир дивизии выскакивает: «Ребят! Давайте»! Мы все – в ружьё, автоматы, всё. «Занять оборону»! Начал кричать: «Пехота! Куда»? Вызвал сразу 37-милиметровые пушки противотанковые, тогда были. Смотрим – тут быстро, и быстро эту деревню мы взяли. Тут случилась паника. Пехота струсила, танки он пустил, стала отступать. Паника – это хуже всего, дело провалилось.

А. Б.: Каким у Вас было отношение к немцам?

К немцам? Вот мы посмотрели в Белоруссии, они детей бросали, мы уже зверели. Мы уже совсем агрессивно к ним, к немцам стали …

А. Б.: В плен не брали?

В плен брали (смеется). За вторую траншею выведем и тут же расстреляем.

А. Б.: Власовцы вам там попадались?

Власовцев у нас не было. Власовцы, о! Оршу брали. Оршу взяли, командир 43-го полка был Иванников подполковник. Как раз мы были приданы 43-му полку, я с моим отделением. Взяли станцию. Летом тепло. Иванников накидку на плечи, ребят на город в наступление. Только на окраину города врываемся, по нам ого-о-онь как открыли! И смотрим – русские, мат-перемат русский. Думаем, сволочи, власовцы! А он их оставил, сзади немцы, чтобы они не отступали, заградотряд.