27177
Снайперы

Саакян Арташес Самвелович

Я родился в России, в городе Армавир Краснодарского края. С седьмого класса, мне в голову влезло - поехать и увидеть, что представляет из себя моя Родина. В 1937 году после десятого класса приехал в Ереван. Здесь взаимоотношения немного грубыми показались. Хотел убежать. А потом подумал, от кого я убегаю - от своих? Нет. Я должен стать учителем, и воспитывать моих соотечественников. Так и остался в Ереване. Остановился у сестры.

В 1925-1926-е годах — это НЭП, вы знаете, разрешили людям богатеть. И вот два брата приехали в Армавир. Один с семьей: жена, дети; а другой – свободный ещё, молодой. Купили дом, открыли пекарню, начали печь хлеб и им торговать. Разбогатели. Этот свободный молодой парень, женился на моей старшей сестре. Советская власть, в 1928-1929-х годах начала преследовать тех, кто разбогател. Моя сестра с семьёй бежала и оказалась в Ехегнадзоре. Поскольку когда я приехал, в институт было поздно поступать, то зять, в это время заведующий столовой, нанял двух лошадей. И мы верхом объехали все Ехегнадзорские села.

В 1938 году я поступил в только что открытый двухгодичный Педагогический институт.

На втором курсе вышел приказ Министра просвещения: "направлять учителей русского языка в другие районы". И меня послали в село Калягярх, Тобелянского района.

Я очень стеснительным был. А в школе мне дали вести все уроки русского языка. Пятьдесят с чем-то часов в неделю! Значит, с утра я иду, занимаюсь, голодный. Хотя в кармане полно денег. Здесь нет ни магазинов, ни столовой. Только раз в неделю ездил в райцентр покупать хлеб.

В 1940 году уволился и поехал в Ереван. Вскоре, получил повестку в армию. Я скрыл, не сказал, что у меня бронь. Решил поехать в армию, а то голодным, на три ставки уроки преподавать не здорово. Деньги, масло были, но хлеба нет — есть нечего.

14 октября посадили в эшелоны, и повезли. Меня назначили старшим. Ехали шесть суток до Полоцка. 20 октября прибыли, а 26 октября шла проверка строевой подготовки моего 278-го стрелкового полка, в 4-й учебной роте, с которого я начал службу.

Строевая подготовка. Пропустили по отделениям, повзводно, поротно, побатальонно весь полк. В это время лейтенант Алуф подходит и мне на ухо говорит: “Саакян, сейчас тебя назовут, ты сделай шаг вперёд, тебе объявят благодарность. Ответишь: “Служу Советскому Союзу”. Я шесть дней только в армии! Но из всего полка я лучше всех маршировал. После этого я стал известным солдатом.

Через месяц — стрельба. Из трёх патронов выбил 28 очков и занял первое место. Опять получил благодарность командира полка. А потом, часовым назначали, приходили проверять.

Что происходило накануне войны?

— Генерал-полковник Павлов, до начала войны, послал в отпуск всех командиров полков. Например, у нас командовал начальник штаба полка – полковник Эдинец. Командиров полков не было. Все они были в отпуске. 11 июня еще до войны, тревога. Движемся пешком без оружия до города Лида, 450 километров от Полоцка. Оружие поездом повезут в город Лида, там и вооружимся. Мы шли только ночью, а днем спали в лесу, чтобы нас не заметили. Однако, западные газеты уже писали, что Советский Союз подтягивает войска на Запад. Политрук читает опровержение ТАСС: «Неправда то, что Советский Союз подтягивает войска к Западу». А мы-то, шагаем, смеясь.

Какая у вас была воинская специальность?

— Я был ротным снайпером.

Когда началась война, то какое у вас было настроение?

— Боевое. Мы были воспитаны так, что только Советский Союз во всём мире побеждает.

Вы задавали вопросы, почему отступаем?

— Вопросы возникали потом, а вообще мы сами себе отвечали.

Где вы находились 22 июня 1941 года?

— До города Лида оставалось 80 километров. Передвигались только ночью. Потом сказали, что 22 июня началась война.

Кто был командиром дивизии?

— Генерал-майор Бацанов Терентий Кириллович.

Какой номер вашей дивизии?

— 17-й. В неё входили: 55-й, 271-й, 278-й стрелковый полк, где я служил. Когда началась война, то у нас не было оружия.

Что случилось в последующие дни?

— На 5-6 день с начала войны начальник штаба, уже как командир полка, собрал нас в лесу и говорит: “Так мы всем полком не дойдем, ни назад к своим, ни вперед. Оружия нет. Давайте разбивайтесь на 5-7 человек и лесом пробивайтесь к своим, в направлении Минска”. Так и сделали, шли лесом, восемь дней хлеба куска в рот не брали. Зеленый лук, зелень в садах, в огородах, рвали и ели.

Город Лида уже была занят немцами?

— Конечно. Через несколько дней они уже Смоленск захватили. А мы чёрт-те где. Вот так начали пробиваться. Шесть человек было, трое русских. Все образованные ребята, близкие товарищи: Буборев Федор из Курска, Березовский район, село Березовка; один грузин - Джобава Квачи; и азербайджанец. Где бы я не был, они всегда за мной шли. Мы шли, вдруг - село. Пойдем хлеба достанем. Предупреждаю: “Подождите, может в селе уже немцы”. Я сел, этот грузин тоже сел рядом со мной. А ребята пошли в село, и там их поймали, а мы убежали в лес. Опять шли, только уже ночью, рисковали, подходили к селам, чтобы попросить кусок хлеба и немного картошки.

Какое у вас было оружие?

— Винтовки, к которым выдавали по пять патронов. Мы их получили, как только узнали, что война началась. Днем идем лесом, еще одно село. И Джабава Квачи говорит: «Я уже не могу, пойдем. Хоть кусок хлеба достанем» - “Нет, пока не стемнеет, мы в село не войдем”. Надеялся, что он без меня не пойдет. А он думал, что я один не останусь, пойду за ним. И мы расстались. Я остался один, совсем один. Пришёл в село, когда стемнело. Одна женщина сидит на крылечке. Поговорили. Она принесла картошки и мацони. Угостила. Говорит: «Если переоденешься в гражданское, я тебя оставлю». А тогда у нас воспитание – как это, снять и гражданское одеть! И я поел и пошёл. До конца села дошёл, сильный дождь начался. Я в сарай. Со мной была вещевая сумка и винтовка. Вещмешок под голову, плащ палатку постелил на сено, лёг спать. Утром просыпаюсь, смотрю: “Эй русский, ауфштейн!”. Так я попал в плен.

 

Посадили на грузовую машину и повезли в лес. В лесу стояла военная часть. Подошли, но я понимал, что говорят немцы. По глупости, когда шли лесом, нашёл командирский ремень со звездой. Что это? - показывает. Нашёл в лесу, - они поняли, наверное. “Папир, папир!” - какие могут быть у меня документы? Красноармейская книжка только. Потом позвали повара, что-то сказали, смотрю, повар принёс кусок хлеба, и сверху шпик - сало свиное. Я тут же все съел. Восемнадцать дней не ел хлеба.

Во всех нациях есть и хорошие, и плохие люди. Через минут десять этот же повар принёс целую буханку и ветчину. Тихо взял и в вещевой мешок засунул. А потом поздно уже вечером – вставай, в штаб. Только слово штаб понял. Пошли пешком, по дороге, часовой, который ведёт, попросил у товарища велосипед. Между прочим, в то время в немецких частях много велосипедов было. Велосипед дал мне вести, а сам сзади с винтовкой ведёт. Я говорю – иди садись сюда. Я повезу, хорошо на велосипеде катался. До села дошли, в один дом постучали. Открыли, немцы, немецкий штаб там. Что-то говорили, говорили, я тогда мало немецкий понимал. Тогда, один солдат с пистолетом в руках подошёл - “Садись на эту машину, в кузов”. Показывает пистолет, и говорит: “Если попытаешься убежать, я тебя застрелю! Садись”. Я сел в кузов нашего трофейного грузовика ЗИС, и мы поехали. Проезжали разрушенный город Минск. Долго ехали, я даже ориентир потерял. Темно, электричества нет, страшно было. Приехали – развалины: «Сходи с машины!». Спустился и думаю: не хотят уже со мной возиться. Уничтожат... Да и чёрт с ними! Я уже и не думал, что выживу.

Они крикнули какое-то имя, оттуда отозвались. Подошли, поговорили по-немецки. Меня повели в сарай. На полу спали наши солдаты. Подвели к углу, там по-немецки говорят – это наши советские немцы попали в плен, они как переводчики у немцев работали. Немцы подошли, по-немецки сказали: «Если выйдешь, тебя расстреляем». Потом, наши на русском языке передают, что: “если выйдешь, тебя расстреляют”.

— Утром просыпаюсь, кто дрова колол, кто тесто месил. Оказывается, я в пекарню попал. Встал, умылся, побрился, настоящей бритвой, не безопасной. У меня вещмешке были и ножницы, машинка, прибор, ножницы.

Вас обыскивали?

— Да, но ничего не взяли. Тогда я сразу закатал рукава, и давай тесто месить. Вот так 4,5 месяца я проработал на пекарне. За эти 4,5 месяца человек двадцать увезли в зелёный лагерь - так назывался лагерь военнопленных под Минском. В нём находилось около ста пятидесяти тысяч человек. А потом, 19 января 1942 года я почувствовал, что заболел.

Почему увезли людей?

— Они уже хлеба наелись им хотелось чего-нибудь ещё. Вот они буханки хлеба несли через забор, меняли на яйца, либо на что-то другое. Немцы увидели и сразу всех в общий лагерь. А я так думал, что уж лучше я хлеба вдоволь поем. Пекарня закрылась и нас также повезли в общий лагерь.

Тогда партия Дашнаков была и сейчас она есть, при советской власти их преследовали. Армянин меня отвёл в сторону, грузин - своего грузина. А остальные этот мусаватисты пошли в другие комнаты. И начали говорить про создание армии, которая будет воевать против советской власти.

Смешно, чтобы я пошёл воевать против своих. Нас было десять человек нацменов. Только я один сказал: “нет”. Остальные побоялись, согласились. Перед зелёным лагерем, командир подошёл, осмотрел список всех этих девяти. Командовали наши советские полковники. Абхазец кажется был, один полковник в белых перчатках. “Идите в строй. Саакян Арташес – иди в лагерь”. Этих девять в ту же ночь увезли. Куда увезли, я так и не понял.

В каком году это было?

— В 1942 году. В лагере мы на людей не были похожи, одни кости да кожа. Пришли на электростанцию, разгружать торф. Мне сказали: ты иди в общий лагерь. Но и здесь, повезло. Главный переводчик всего этого лагеря, армянин, завкафедрой немецкого языка московского университета. По имени Цолаг. Там его называли, Арменом.

Подошёл ко мне и говорит: “Молодец, что ты не согласился туда ехать, здесь я тебя всегда накормлю”. Позже, какой-то профессор Франгулян из Берлина, послал посылки всем армянам, военнопленным: плитка шоколада, табака, бумаги, даже туалетная бумага была. Позвали и дали нам эти... А так, армян осталось два человека в лагере, где больше двухсот тысяч военнопленных. Малхасян из Сухуми, врач. Он болел, в госпитале был, поэтому остался. Осенью 1942 года, нас погрузили в эшелоны, и повезли в Германию в город Трир.

Город Трир – точно как Ереван расположен. Наверху, где у нас сад Победы, колючей проволокой был обнесён большой лагерь. Здесь американцы, африканцы, французы – все национальности. Большой лагерь. В этом лагере отдельно от всех остальных отделили нас. Все военнопленные пользовались Красным крестом, помогали, а Советский Союз объявил: “У нас пленных нет, у нас только одни изменники”.

Разве я виноват, что попал в плен? Вот так, несправедливо поступили наши. Нам не помогали. Другие немцы через проволоку, все что получали, давали советским военнопленным. Несли французы, англичане и американцы. Они получали посылки через Красный Крест.

Через некоторое время мы должны были поехать в склад и получить обмундирование, новую одежду. Завскладом был военнопленный француз. Ребята подняли меня на нары, брюки на щиколотках завязали и начали в штанины завязывать конфеты, печенье, разные вещи. Так напихали, что я даже ходить не мог. Военнопленные были, как одна семья: сегодня я принёс всем посылки, завтра другой принесёт.

Через некоторое время нас разбили на рабочие группы и я попал в город Бецдорф. На железной дороге работал, менял шпалы, рельсы. Там хорошо было. Огороды, деревья, яблоки и т.д. Мы пользовались этим. Я год проработал в Бецдорфе, на следующий год, снова привезли в Трир. Нас разбили на рабочие группы. И я попал в Рур, в угольную шахту Вилия. Работал забойщиком. Работали на спине, на глубине шестисот метров. Зимой и летом голые, в одних брюках.

Я как-то говорил, что во всех обстоятельствах, в каких бы условиях ты не был, нужно оставаться человеком. Руководитель был Карло, немец. Он брал спицу, спица деревянная для укреплений, каждый метр прошли, нужно укрепление сделать. Вот эту спицу брал и начинал ребят колотить. А я брал другую спицу: – «Карл, сейчас я тебя начну. – Больше не буду». Вот такие взаимоотношения были у меня с немцами. Многие думали, что они хорошие. Говорили: «скоро немцы победят, скоро не будет Советского... А я наоборот говорил: «Рано или поздно, Советский Союз победит. И немцы со мной считались, как с равным человеком. Начальником участка был Штайгер. Когда ехал, его сразу узнавали. Все бежали работать, а Штайгер приходил: – «Артур, иди садись. Поговорим». И мы начинали спорить. Он считался со мной.

Шахта не раз останавливалась из-за бомбёжки. Нас посылали перекладывать черепицы. Поэтому, кто-нибудь и что-нибудь промышлял. Однажды один принёс убитого кролика. В тот момент полицейскими были наши украинцы, которые были намного хуже, чем немцы. Они проходили, обыскивали и находили у него кролика. За это его хорошенько избили и кролика бросили в сторону. Появившийся немецкий конвоир, со слезами на глазах, пошёл и взял этого кролика, пронёс в лагерь и отдал тому парню. А украинского полицая за это хорошенько избил. Есть хорошие люди среди всех наций. Этот момент я запомнил.

 

Вы заболели тифом?

— Да. 19 января 1942 года я почувствовал, что заболел.

Что делали немцы с больными тифом?

— Тифозных увозили в барак и сжигали. Старшему говорю, чтобы меня назначил дневальным. А то поеду на электростанцию, два человека должны разгружать, а я не разгружу, и партнёр не сможет один разгрузить. Если узнают, что я тифозный, меня пошлют в тифозный лагерь.

Дневальным он меня назначил. И каждый понедельник, машина приезжала, больных всех увозили. И вот в понедельник пришли, больных сажают везти в тифозный лагерь. А я пошёл подметать. Подошёл один немец: “Ты почему здесь?” – я дневальный. “А ну-ка, язык”. Язык показал. Сразу – “А ну-ка, в машину”. И меня увезли в тифозный лагерь. Приехал в тифозный лагерь, а там лежат больные. Вши, как будто горстью насыпаны на них. Все это я увидел, мне сказали, вот, ложись. Между этими. Я говорю: “никуда не лягу”. Пошёл к печке, сел и сижу. Начал спорить, они говорят - иди ложись, - а я не иду. Один армянин услышал, а там было так, двухэтажные нары - один человек лежит, а не несколько. Он спустился, узнал, что я армянин, говорит: “иди на моё место, ложись, а я уже выписываюсь”.

В это время рядом на двухэтажной койке лежал Бобырев Фёдор, с которым я служил, и вообще мы были очень близки. Когда я терял сознание, то Фёдор ухаживал за мной.

Эти три-четыре дня ничего кушать не хочешь. Только пить. В сознание пришёл, у него были часы. Эти часы Фёдор отдал повару, и каждый день мы лишний котелок баланды получали, так и выжили. Как бы я хотел его встретить...

Что вы знаете о Фёдоре Бобыреве?

— Он из Курской области, Березовский район, село Березовка.

Как получилось, что вы потеряли фалангу пальца?

— Я точно не могу сказать, но вагонетка опрокинулась и когда они её ставили на рельсы - произошёл несчастный случай. Меня сразу подняли наверх, в санчасть. Пришёл на перевязку, а она прошла так безобразно и быстро. Мясо отлетело, а кость осталась торчать. Сразу повели в операционную. В операционной накрыли лицо, надули наркоз и сделали операцию.

До какого времени вы работали на шахте?

— До 23 февраля 1945 года. В этот день американские самолёты налетели на Вайнаккер. Это было в два часа дня. Первой смене надо подняться, второй спуститься. Я во второй смене был. Не успел спуститься, там безопаснее - шестьсот метров. А здесь 80 лет тому назад, когда только копали эту шахту, всю породу высыпали и получилась гора, на которой росли деревья. Внизу был бункер.

Там располагалось бомбоубежище?

— Да. У бомбоубежища было несколько входов. Все побежали к ближнему входу, а я к дальнему. В ламповой одна девушка была, Ванда, с которой мы договорились. Как только тревога, мы встречались у этого входа. Погибло несколько человек, их растоптали. А я бегу, хотя и слышу, как бомба летит. Встретил Ванду, обнимаемся, целуемся и больше ничего не можем сделать. Когда тревога закончилась, вышли, узнали, что третья ночная третья смена, которая осталась в лагере вся погибла. Уцелела первая в шахте и вторая в бомбоубежище. После этой бомбёжки, шахта вышла из строя и перестала работать.

Какие события произошли после разрушения шахты?

— 23 февраля 1945 года нас начали гнать на восток, так как с запада шли американцы. Когда прошли город Липпштадт, то дальше путь держали уже через лес. 1 апреля шли мы и смотрим, перед колонной взрывается бомба. Здесь лес, здесь лес. Мы разбежались. И больше нас не смогли собрать. В апреле 1945 года американцы встретили нас! С этого момента я был освобождён. Начали обнимать, давать сигареты, шоколад и конфеты.

После этого мы пошли в городские казармы, где жили и работали наши русские девушки. Работали на фабриках, где делали патроны. Мы жили вчетвером, в одной комнате. В первый день пошли по магазинам, по складам - бери что хочешь. На второй день к нам приходят девушки, чтобы выбирать себе кавалеров. Мне не понравилась девушка, которая хотела меня взять и я остался один в комнате, а троих забрали девушки. На другой день меня взяла Беседа Зина. Она повела к себе, согрела воду, искупала, переодела, и в свою постель. А я не видел женщин, не понимал, что это такое. Она положила к себе в постель, пришла, обняла. 3 апреля 45 года стал мужчиной.

Так жили мы в Липпштадте до 21 мая. Потом к нашему лагерю подошли машины: кто хочет ехать в США – на эти машины, кто хочет домой - на эти. Я, конечно, первый побежал на ту, которая домой. С Зиной Беседой мы расстались.

Она поехала в США?

— Нет. Она, между прочим, первая сообщила домой, что я жив и здоров.

Американцы довезли вас до нашей зоны оккупации?

— Да. Был построен временный деревянный мост. Через этот мост нас и передали нашим.

Как вас встретили?

— Ничего. Командир так и сказал: “не зевай Хама, пока Ярмарка”. То есть тот, кто имеет ноги, должен ходить пешком. 3500 километров пешком прошёл от Эльбы до Калуги. Больше четырёх месяцев шли пешком. Помню ребят, с которыми шёл. Это Фёдор Васильевич Балан из Одессы, Сергей из Калуги и Женя из Подмосковья.

Там был фильтрационный лагерь?

— Нет. Мы помогали колхозам собирать урожай. Ведь мужчин в деревнях не было, а были только женщины. Один год проработал на шахте №61 Товарковского района Тульской области.

Вас проверяли?

— Да. Как узнавали, что Западный военный округ, 278-й стрелковый полк, так много не спрашивали. Знали, что нас продали. Из-за плена на работе нельзя было продвинуться вперёд – это была ошибка советской власти.

 

Немецкие военнопленные работали с вами в Туле?

— Нет.

Вы получали информацию о положении на фронте?

— Конечно. Знали, какое положение было на фронте.

О чём, в первую очередь, вы вели разговор в плену?

— О хлебе.

У вас было желание отомстить немцам?

— Нет. Ведь среди немцев были очень добрые и хорошие люди.

Был ли порядок, когда вас освободили?

— Некоторые ходили грабить в сёлах и т.д. Их расстреливали немцы. Зачем такие вещи делать, я никогда не стремился какое-то барахло, привезти домой, мне нужна только свобода.

Какое отношение к военнопленным было в Советском Союзе?

— Нормальное было.

Будучи в плену, узнавали ли вы известия с фронта?

— Да. Я с немцами разговаривал, и они рассказывали нам всё.

Где вы выучили немецкий язык?

— Там же. Я очень хорошо разговаривал на немецком языке. Я уже 50 лет не говорю, алесс фергессен.

Каково было отношение к американцам, когда они вас освободили?

— Очень хорошее.

Когда шагали в Калужскую область, то вы шли под конвоем или сами?

— Сами. Причём я всегда шёл первым.

Нормально встречали?

— Нормально.

Вас кормили или сами кормились?

— Сами. Бывало, наберём картошки с огорода, поедим, но нам этого не хватало. Двое делают палатки, а двое идут на промыслы.

Вы вчетвером держались?

— Да. Причём двое делают палатки, а двое идут на промыслы. Однажды наберём картошки с огорода, но нам этого не хватало. Так и держались вчетвером.

Как сложилась ваша судьба после войны?

— В 1946 году поступил приказ КГБ от том, что те, кто до войны учился в высших учебных заведениях, должны быть освобождены для продолжения учёбы в высших учебных заведениях. Так я и приехал в Ереван, в родную Армению. Когда я приехал в Ереван, то мне предложили сразу поступить на второй курс. Я от этого отказался по причине того, что хотел поступить на первый курс, и поступил. Именно тогда я и женился. Мне тогда было 28 лет, а моей жене - 17 лет. В те годы моя жена только окончила 10-й класс и тоже поступила на первый курс.

Но вот прошло уже семь с половиной лет, как её нет рядом. Поэтому время я провожу очень дисциплинированно. Каждое утро обязательно зарядка, хороший завтрак и коньяк. Очень бодро себя чувствую.

Интервью: А. Драбкин
Лит.обработка:Д. Лёвин

Рекомендуем

Мы дрались против "Тигров". "Главное - выбить у них танки"!"

"Ствол длинный, жизнь короткая", "Двойной оклад - тройная смерть", "Прощай, Родина!" - всё это фронтовые прозвища артиллеристов орудий калибра 45, 57 и 76 мм, на которых возлагалась смертельно опасная задача: жечь немецкие танки. Каждый бой, каждый подбитый панцер стоили большой крови, а победа в поединке с гитлеровскими танковыми асами требовала колоссальной выдержки, отваги и мастерства. И до самого конца войны Панцерваффе, в том числе и грозные "Тигры",...

История Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. в одном томе

Впервые полная история войны в одном томе! Великая Отечественная до сих пор остается во многом "Неизвестной войной". Несмотря на большое количество книг об отдельных сражениях, самую кровопролитную войну в истории человечества не осмыслить фрагментарно - лишь охватив единым взглядом. Эта книга ведущих военных историков впервые предоставляет такую возможность. Это не просто летопись боевых действий, начиная с 22 июня 1941 года и заканчивая победным маем 45-го и капитуляцией Японии, а гр...

Великая Отечественная война 1941-1945 гг.

Великая Отечественная до сих пор остается во многом "Неизвестной войной". Несмотря на большое количество книг об отдельных сражениях, самую кровопролитную войну в истории человечества нельзя осмыслить фрагментарно - только лишь охватив единым взглядом. Эта книга предоставляет такую возможность. Это не просто хроника боевых действий, начиная с 22 июня 1941 года и заканчивая победным маем 45-го и капитуляцией Японии, а грандиозная панорама, позволяющая разглядеть Великую Отечественную во...

Воспоминания

Показать Ещё

Комментарии

comments powered by Disqus