Top.Mail.Ru
13493
Связисты

Федорчук Федор Федорович

Я родился 10 августа 1927 г. в селе Рипки Изяславского района Винницкой области (ныне район относится к Хмельницкой области). Родители мои были крестьяне-середняки, в семье имелось 2 лошади, 4 десятины земли на хуторе, у меня было 3 брата, самый младший 1930 г. рождения. Я знаю, что в голод 1933-1934 гг. отец, в связи с неурожаем не смог сдать хлебный налог, поэтому пришли уполномоченные и описали имущество. Мне было 6 лет, но я хорошо запомнил, что это была зима, запрягли в сани наших лошадей, начали вытаскивать из квартиры имущество. Но какие пожитки могут быть в семье у крестьянина? Ну, у матери была швейная машинка, подушки какие-то, то се. Много не забрали, но на сани поставили швейную машинку, только отец перед этим футляр снял, металлическую часть вытащил, футляр закрыл и на гору, т.е. на чердак, часть спрятал. Они открыли футляр, там ничего нет, отец стоит на крыльце, его схватили за шиворот: "Куда дел?" Не отвечает, тянут за шиворот, и отец ударил этого экспроприатора, потом залез на чердак и сбросил металлическую часть. Ну и что? Отца осудили за хулиганство, дали 3 года тюрьмы, он строил канал Москва-Волга. Правда, пришел раньше, через 2 года освободили досрочно. Посмотрел отец, хозяйства нет, ничего нет, а в Сибири в Иркутской области у нас были какие-то родственники, может, по материнской линии. Они и предложили отцу переехать к ним, он поехал в Сибирь, устроился там, работает, даже прислал денег на "черевики" (в пер. с укр. ботинки), которых мы раньше и не видели, не то что носили. После пишет матери: "Давай-ка приезжай сюда!" Мы, 4 сына и мать, собрали кое-что, дед еще помог, продал что-то, чтобы нам на билеты хватило, и поехали в Сибирь в 1935 г.

Прибыли в Иркутск, там я пошел в 1-й класс, я же по-украински говорил, в русской школе непривычно, расплакался, но быстро привык, начал учиться. Отец же работал в центральной гостинице города кочегаром, тогда все топилось углем, но он крестьянин, душа не лежит и все, решил в деревню перебраться, хотя мать уже горничной работала, и старший брат Дмитрий устроился, начали обживаться. Но отец свое гнет, в итоге перебрались в деревню под Иркутском, отец купил какой-то старый деревянный амбар, но лес был вокруг деревни лиственный, поэтому дерево плотное, тепло даже в сарае. К 1940 г. построили дом, стали там жить, но отец не успел еще толком освоиться, как в 1941 г началась война.

22 июня 1941 г. объявили, что на нас напала Германия, мы, пацаны же еще, даже первое время обрадовались, "ура!" все кричали. Но потом отца как забрали, и тут немцы уже подходят к Киеву, мы стали понимать, что непросто все, и я успел окончить только 5 классов, надо идти в шестой, а тут вышло постановление правительства - всех 6-ти классников направлять в РЭУ и ЖЭУ, где нас должны были обучать специальности, и направлять на работу, на ж.д. дорогу или ремесленниками на производство. Моя мать тогда сказала: "Иди-ка, сынок, лучше в МТМ работать, чем тебя заберут куда-то", ведь брали в это РЭУ и ЖЭУ не по желанию, а просто иди и все. Пошел я 1 февраля 1941 г. на работу в МТМ (Машинотракторная мастерская), где ремонтировали трактора, но оборудование всякое было, меня поставили к токарю, станок метра полтора, патрон к нему большой, это был ИДИТ-300 еще старого выпуска, мне, ученику все такое тяжелое. Два месяца я поучился, токаря забирают на фронт, а меня оставляют вместо него на станке. Это сейчас нажал кнопку: суппорт идет, бабку заднюю подбивает, а тогда я все вручную делал, мы все катали, поднять не могли, а я вспоминал Некрасова: "С этих лет на фабриках колеса мы вертим, вертим, вертим:" Работали по 12 часов, мне еще не было 15 лет, по неделям: одну с 8 утра до 8 вечера, вторую с 8 вечера до 8 утра, без выходных. Хлеба стали давать по 400 гр. на рабочего. Ну что ж, а приказ был по МТМ такой: построить чугунно-литейный цех, "вагранка" называлась, где начали лить болванки для снарядов. А эти болванки тяжелые, поднимаешь на патрон, надо еще вставить, зажать, отцентровать, от болванки пыли, она ведь только из чугунно-литейного цеха. Мы их только обдирали, предварительную обработку делали, их потом куда-то дальше посылали, там, видимо, обтачку заканчивали. Работать было тяжело, но брака на производстве не было. Но вот как-то один раз дали мне точить из эбонита диффузоры, они шли к машинам, эбонит легко точится, я заготовки все быстро приготовил. Станок мой стоит, тут батарея, сушка, как все сделал, присел у батареи и уснул. Утром приходит начальство, детали у меня готовые стоят, все в порядке, а меня нет. Начали искать, долго, в итоге нашли все-таки, не знаю, как они все это восприняли, но меня стали судить за якобы самовольную отлучку от места работы. Я объясняю, что сделал все, что мне поручили, а они свое гнут: "Почему спал? Надо работать". Дали мне на 6 месяцев штраф -25% от зарплаты, которой и так хватало то чуть-чуть на хлеб, а одеться уже не на что было. В другой раз мне попала стружка в левый глаз, пришел в город Черемхово в поликлинику, глазной врач посмотрел, что-то поцарапал там, больничный не дает, принял он меня нелюбезно, когда я к нему зашел, то фуражку не снял, врач мне с порога сказал: "Сразу видно, советский хулиган!" Опять же на работу надо идти, а у меня весь глаз покраснел, я терпеть не могу, уже в воскресный день отпросился, наши тоже видят, что глаз красный, отпустили. И снова в Черемхово пешком, пришел в больницу, врача нет, зато есть практикантки и медсестры, я плачу, попросил их посмотреть, они девчонки еще совсем, хотя постарше меня, конечно. Взяли меня, вытащили из глаза стружку, даже показали ее, она маленькая такая, нашли мазь какую-то, от которой зрачок весь растянулся, но зато болеть перестало. Врач не убрал стружку почему-то, но мне медсестры объяснили, что врач немец. Так что я этим сестренкам благодарен, они мне спасли глаз.

Связист Федорчук Федор Федорович, великая отечественная война, Я помню, iremember, воспоминания, интервью, Герой Советского союза, ветеран, винтовка, ППШ, Максим, пулемет, немец, граната, окоп, траншея, ППД, Наган, колючая проволока, разведчик, снайпер, автоматчик, ПТР, противотанковое ружье, мина, снаряд, разрыв, выстрел, каска, поиск, пленный, миномет, орудие, ДП, Дегтярев, котелок, ложка, сорокопятка, Катюша, ГМЧ, топограф, телефон, радиостанция, реваноль, боекомплект, патрон, пехотинец, разведчик, артиллерист, медик, партизан, зенитчик, снайпер, краснофлотец

Отец

В январе 1943 г. получаем похоронку на отца, погибшего во время первого прорыва блокады под Ленинградом, операция называлась "Искра". Отец погиб 16 января 1943 г. Мне в 43-м году исполняется 16 лет, не знаю, какие чувства я испытывал, наверное, патриотизм, решил пойти на фронт. Иду в военкомат, рассказал, что отец погиб, но мне отказали: "Молодой еще, вот постарше будешь, возьмем". 10 августа 1944 г. мне исполняется 17 лет, троим нашим ребятам в деревне приходят повестки, а мне нет, снова иду в военкомат, там спрашивают: "Ну что, желаешь?" Желаю, дают мне повестку, никакой комиссии не проходил, прихожу на МТМ в администрации, увольняют, и уже 14-го я еду в армию. Направили во все тот же г. Черемхово, расположенный недалеко от нашей деревни, в 10 км, там еще угольный бассейн был, даже шахты присутствовали, правда, мелкие, в основном просто вскрывали почву и гребли уголь. Там посадили на поезд и повезли до Иркутска, где мы переночевали в каком-то здании и повезли нас на восток, пока ехали, ничего нам не давали из еды. Конечно, я мечтал на запад, но уже пришлось на восток. Прибыли на ст. Домна, там была полковая школа стрелков-радистов для бомбардировщиков, но там еще не было выпуска, поэтому нас дальше отправили на маньчжурскую ветку, 77-й разъезд, где стоял 12-й отдельный полк связи 12-й воздушной армии. Меня направили в полковую школу радиотелеграфистов, из нашего пополнения, набрали туда человек 90, начали учить азбуке Морзе. Выдали форму, правда, старенькую и ботинки с обмотками. Занимались на ключе, "ти-ти-та-та-ти-ти-та", ты не считаешь, сколько там точек и тире, каждую букву по мотиву узнаешь. Из 90 человек осталось не больше 30, которые смогли воспринять азбуку. У меня был там товарищ Вася, так он "та-та", потом вдруг "та:", я уже знал, что так у него точка обозначается, он тоже до выпуска дошел. Во время учебы была и практика, и занятия по теории, и после еще 2 часа самоподготовки. Надо отметить, что преподаватели были очень грамотные, особенно строгим был старшина Полухин. Нас поселили на 2-х ярусные нары, матрацы сеном набитые, я их не терпел, ложимся спать после 10 часов занятий, утром подъем, все встают, а я не могу, не сплю ночью, ворочаюсь, но Похулин орет "Подъем!" и "Отбой!", тренирует нас, а я уже на занятиях начинаю спать. Командир полковой школы капитан Морозов заметил это дело, подошел ко мне: "Что с тобой?" Я рассказал все, он распорядился, чтобы я перешел к нему на квартиру, печку топить, и спать там же. Через неделю у меня все прошло, тем временем в казармах как начали дезинфекцию делать, столько грязи вытащили из матрацев.

В этой школе я проучился 8 месяцев, сдал на 2-й класс, но сразу званий нам не присвоили, уже шел 1945-й год, на западе война завершилась, а на востоке только готовилась. Приезжает к нам командующий 12-й воздушной армии маршал авиации Худяков, меня даже поставили дневальным, надо встречать маршала, а это дело ответственное, необходимо все доложить по форме: "Школа, встать смирно! Товарищ маршал авиации, школа находится на отдыхе, дежурный по школе Федорчук!" А он уже руку подает, тогда "вольно" командуешь. После казармы Худяков в школу зашел, спрашивает: "Ну, как служится ребята?" Все нормально, но все же сказали ему: "Кормят плохо" (а тогда и правда неважно кормили), Худяков на это ответил: "Ничего ребята, скоро рис будем кушать!" Вот и намек на Китай. А кормили нас перловкой, мороженой картошкой, прямо такую уже привозили, у нас подвал был, зимой загружали туда овощи, морковку. Мне как-то хватало, а другие ребята сильно переживали, кому-то посылки приходили, а мне кто пришлет, дома одна мать в деревне осталась. Ну, ничего, выжил.

Связист Федорчук Федор Федорович, великая отечественная война, Я помню, iremember, воспоминания, интервью, Герой Советского союза, ветеран, винтовка, ППШ, Максим, пулемет, немец, граната, окоп, траншея, ППД, Наган, колючая проволока, разведчик, снайпер, автоматчик, ПТР, противотанковое ружье, мина, снаряд, разрыв, выстрел, каска, поиск, пленный, миномет, орудие, ДП, Дегтярев, котелок, ложка, сорокопятка, Катюша, ГМЧ, топограф, телефон, радиостанция, реваноль, боекомплект, патрон, пехотинец, разведчик, артиллерист, медик, партизан, зенитчик, снайпер, краснофлотец

Брат Сергей перед уходом в армию

Надо отметить, что перед приездом маршала нас одели, выдали сапоги, английские шинели, мы получили американские радиостанции СР-399 на "Студебеккере", с двигателем, размещенным в прицепе, вещь хорошая, а то наши РЦБ-3Ф хотя и целиком на одной машине, тут и радиостанция, тут и движок. Но надо веревкой заводить батарею, а у американской кнопку нажал, двигатель заработал, а я сижу спокойно и работаю. После визита маршала мы своим ходом доехали до Баин-Тюменя, это в Монголии, мы как раз приехали вечером, везде уже стояли наши войска. На станции остановился эшелон бомб, разгружать надо, а кто будет заниматься этим? Нас отправили, так мы до утра бомбы эти разгружали, они без взрывателей, 500-сотки, мы их с платформы катаем, не страшно без взрывателей. До утра возились, тут уже светлеть стало, начали физзарядкой заниматься. Смотрим, вдалеке, примерно в 1 км, юрта стоит. Выходит оттуда человек, вот не хочу, как говорится, прибавить что-то, но я в первый раз увидел дикаря: сам он в шкуры одет, юрта также из шкур, да и сама Монголия, где только посадили наши войска деревья, что-то есть, а так все голое, только сопки и тарбаганы, мыши и орлы степные. Места дикие, рядом р. Керулен, такая вонючая. И тут утром встретил я одного приятеля, с которым вместе в полковой школе учился, а он в соседней части служит, мне говорит: "Федя, тут рядом в танковых войсках твой брат Сергей служит!" Всего в паре км, приятель с братом встречался, но нам команда: "по машинам!" и пошли, так и не успел тогда с братом встретится. Надо двигаться к границам Маньчжурии, занятой японцами, где руководил страной прояпонский император Пу И, мы едем на машинах, а пехота пешком топает, уже танки пошли, пыль, прямо как в песне: "пыль да туман". Не можешь идти в пехоте, оставайся, там подойдут интендантские войска, они подберут, но колодец от колодца, минимум 50 км, а колодцы глубокие, в них ледяная вода. И первое время так было: пехота подходила, напивались вволю, и даже умирали, уже потом так сделали - прежде чем стрелки подходят, заранее охрану выставляли у колодца, ведь жара страшная, а воды нет, давали пехотинцам понемногу. У нас же вода и в канистрах была, я ехал на радиостанции, но видел, как трудно пехоте приходится. Как-то едем, сидит солдат, на нем винтовка, скатка, противогаз и еще кое-что, встать не может, плачет, просит взять. А нам нельзя было на радиостанцию брать, но я не выдержал, уже был старшим радистом, начальник радиостанции где-то впереди, на машине я старший, водителю машины Василию Жувасину сигнал подаю: "Останови!" Солдат к нам бежит, упал, он в очках был, они слетели, я выскочил, поднял его, очки подал, а он просится, я предложил его хоть напоить, хоть что-то. Все-таки взяли его, думали потом где-то оставить, пока никто не узнал. У нас в канистрах вода, он попил, я смотрю, а у него на ногах кровяные мозоли. Ну что, довезли мы его от Самона к месту сосредоточения нашего войскового кулака, где располагалась авиация, танки. Сначала начальник радиостанции мл. лейтенант Шенкарович меня встретил нерадостно: "Федорчук, а солдат этот, откуда тут?" Я отвечаю: "Товарищ мл. лейтенант, ну не мог я его оставить умирать!" Ладно, потом договорились со старшими командирами, устроили его поваром, он такой довольный сделался. В Самоне мы расположились на расстоянии 3 км от японских застав. Установили опять же английскую локаторную станцию АНТПС-3, туда к локаторщикам меня как уже опытного радиста направили, чтобы в случае чего, связать со штабом. А сама локаторная станция представляла собой тарелку, небольшого размера, вся станция на машине "Шевролет" помещалась. Локаторщики ставили палатку, и она сразу готова к работе, тут и приборы специальные, следим мы за небом, чтобы на нас не напали. Правда, мы зафиксировали только свои 2 истребителя, они куда-то за границу пролетали, но это не мое дело было. Нас даже попросили потом поискать, где наши истребители, локаторщики нашли, я передал: "Идут назад".

Перед началом наступления мы снялись с этой позиции, и с 8-го на 9-е августа загудела вся армада, танки, самолеты, пересекли границу, а нас подняли в 6.00, покормили, не знаю, кормили наступающих или нет, но к нам полевая кухня четко прибыла. После завтрака объявили, что сейчас будем переходить в наступление, дают каждому по 100 гр. спирта, я же не пил никогда, а Василий Жувасин с западного фронта сюда прибыл, мне говорит: "Пей, Федя, пей". Научил меня, развел спирт, я выпил, кто знает, что там будет. Вася сказал мне: "Ты сначала вдохни глубоко, потом пей, и выдохни". В конечном итоге, выпил я, и закуска была, как раз привезли консервы американские, хорошие консервы. Войска пошли впереди, а нас направили в колонну артиллерийскую, там радиостанция обязательно должна быть, команда: "по машинам!" Нас в середину колонны, нашей группе сразу предстояло форсировать Большой Хинганский хребет, чтобы зайти в тыл японцам, т.к. на основной линии у них были очень мощные сооружения, дзоты, подземные бункеры. Надо сказать, что мы очень быстро мы перешли речушку, наверное, наши войска засыпали русло, мы вброд перешли прямо. И тут сразу начались горы и леса, там на дороге я впервые увидел убитого японца - он лежал, раздавленный танком. А рядом горели их заставы, все японцы побиты, мы начали подниматься на Хинганский хребет, это было 9-10 августа, дважды нас обстреливали из минометов, или хунхузы, что-то типа наших партизан, или смертники-камикадзе, которых японцы специально в тылу оставляли. У них были где-то корректировщики, они оба раза стремились уничтожить нашу машину - связь. У нас автоматы ППШ, в первый раз мы выскочили из машины, и я получил над левым глазом царапину, или осколком, или камнем. Но я молодой был, врач раз-раз, поставил мне какие-то скобки, уже через 3-4 дня начало заживать, сняли мне, все нормально, не болит, ничего, сначала, правда Шинкарович, начальник радиостанции, мне приказал: "Федор, ты за радиостанцию не садись, мало ли что". А 11 августа мы спускаемся в долину Хинганского хребта, жара стояла, но перед этим как раз прошли дожди, наши машины ЗИС-5 и полуторки на гору взбирались с трудом, падали, шоферы рассказывали, что если с открытым кузовом, то и груз высыпался. А вот "Студебеккера" шли хорошо, даже если он где-то застрял, впереди у него лебедка с тросом, ее зацепишь где-нибудь, и он сам себя вытаскивает.

Мы спустились к г. Солунь, т.к. мы относились к авиационной части, то нас распределили на аэродром. Там уже наши самолеты стояли, мы вышли с радиостанцией, смотрим, на простынях лежат раненные, не меньше 30 человек, и стоят, по-видимому, какие-то иностранные самолеты, у них в крыльях была ниша, раненных туда помещали, закрывали, и вывозили в госпитали в Советский Союз по 2 человека. Нам пока хоть размяться, вышли из машин, походили, идем мимо рядов раненных, один просит: "Ребята, поднимите немного, хоть помочиться", другой: "Дайте воды!" У нас вода всегда была, мы налили немного, идем дальше, а там лежит один такой обожженный, ни лица, ничего, и на простыни лежит, еще живой, даже попросил: "Дайте глоток спирта!" А у нас всегда для радиостанции был спирт, вроде для промывки аппаратуры, он у начальника хранился, мы немножко в кружку налили, дали, но он все же вскоре умер. Похоронили его, а нам дальше надо, по машинам и пошли.

Связист Федорчук Федор Федорович, великая отечественная война, Я помню, iremember, воспоминания, интервью, Герой Советского союза, ветеран, винтовка, ППШ, Максим, пулемет, немец, граната, окоп, траншея, ППД, Наган, колючая проволока, разведчик, снайпер, автоматчик, ПТР, противотанковое ружье, мина, снаряд, разрыв, выстрел, каска, поиск, пленный, миномет, орудие, ДП, Дегтярев, котелок, ложка, сорокопятка, Катюша, ГМЧ, топограф, телефон, радиостанция, реваноль, боекомплект, патрон, пехотинец, разведчик, артиллерист, медик, партизан, зенитчик, снайпер, краснофлотец

11 августа 1945 г. Манчжурия,

участок №1, могила брата Сергея

И этот случай мне особенно запомнился, потом получает моя мать похоронку: "Ваш сын Сергей умер от ран 11 августа 1945 г." Тут умер, и я еще тогда ничего не знал, когда вернулся и встретил товарища, Пашу Лебедева, с которым Сергей служил, он рассказал, что брат горел в танке, но был живой, их в Солуне должны были переправлять в СССР. Тот день, тот город, и то время, понимаете? Я не сомневаюсь, что это был мой брат, 1925 г. рождения, Сергей. Как говорится: "Я память о брате своем берегу, и сына своего Сергеем назову".

Дошли мы до г. Чан-Чуня, и уже 3 сентября объявили, что закончилась война, но еще не все успокоились, по дороге мы слышали о разгуле хунхузов, и когда пришли в Чан-Чунь, там какие-то банды начали возникать, тогда командующий фронтом Малиновский выдвинул требование: "Если не прекратится разбой, город Чан-Чунь будет уничтожен!" Как-то сразу прекратилось все, я к тому времени уже при штабе работал, радистов хватало, мы всего по 6 часов дежурили. Поселили нас в коттедж какого-то японца солидного, нас там взвод радистов жил, в 2 крылах здания, правда, кроватей не было, а маты. На них спали, потом уже по городу ходили. Китайцы, даже где бы мы ни проезжали, отлично нас они встречали. Хотя китайцы одеты были плохо, на ногах у всех сделанные из резины от шин босоножки, и что у нас было нижним бельем, кальсоны и рубашки, так они только в этом и ходили. Как увидят нас, палец поднимут и кричат: "Шанго! Шанго!"

В Чан-Чуне мы жили хорошо, правда, молодые, баловались, бывало. У них там есть рикши, а японцы, кто остался работать, ездили на них. Мы видим - китаец везет, а японец едет, так обязательно поменяем местами, чтобы японец вез. Но у японцев специальные повязки были, нас потом за такое дело ругали сильно. Рядом с нашим коттеджем, лежали шины негодные, как-то приходит японец, просит вроде продать, у них эти иены были, а нам платили, русскими, не взяли мы японские деньги. Но "старики" там наживались, как хотели, например, идем - стоит кладовка, открываем, там полно вещей всяких, и одежду, и вещи всякие брали, шелка для жен, чего хочешь. С китайцами продолжали быть в очень хороших отношениях, у нас кухня стояла, овощи, фрукты, мясо, что хочешь, китайцев пригласят картошку чистить, а мы уже зажрались к тому времени, я поправился после начала войны на 16 кг, про учебные харчи забыл уже, вот тогда полуголодовка была. А теперь наварят в котле рисовой каши или плова, борщ со свежими продуктами, мы придем, только жир отталкиваем, покушаем, а китайцы уже добирают. Все-таки китайцы голодные были, они и посуду помоют, а нашим поварам даже лучше, меньше работы. Но я скажу так, что не дай бог кого-то обидеть солдату, или ограбить, или изнасиловать. Сразу судили, 10 лет давали, дисциплина в этом отношении была сильная. Хотя случаи все равно были, но ловили, сразу организовывалась тройка военного трибунала, и без разговоров приговаривали к 10 годам тюрьмы. Не знаю, может, потом на границе кого и отпускали, но я видел строгость в этом отношении, ничего не скажешь.

Также я в Чан-Чуне познакомился с японцем, жившим через дорогу, он без руки был, никуда не убежал, но и не работал. У него свой дом был, хороший, приходишь к нему: "Комитьо" (в пер. с яп. "здравствуй"), присядешь с ним, на скамеечке сидим, и как-то он немножко по-русски, я начал по-японски понимать, спрашиваю его: "Как тебя зовут?" Он пальцем в грудь себе тыкает: "Господин Хурасио!" На меня показывает, кто я, отвечаю: "Я не господин, я товарищ Федя!" На другой день встречаемся, он кричит: "Господин товарищ Федя, сигарета иде", т.е. пойдем покурим, господин товарищ! И в разговоре мне говорил, что вроде Япония на Советский Союз и не нападала, а я отвечал: "Ни :, мы какую армию против вас держали". Там же на Дальнем Востоке было так: если Германия начнет побеждать, Япония сразу пойдет в тыл нам бить.

Прожили мы так до ноября, когда пришел приказ: "уезжать", радиостанции наши погрузили на платформы, нас по вагонам. Вагоны маленькие такие, всего по 16 человек на нарах в два ряда. Печурка стоит, уже осень начиналась, ехали мы через Цицикар. Долго, то что-то по ветке ремонтируют, то поезда встречные идут, туда-сюда. Поэтому много и подолгу стояли. А у нас там печурка, что-то варим, консервы едим, хотя горячего хочется, на кухню полевую бегаем. На нары постелили теплых курток, которые где-то "старики" раздобыли. Лежим на них, и гуляем там же, на долгих остановках выходим, "старики" сразу находили выпить и закусить. Пока поезд стоит, разговариваем, а то и тронется, все сидим, а китайцы на остановках несут то курицу, то молоко, все-все, но денег уже нет. Зато наши войска трофеев везли много, и вот на одной большой остановке, там такой подъемник стоял, грузят вещи, мы вышли, видим, солдат стоит охраняет, а я вижу тюк вельвета. Спросил солдата: "Можно я возьму?" объяснил, что хотим на еду у китайцев сменять, он разрешил, только быстро взять. Я раз-раз, в радиостанцию спрятал, на остановках я возьму кусок, пойду поменяю, то курицу жареную дадут, то колбасу, также давали ханжу, рисовую самогонку, "старики" пили, но я ее не любил, я вообще не любитель, спирт так особенно, разве что немного саке выпивал. Едем, веселимся, победа, а как сказали, что в Россию, то у нас такая радость, восхищение, "Ура!" кричали, и что вы знаете получилось? У нас был спирт в радиостанции, мы все выпили, пить нечего, "старики-разбойники" унюхали, что в вагоне офицерском в канистрах для бензина спирт есть, выцедили, уже на границе как давай пить, а у меня в это время случилась малярия. Может, я еще в Маньчжурии заразился, меня то в холод, то в жар бросает. Вечер, соседи по вагону все пьют, меня зовут, а отмахиваюсь: "Ничего не хочу!" Когда мне холодно, они японскими куртками укрывают, когда жарко, я их сам сбрасываю. Они все пьют до самого утра, мне все-таки немного дали, я может, там глоток выпил. И вот утром все лежат и стонут, пересекаем границу, таможенники проходят, но они особо ничего не проверяли, уже наша территория, а они все стонут. Я и Боря Комбулин из Подмосковья только не пили, остальные кричат, мучаются, ведь сначала по вагону проходил телефон, потом порвался провод, и все, к офицерскому вагону только бежать надо, связи с ними нет. На каком-то разъезде вышли из вагона и встретили железнодорожников, объяснили, что у нас такая беда, плохо ребятам, офицеры пришли и матом ругались, спирт-то ребята пили вредный, его нельзя пить. Поезд пошел, им все хуже, у нас в вагоне был шофер-электромеханик Лакомкин, он как начали ехать, ни одного дня трезвый не был, они просят нас укрыть себя, мы им ноги укрываем, и тут Лакомкин просит: "Дайте мне автомат, сил нет, я застрелюсь!" А у нас оружие отдельно находилось, мы сразу автоматы наверх и там закрыли. Доехали мы до ст. Даурия Читинской области, офицеры снова приходят в вагон, посмотрели, сразу скорую вызвали. Приехал фургон, начальник радиостанции мл. лейтенант Шимкарович подходит и орет: "Лакомкин, :, понажрались, вставай!" Он не встает, врач подходит, трогает его и говорит: "Да он у вас уже остыл!" И давай сгружать их, остывших ребят трое оказалось, остальных мы сгрузили, последний остался, не хочет слазить и все, у него был чемодан, набитый трофеями, он уже с Западного фронта его приготовил, должен был приехать и сразу демобилизоваться, перед этим даже сфотографировался в кожаном пальто и с часами: "Это все мое!" Фото послал домой, но оттащили мы его от чемодана, погрузили в скорую. Их всех в госпиталь, а нас в Читу.

По прибытии сразу нас в прожарку отправили, в баню. Ремни все покорежились, все обмундирование снимаешь, потом сам идешь в баню, тебя еще такой мазью намазывают, что горит все. В казармы приходим, койки стоят белые, все чистое. Утром встаем, а там ходят уже санитары полковые, проверяют нас, есть ли еще вши. Дело, конечно, прошлое, но вшей мы там нахватались. Я еще прослужил 7 лет и 4 месяца, не пускали и все, не увольняли, а тогда попробуй, возникни, служи и все, правда, свободы нам больше дали, и немного зарплату прибавили. Нам солдатам платили по десятке, потом присвоили мне две лычки, но я немного схулиганил. Дело в том, что у нас в полку было много девчат-радисток, их увольняли сразу, но еще оставались мои знакомые, и как-то девчонок-радисток я открытым текстом поздравил с Новым годом, и попался. Это запрещено, там кодировано все, 5 букв в группе, не поймешь просто так сообщение, только шифровальщики понимали, а я передал, открыто. Оказалось, следили за нами. Меня перевели в другую часть, где мне еще лучше служилось, летал на транспортных самолетах радистом, там уже дисциплина не та, летчики все знакомые, даже с девчонками знакомиться начал.

- Какие настроения преобладали в тылу?

- Я от отца получил письмо из Ленинграда, он писал: "Сыны мои, вступайте в комсомол, в партию, мы эту немчуру разобьем! Все будет хорошо". Я так думаю, в армии всегда политинформации читали, отец крестьянин, он воспринял все правильно и шел воевать с таким настроем! И мы так же настроены были!

- Не сталкивались ли Вы со случаями спекуляций на рынке в тылу?

- Что вы, с началом войны цены взлетели до небес. Как-то я покупал хлеб, когда мне стружка в глаз попала, мне надо было в г. Черемхово из нашего поселка идти, мать дала мне деньги на хлеб, больше 200 рублей, и купил хлеба одну булочку, пока домой шел, а это 10 км, у меня терпения не было, я чуть ли не половину по дороге съел. Мать меня за такое дело едва не побила.

- Не было ли у Вас какой-либо военной подготовки перед армией?

- Была, там нам показывали, как стрелять, из винтовок Мосина по 3 выстрела били по мишеням, а один раз даже из ПТР дали выстрелить, ствол длинный, патрон большой. У него отдача сильная, посоветовал инструктор крепче к плечу прижимать, какую-то мишень поставили, но дали только один патрон. Правда, занятия проходили редко, когда свободен, брали 16-17 летних, видимо, кто-то к нам из городского военкомата приезжал. Это был мужчина, уже в годах, петлицы носил, но я в них не понимал тогда. Он рассказывал, как разбирать винтовку, как одеть противогаз. Так что перед армией немного уже знал военное дело.

- Какое у Вас было отношение к партии, Сталину?

- Я в этих делах имел мало понятия, но я вступил в комсомол, когда вернулся в деревню их армии, был секретарем комсомола. Такие времена тогда были.

- Не сталкивались ли с белоэмигрантами в Маньчжурии?

- Видел, когда мы уже выезжали из Маньчжурии, в Цицикаре остановка была длинная. Мы вышли там с ребятами, и пошли рядом с домами частными, смотрим, одна хозяйка нам по-русски говорит: "Здравствуйте!" Пригласила нас в дом, там парень нашего возраста сидел, так на нас неуважительно посмотрел, русский, но мы никогда агрессию или неприязнь не старались возбуждать, побыли немного и ушли.

- Как мылись, стирались?

- Пока мы в казарме жили, еще занимались таким делом. Но как по Монголии пошли, полмесяца, вода есть, умывались и все, где-то обкатишься, если есть вода. А в Маньчжурии я мылся, у Хурасио была такая ванна, самодельная, по-моему, но большая, бетонная, я там вымывался. Пускал он меня одного, как-то воду теплой делал. Но большинство не мылись, хотя за нами вроде следили, а все равно было столько вшей. А в поезде 10 суток ехали до Читы, какое там мыться.

- С особистами не сталкивались?

- Нет, ни с кем из них, какие ко мне вопросы.

- Как бы Вы охарактеризовали своего командира полка?

- Волков, я могу сказать, что это был очень грамотный офицер. Вообще все наши командиры были как на подбор чистые, стройные, начищенные, речь у них была грамотная, они мне очень нравились, хотелось равняться на них. И наш комбат капитан Пестов очень хороший офицер, особых требований не выставлял, но и разболтанности не допускал.

- Женщины в части были?

- Да, радистки. Еще до войны начались истории, рядом с нашим полком располагался аэродром, они с летчиками контакты имели, даже некоторые были в положении, их списывали. При расставании мы им в шутку на расческах марш играли, когда в зубцы дуешь, расческа пищит смешно.

- Какое участие в войне приняли члены Вашей семьи?

- Старший брат Дмитрий вернулся покалеченный, умер вскоре после войны, отец и средний брат Сергей погибли. А самый младший брат, 1930-го г. рождения, призвался, начал службу где-то в Эстонии, сначала на флот, потом в авиацию попал, 26 лет отслужил. Так что вся семья оказалась с армией связана.

- Как бы Вы оценили пригодность нашей формы для жарких условий в Маньчжурии?

- Форма была у нас одна, брюки-галифе и гимнастерка, мы лучшего не знали. Но форму не снимали, даже в жару. А вот пехоте на марше по Монголии тяжело было, на гимнастерках соль выступала, и снять запрещено, если ты идешь в строю.


Из армии я вернулся в 25 лет. Сразу пошел работать на тот же завод, приняли меня нормально, через некоторое время избрали секретарем комсомольской организации, я стал ходить в клуб, тогда на заводе пацанов много было хулиганистых. Но нас уже трое было, демобилизованных, начали их воспитывать, были там из тюрьмы, тех тоже воспитывали, они в клубе, бывало, задерутся, то еще что-то. Так что началась для меня мирная жизнь, только мне штатская форма не нравилась, то того уже я привык к военной. В армии служил честно, добросовестно, а что долго, так такие были времена, ведь надо было кому-то оставаться на гражданке, все разрушено, а кому-то в армии служить и обучать молодых. И нельзя не отметить, что у нас никакой "дедовщины" не было, хотя мы по 7 лет служили, наоборот, к молодым относились нормально, старались помочь, да и в Маньчжурии "старики" к нам также хорошо относились.

Интервью и лит.обработка:Ю. Трифонов

Рекомендуем

Мы дрались против "Тигров". "Главное - выбить у них танки"!"

"Ствол длинный, жизнь короткая", "Двойной оклад - тройная смерть", "Прощай, Родина!" - всё это фронтовые прозвища артиллеристов орудий калибра 45, 57 и 76 мм, на которых возлагалась смертельно опасная задача: жечь немецкие танки. Каждый бой, каждый подбитый панцер стоили большой крови, а победа в поединке с гитлеровскими танковыми асами требовала колоссальной выдержки, отваги и мастерства. И до самого конца войны Панцерваффе, в том числе и грозные "Тигры",...

История Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. в одном томе

Впервые полная история войны в одном томе! Великая Отечественная до сих пор остается во многом "Неизвестной войной". Несмотря на большое количество книг об отдельных сражениях, самую кровопролитную войну в истории человечества не осмыслить фрагментарно - лишь охватив единым взглядом. Эта книга ведущих военных историков впервые предоставляет такую возможность. Это не просто летопись боевых действий, начиная с 22 июня 1941 года и заканчивая победным маем 45-го и капитуляцией Японии, а гр...

Мы дрались на истребителях

ДВА БЕСТСЕЛЛЕРА ОДНИМ ТОМОМ. Уникальная возможность увидеть Великую Отечественную из кабины истребителя. Откровенные интервью "сталинских соколов" - и тех, кто принял боевое крещение в первые дни войны (их выжили единицы), и тех, кто пришел на смену павшим. Вся правда о грандиозных воздушных сражениях на советско-германском фронте, бесценные подробности боевой работы и фронтового быта наших асов, сломавших хребет Люфтваффе.
Сколько килограммов терял летчик в каждом боевом...

Воспоминания

Показать Ещё

Комментарии

comments powered by Disqus
Поддержите нашу работу
по сохранению исторической памяти!