8768
Танкисты

Котлов Михаил Михайлович

- Я, Котлов Михаил Михайлович, родился в деревне Багаевка Саратовской области, вблизи города Саратова, 10 декабря в 1920 году. (Стало быть, мне уже в декабре исполнилось 95 лет - интервью 2016-го года).

Я собирался сделать древо генеалогическое своей семьи, но не получается всё, всё некогда было...

Папа и мама в свое время ходили в школу. Я спрашивал: "Мама, ты сколько классов окончила?" Она говорила: «Я училась полторы зимы». Ну, и отец то же самое. Они в больших семьях родились. У матери, например, было 16, по-моему, человек в семье. Жили, конечно, не роскошно. Обуви не хватало. И зимой они ходили в школу по очереди.

Зимой ходили в ботинках, по-моему, а летом без всякой обуви. Дети прыгали и обязательно пятки были поврежденные осколками стекла или чем-то таким еще, и поэтому все пацаны бегали на носочках.

Мой отец почти не пил и не курил, и не участвовал ни в Первой мировой, ни в Гражданской войне, потому что из-за дефекта кисти правой руки, которой он владел с трудом, его в армию не призывали.

Родители работали в колхозе. Сейчас я уже не помню, сдали ли они в колхоз лошадь и каких-то других животных. А когда уезжали, наверное, скотину оставляли или продавали.

В деревне мы жили в своём доме. Когда уходили оттуда, то дверные проёмы забили досками и окна тоже. А когда уже устроились в Саратове, отец ездил в деревню и сельскому совету продал этот дом за 200 рублей. Вот это мне помнится. Почему за такую маленькую сумму? – Потому что в то время очень много было таких, брошенных домов – много людей уехало из деревни.

Семья моя была небольшая – отец, мать и я. Мать больная была и не могла увеличивать семью. Сам я в 1928-м году поступил в школу и проучился в деревне три года. После статьи Сталина "Головокружение от успехов", появилась возможность выйти из колхоза. Переехали в город Саратов, там 18 километров расстояние. Отец поступил работать плотником в лесоперерабатывающую организацию, там ещё до войны очень много сплавляли лес по Волге. В северных частях – Калининская область – заготавливали. А мама устроилась убираться, мыть полы. По-моему, на том же предприятии, где и отец.

- А вообще, лучше стала ваша семья жить с переездом в город?

- Я такой вопрос не продумал. Во-первых, в Саратове уже была такая небольшая группа людей, родственников. Ну и вот, приехали туда, нам помогали разместиться родственники, поддерживали и потом, и мы им помогали, когда могли. Тем более что в начале тридцатых годов начался голод, когда уже невозможно было жить в деревне.

- В Поволжье, как говорят, особенно сильный голод был. На Украине и в Поволжье.

- Да. Но в городе, я сказал бы так, приспосабливались. Мать устроилась на овощную базу. Там перебирали картошку, другие овощи. И рабочим негласно, конечно, разрешалось в карманах унести. Нельзя сказать, чтобы там растаскивали, но смотрели снисходительно. А нам это дело было очень нужно – куча детей, и маленьких, и больших. Когда собирается группа родственников, близко знакомых, всё проще – друг дружку выручают, помогают.

- Как у вас в городе было с учёбой? Что вы можете сказать о своей школе и преподавателях?

- В Саратове продолжил учиться и доучился до девятого класса. Учился в первой железнодорожной школе. Железнодорожники у нас всегда были на привилегированном положении, и школа хорошая была, с хорошим преподавательским коллективом. Школа соседствовала с клубом железнодорожным, и мы во всех кружках участвовали.

Девчонки занимались кройкой и шитьём, пацаны – слесарным делом. А преподаватель с нами оставался и после работы. Задумали сделать макет крытого вагона железнодорожного – пожалуйста! Каждую деталь сами сделали – у каждого был верстак, инструмент нужный… Первым делом сцепные детали, где сцепляются вагоны между собой. Буферные тарелки. И сделали красивый макет вагона. И потом ряд ребят был отобран, чтобы идти к начальнику железной дороги вместе с преподавателем и отнести этот макет. На берегу Волги была контора. Ну, не контора – это унизительно! Хороший дом, нормальный. Мы внутренности не знаем, какие там, но в кабинете у начальника было хорошо. За макет вагона получили благодарность.

Театральный кружок ещё был, хоровой, струнный оркестр... В общем, нами занимались, и каждый по своим интересам занимался в кружках – очень полезное дело!

- Военная подготовка какая-нибудь была?

- Были кружки. "Готов к труду и обороне" (ГТО), "Будь готов к труду и обороне" (БГТО). В школе у нас была хорошая волейбольная команда. Они были постарше все, уже с хорошими данными. Пионерская организация была. И никаких хулиганств особо не было.

- Куда вы пошли после девятого класса школы?

- В каждом коллективе есть товарищи такие, неспокойные. И вот один из учеников узнал, что институт механизации сельского хозяйства приглашает учиться на рабфаке (рабочем факультете), в то время были такие. И мы, несколько человек, уговорились, пошли и поступили на этот рабфак, потому что там платили стипендию. А родители зарабатывали мало, тем более квартиры не было, мы снимали. После девятого класса нас сразу определили на третий курс.

Кончил там курс или полтора, а потом поступил в этот же институт. Те же преподаватели у нас были. И доучились мы до начала войны. Это был сорок первый год. Мы жили уже на окраине Саратова, в гористой местности построили домишко, простой, небольшой. И жили уже в собственном доме.

- Кстати, земля-то государственная. Вроде бы без разрешения нельзя строиться?

- Отводили. Во-первых, она непригодна для земледелия, каменистая такая была... Во-вторых, ну, тоже вроде бы какая-то выгода была для властей. Построили там посёлки. Первая пролетарка называлась, вторая, третья. У нас была Вторая пролетарка. Но ни электричества, ни радио – ничего не было по бедности. В Саратове стояли тарелочки – репродукторы на улице, а у нас нет.

- Во что играли в детстве?

- В деревне в лапту играли, в кости. Каждый имел 8 – 10 игровых костей. Собирались два – три человека, расставляли кости. И тот, кто попадёт, разобьёт их, чтобы они разлетелись, тот и выигрывает. Вот так я помню. А в городе уже такого не было.

И потом "чижик" был, такая игра. Кладут палочку на полено. Игрок ударяет по ее концу, и она летит... Я уже и не помню, какие манипуляции производились во время игры, очень давно это было.

- Когда вы уходили из дома, было ли принято закрывать двери на замок?

- Нет, были щеколды. Кто уходил, закрывал на проволочный крючок – знак того, что хозяев дома нет. И никто туда не заходил, никто ничего не брал.

- Михаил Михайлович, вы хотели в Красную армию? Вообще, хотели стать профессиональным военным?

- Хотел. Во-первых, у нас там была рядышком в городе Энгельсе авиационная школа. И до ухода на рабфак мы, несколько человек, кинулись поступать в эту авиашколу. Я прошёл всех врачей, ну, там всё... без рубашки. А потом мы пришли узнавать, какая судьба. И мне отказали по причине того, что в крови у меня нашли... Как это называлось... Болезнь... Малярия тропическая какая-то.

Я с пятого класса болел этой болезнью. Странно она действовала: зимой ничего, летом в прохладные дни ничего, а вот когда летом нагреется атмосфера, вступает в действие трясучка. Меня сразу клали в постель, и все, что было, – одеяла, пальто – все клали на меня. И пока я не пропотею, трясучка не проходит. Я очень долго болел.

- Вы были призывной? С такой болезнью призывали?

- Это мне неизвестно. Принял я отказ спокойно, поскольку я знал, что давно болею. А с другой стороны, хотелось тоже куда-то поступить, и я пошёл во вторую комиссию, где в Саратовское второе танковое училище набирали слушателей. Я сказал родителям, те меня начали обрабатывать: да что ты, да там это самое... В танке-то ведь жарко летом! Соседи у нас проходили службу уже, ну и спрашивали: "Как ты там, чего? Да брось ты!" В общем, отговорили.

Ну, после этого я закончил рабочий факультет и поступил в Институт механизации сельского хозяйства. Конечно, не единолично, а со школьными товарищами.

В сорок первом году мы весеннюю сессию сдали и разошлись, разъехались. А я задумал сделать фотографию. Пошёл в фотоателье, занял очередь и ожидал, пока меня снимут. И вот в фотоателье слушал радио и узнал, что началась война.

- Для вас это было неожиданно?

- Конечно! Хотя всё-таки предполагали, что может быть война. Мы ведь учились и нас посвящали во все вопросы.

- Что вы сделали первым делом после того, как узнали о войне? Когда и как вас призвали в Красную армию?

- Первым делом мы кинулись в комитет комсомола, в свой, в институтский. Там нас записали в список, разделили по взводам. И мы стали собираться во дворе медицинского института – у них там был асфальтированный двор, удобный для тренировок. Начали почти ежедневно собираться и проходить обучение. Вначале подход к начальнику, доклад, отход от начальника. Ну, а потом маршировка. Сначала маленькими группами, потом больше, больше, больше.

И вот однажды приходим мы на тренировку и видим объявление, что состоится митинг. На митинге сказали, что, согласно постановлению правительства, студенты, окончившие учебный процесс, должны помочь ближайшим совхозам и колхозам провести уборочную компанию. Это же июль. Поспевают хлеба, всё прочее.

Нас распределили кого куда, и мы с одним товарищем, с которым потом и в академии встретились, оказались в 30-ти километрах от города в одной деревне. Нас сначала поставили в помощь трактористу. Помню, мы там ремонтировали гусеничный трактор Челябинского тракторного завода, ЧТЗ С-65.

Однажды друг сообщает, что мы должны явиться в соседний сельский военкомат и нас оттуда заберут в ряды Красной армии. Но мы стали уговаривать: "Пустите нас, дома не знают, никак мы не можем им сообщить – они где-то на окопах". Уговорили. Нас отпустили, мы своим ходом пошли в Саратов. На другой день сошлись в военкомате, там уже были готовы конверты. Предписано было явиться в город Казань. Там находились курсы повышения квалификации технического персонала, военного. Точно не могу назвать.

Это очень хорошие были курсы. Корпуса большие, кирпичные, и лаборатории все были оборудованы стендами, агрегатами в разрезе. Оказывается, комплекс этот учебный сдавали немцам в аренду. А потом, когда началась война, их оттуда выселили и нас туда.

- Вам приходилось учиться или общаться с поволжскими немцами? Они в основном в Энгельсе жили, рядышком, как я знаю.

- Приходилось. Зимой по деревням ездили немцы. Они делали прялки красивые, крашеные и продавали их. И вот только здесь мы с ними встречались.

- Татары тоже разъезжали?

- Да. Они торговали по мелочи.

- Вы видели татар в национальных костюмах?

- Видел. Но в Казани таких не было.

- Расскажите подробнее об учебе в Казани.

- Наше училище находилось чуть ли не в центре Казани на берегу большого озера Кабан. Здесь собрали две тысячи человек, закончивших третьи-четвертые курсы институтов. И там несколько человек были привлечены к педагогической работе по изучению техники.

Случилось это так. Нас собрали и объяснили, что педагогический коллектив у них расформировали – забрали на фронт, теперь некому преподавать. И начали, значит, вызывать по одному – знакомиться. Новые начальники, новые слушатели. Ну, вот, меня подводят. В разобранном виде автомобиль был. "Что это такое?" - "Шасси автомобиля". "А это? " - "Двигатель автомобиля. 73 лошадиных силы, столько-то оборотов". "Хорошо, пойдёмте сюда". Подводят. А там двигатель легкового автомобиля М-1 – такие автомобильчики легковые выпускали. И он в разрезе показан. Спрашивают: "Что это такое?" - "Это отверстие для смазки подшипников коленчатого вала двигателя". Поставили за все ответы пятерки и отпустили.

А потом собрали, но уже в меньшем количестве, и говорят: так и так, такие-то остаются в сводный взвод преподавателей. Меня тоже сюда. Попали в этот взвод и из местных жителей, татар. Они симпатичные такие. Жили в одной комнате, кровати двухэтажные, замечательно!

Меня как автомобилиста оставили. Я даже по списку был, почему-то, первый. И у меня было три учебных взвода, один из них состоял из грузин, которые плохо знали русский язык.

Товарищи, которые прибыли в училище, на петличках имели золотые канты и какой-то там значок. А у нас, преподавателей, таких не было. Нам сказали так: "Когда закончится эта учеба, вы вместе со всеми получите звание".

Месяц проработали, приняли присягу. А потом, в сентябре 1941-го, команда – срочно расформировать училище, эти курсы. И в октябре нас, 2000 человек, разбросали по разным училищам. В Сталинград, в Орловское танковое училище и другие. По-моему, их было шесть или восемь. А я попал в своё, 2-е Саратовское танковое училище тяжёлых танков. Получилось, что здесь решили готовить техников танковых для техники, поставляемой нашими союзниками: англичанами и американцами.

- Михаил Михайлович, чем запомнилась учёба во 2-м Саратовском танковом училище?

- В Саратов была команда, по-моему, 150 человек. Среди них были 5 или 6 преподавателей моего ранга. Сели на пароход, прибыли в Саратов, прошлись с песнями в танковое училище, расположились.

Мы попала в подчинение заместителя начальника училища. Всех определили, а нам, преподавателям, куда деваться? В учебе от товарищей-курсантов мы отстали, потому что занимались другими делами. Пошли к начальнику училища. Командование решило согласовать этот вопрос со штабом округа, который находился в это время в Самаре. Там определились: "Ваш маленький коллектив берет учебники, идёт в классы и там занимается. Курировать вас будет зам. командира батальона. Он более-менее свободный, и он для вас будет как отец родной".

Начали заниматься, но по учебникам. В классах весь этот металл, все изделия подготовлены – хорошо! Но всё-таки как-то неудобно, что танк мы не знаем. А в училище ни одного не было или, может быть, были неисправные или в ожидании ремонта. Хотя нас там приучили уже ходить в караул, но там нечего было охранять – техники не было. Вот так! - В это время шла Московская битва, и все, что можно, перебросили под столицу.

- Расскажите, как вы сдавали экзамены.

- И вот подходит Новый год – это рубеж. "Товарищи, прибывшие из Казани, сдавать будете экзамен!" - А мы в танке ни разу не сидели. Ну, построили и повели в 1-е Саратовское танковое училище сдавать экзамены. Приходим туда. Смотрим – какой-то бугорок, брезентом покрытый. Оказывается, перед экзаменом привезли и поставили два тяжелых танка КВ.

Морозный день был. Зашли в помещение, разделись. Нам объясняют: вот берёте билет, вопросник, готовитесь и к преподавателю со своими знаниями. Мне попалось что-то по коробке передач. Посмотрел наглядные материалы и нашел плакат с коробкой передач в разрезе. Жду, потому что преподаватели уже выслушали ответы двух курсантов и ушли к танкам. Вернулись они оттуда разрумянившиеся – красные-красные. Пока они ходили, я изучил наглядное пособие и смог все рассказать. В билете один из вопросов был по танку – надо было подойти к нему и показать: вот это гусеница, это смотровой прибор такой-то там, вот здесь место стрелка-радиста, здесь – заряжающего. А мы же ничего этого не видели и что сказать – не знаю. Но поскольку я экзаменатору все рассказал без запинки, он говорит: "Ну, я думаю, что нам с вами это не нужно". И я ничего не показывал. Так я стал танкистом, который не знает танка.

Потом до апреля просто ожидали присвоения звания и работали с руководителями кафедр – чертили, плакаты рисовали в цветах и красках для учебного процесса, какую-то работу выполняли.

- А из вас готовили танковых техников?

- Да. Сказали, что наш поток курсантов – это будут техники. Раньше этих специалистов называли воентехник первого ранга, воентехник второго ранга. А для нас придумали двойное звание – техник-лейтенант, старший техник-лейтенант и так далее. Мне и остальным присвоили звание техник-лейтенант, и в апреле 1942-го года нас решили отправить в резерв главного бронетанкового управления. Оно находился в Челябинске, на Челябинском тракторном заводе.

- Итак, вы поехали в Челябинск…

- Весной поехали, в Самаре пересадка была на уральские поезда. Там проходили через санпропускник. Зашли в баню, сняли форму для санитарной обработки. Товарищи взяли тазы, набрали воды. А я пошел под душ. И вдруг слышу: "Хи-хи-хи!". Оглянулся, а за мной куча девушек идёт с этими же целями. Ну, так, посмеялись. Вот!

- Михаил Михайлович, чем вы занимались по приезду, когда получали танки?

- Доехали мы до Челябинска. Нас разместили в школах, там нары были. Прикрепили к столовой, дали талоны на питание. В общем, стали мы там работать. Сколько часов работали, трудно сейчас вспомнить, но, конечно, не целый день. С нами проводили занятия. Познакомили с технологическими процессами изготовления танков, в том числе как изготавливается поршень. Там целая линия автоматическая. Заготовки положили, и поршень идёт, идёт, идёт и скатывается с конвейера уже обработанный – все канавки, все эти самые, заусенцы убраны. Потом попробовали мы обувать танки – на колеса надевать бандажи. Как раз на тракторном конвейере решили запустить конвейер сборки танков Т-34, хотя Челябинский завод до этого не занимался этим. И вот мы поработали кувалдами. Но, тем не менее, знакомились жадно с этим делом. Некоторым повезло больше – они работали с товарищами из военной приемки, по ходу дела изучали танки. За это время наших техников постепенно забирали для комплектования танковых подразделений.

На заводе мы пробыли несколько дней. И вдруг нашу группу делят напополам. 75 человек отправили в Нижний Тагил. Там мы познакомились с военпредами, начали помогать. И в то же время наша группа постепенно уменьшалась, потому что был учебный батальон, там происходило комплектование экипажей. В одну такую команду попал и я. У нас был командир роты, заместитель по политчасти, заместитель по строевой подготовке, техник-лейтенант. И уже ближе к зиме 1942-го года, в октябре, наверное, получили танки Т-34. На заводе проверяли немножко, что на ходу, и потом загоняли на платформы, укрепляли их там, чтобы при движении не съехали оттуда. И потом поехали в Москву. Там решили нас включить... Не могу вспомнить, в какую часть. Со мной тяжело!

- Не можете вспомнить? Ну, ладно. Вас в Подмосковье направили. И что дальше?

- Дальше нас направили под Сталинград. В это время как раз Сталинградская битва разгоралась. Вот мы из Москвы до Калача Сталинградского (там такая станция) доехали. Оттуда нас отправили обратно. И вот так в дороге туда-сюда мы были 34 дня, пока не попали в воронежский Калач – поселок "однофамилец" сталинградского в декабре 1942-го года.

- Для чего вас возили туда-сюда?

- В это время уже шло окружение сталинградской группировки немцев. И советское командование перебрасывало какие-то части, в том числе и нашу, с одного места на другое, чтобы усилить те участки фронта, где немцы могли попытаться вырваться из окружения.

- Сколько в эшелоне было танков? Вы, как техник, много взяли запасных прицелов, может быть, орудий? Вообще, это возможно было в тех условиях?

- В нашем эшелоне ехали две танковые роты, в каждой по три взвода было и много людей, командиров – командир роты, заместитель и т. д. В роте, если не изменяет память, было 12 танков. Значит, всего 24 танка. С собой мы везли комплект боеприпасов, определенные комплектующие, брезент и кое-что другое. Запасных прицелов или пушек у нас не было – каждое орудие, важнейшие части для танков были на строгом счету – шли упорные бои с фашистами, и стране нужно было как можно больше танков!

- Выгружались вы днём?

- Нет. Сейчас дойдём ещё до этого. Нас бомбили в пути и днём, и ночью, но не особенно донимали. В воронежском Калаче встретили служившие там люди, кому положено. В это время стало известно, что нас должны влить в 17-й танковый корпус, который вел наступление на Кантемировку. Кантемировка это такой серьезный узел железнодорожных и шоссейных дорог. Через него шло снабжение противника с юга из Ростова.

- Ваша танковая рота участвовала во взятии Кантемировки?

- 19-го декабря Кантемировку атаковали, и 20-го она уже была нашей. Мы в это время были на пути из воронежского Калача до Кантемировки, ночевали ещё.

17-й танковый корпус захватил всю Кантемировку, близлежащие немецкие части тоже разогнал. И нас, как говорится, получил.

- Как распределили ваши две роты?

- Нас получили и сразу начали делить без нашего участия – кого куда. И перепутали, с нашей позиции, – мы все ехали, ехали столько время вместе, а тут... Раздали просто в действующие подразделения. Туда 3 танка, 5 танков в другой батальон... Так вот! Перемешали с уже бывалыми танкистами. Так что учить нас не пришлось. И до февраля 1943-го года мы воевали в Донбассе. Нами были освобождены несколько городов.

- Чем лично вам запомнились эти бои?

- Сейчас. Я вспомню. Сватово, Старобельск (Ворошиловградская (Луганская) область), Красноармейск (Донецкая область) – там вели бои. А наша бригада, в которой я оказался, обеспечивала поддержку действий других частей. Мы воевали, воевали, брали города, поселки. Из головы у меня вылетело, когда мы останавливались… После Кантемировки еще 500 км. прошли с боями, дошли до Архангеловки (Харьковская область). Она была нашим последним пунктом. И вот 23-го февраля 1943-го года наша рота сама попала под удар немцев… Надо было выводить танки из-под огня. Командир роты был ранен, а комиссар нашей бригады дал мне команду пойти на разведку – посмотреть, могут ли пройти танки, чтобы было и удобно, и незаметно. У меня несколько гранат было, пистолет. И я пошёл.

Там речка была покрытая льдом, небольшой ширины, шире, чем моя квартира, может быть, метров 20. И я провалился – лёд не выдержал. А до меня на берегу этой речки побывали два наших танкиста. Как у нас, у них маленькие танки были… Т-70. Они в воронке углубились и лежали. Оказывается, это экипаж – механик-водитель и командир. Они ту же самую работу проделали, свою задачу, свою миссию выполнили, но им пришлось спрятаться здесь. Только напугали. Я выбирался уже из воды, смотрю – курган, а у меня граната. А потом там: «Эй, иди к нам!» Помню, лейтенант Болих, командир был, из нашей бригады. И мы там 6 часов лежали в этой воронке.

- Как вы выбрались из этой ситуации?

- Значит, немец наступал на Архангеловку, и мы в той стороне оказались. И надо было уходить. Мы смотрим – немцы захватили деревню, возле домов стоят. Женский плач, крик животных, кур, гусей. Шум, вой. Видно было, как немцы шинели сняли и сразу стали копать себе окоп.

Стемнело. Мы поднялись, пошли. А они пускают сигнальные ракеты. Вот сигнальная ракета, пролетела и потом прыгает, прыгает – и прямо к нашим ногам. Мы своих товарищей не выручили. Ну, куда я такой пойду, мокрый, искать? И вышли в город... Я забыл сейчас город... Надо вспоминать.

- Так ваша бригада почти все танки потеряла в этих боях?

- Нет, не все танки. Погибло много людей. Мы с двумя танкистами с Т-70, вышли на дорогу. Ночевали вот в этом городе. И вдруг видим – наш командир с танками. Он говорит: "Садитесь, мои танкисты!". Все танки были заполнены ранеными танкистами. Там, наверное, и пехотинцы были. Короче говоря, мы оттуда спаслись. Кончилась эта эпопея. А что со мной случилось? – Ничего. Дождался лета.

- А были потери среди ремонтников?

- Нет.

- Михаил Михайлович, назовите слабые и сильные стороны Т-34? В смысле, всё ли легко чинилось?

- Да. Главное, что хорошая была взаимозаменяемость. То есть с любого танка возьмёшь любую часть, деталь и свободно поставишь на другой. Вот это отличительная черта. Но 76-мм пушка была, конечно, слабая. Только в 1944-м году вначале мы получали 85-мм пушки.

- Какие ещё достоинства Т-34 вы бы отметили?

- Проходимость, подвижность, поворотливость. Ну, может быть, у нас оптика была не на высоком уровне.

- А вы сами залезали в немецкие танки, чтобы сравнить, как там, а как у нас?

- Нет. Не было не то что необходимости, а не было возможности даже.

- С какими повреждениями приходили танки? Наверное, в основном, немцы попадали в моторное отделение, в башню, по ходовой?

- Башню заклинивало из-за попаданий между башней и корпусом, и борт пробивали, баки с горючим, часто попадали в катки. Потери были в этих случаях. А пробоины в танках заваривали уже с помощью ремонтных средств, потому что мы чинили по мелочи – отвернуть, завернуть, заменить. Еще могли снять башню и поставить новую, снять двигатель.

- Был ли недостаток запчастей или всегда всего хватало?

- Наверное, всегда хватало. Между боями техникам давали машину, чтобы обследовали район прошедшего боя, проверили, есть ли там подбитые танки, и забрали детали, которые можно использовать для ремонта наших танков. Но со сгоревших, скорее всего, ничего не снимали.

- А бывало такое, что вы ночью эвакуировали подбитые танки с поля боя? Вообще, у вас были тягачи для этих целей?

- Специально эвакуацией танков не занимались. Тягачей не было, но при необходимости вытащить с поля боя подбитый танк использовали один или два Т-34.

- Не было случаев, что с бракованной коробкой передач, со сцеплением приходили Т-34 и быстро выходили из строя?

- Было. Если с кормы пробоина, то там можно было обнаружить выход из строя. Сцепление, нарушения дисковых тормозов. Они ж на коробке стоят. Это было, это ремонтировали.

- Моторесурс Т-34, по-вашему, большой или маленький? Часто ли меняли моторы?

- Не часто. Ситуация здесь сложная. И если была возможность заменить – меняли. Каким образом? На борту танка всегда возили... бревно, чтобы создать крановое устройство. В башню вставляли бревно. Вешали лебедку и заменяли. В целом выход танка из строя зависел от вида боя. Если бой наступательный, там, скорее всего, танки страдали из-за вражеских снарядов. Как правило, до предусмотренных техническим регламентом 500 часов эксплуатации мотора мало танков доживало. В основном они сжигались в боях.

- А было такое, чтобы к вам приходил на ремонт один и тот же танк несколько раз?

- У меня танковая рота. Они все время у меня. Вышли из боя, каждый экипаж свой танк проверяет. Я хожу, беседую, проверяю, помогаю. Особенно с регулировочной работой. По усилителям, управлению, по тормозным.

- Вам приходилось чинить Т-70?

- Нет.

- Сколько под вашим командованием было людей?

- В каждом батальоне была, как говорят, летучка – водитель, два слесаря и один электрик-аккумуляторщик. Кроме этого во время ремонта нам помогал экипаж ремонтируемого танка. И я должен был становиться любым членом экипажа.

Во время боя экипаж танка не мог устранить даже мелкие неисправности, а после боя ремонтом занимались уже мы сами.

- Какие-то были специальные предписания, продолжать бой на подбитом танке? В смысле, не будет ли тебе расстрела за то, что ты покинул танк с перебитой гусеницей?

- Нет. Такого не было.

- Вы курили?

- Да. Когда я уже учился в институте, отец, получив зарплату, покупал коробку папирос и говорил: "Ну, пойдём, сын, покурим!". Он меня приучал, но только аккуратно. А я тоже был не злостный курильщик. Только когда на танцы идти, я покупал себе коробочку папирос "Пушки". Потом про них забывал.

- Как кормили вас на фронте? Офицерский паёк давали?

- Хорошо вроде кормили. И офицерский паёк выдавали. Я его с товарищами делил. Конечно, во время быстрого продвижения войск могли быть некоторые задержки с доставкой питания, но это временно.

- Пили 100 грамм?

- Обязательно. Обычно выдавали между боями. Приехали, остановились... Команда может послать кого-то получить бутылку водки на экипаж.

- Как вы считаете, водка на войне - это добро или зло? Из-за неё бывали лишние потери?

- Бывали водке рады. Но всё хорошо, что в меру и в своё время. В Карпатах товарищ, который занимался снабжением горючим, заправкой, нашёл где-то немецкие запасы спиртного. Выпили. И человек восемь ослепли.

- Кстати, командование не предупредило, что может быть отравленное немецкое спиртное, немецкая еда?

- По радио нет. Кто будет предупреждать?

- Вы участвовали в боях. Расскажите про них.

- Прибыли мы на правобережье Днепра железнодорожным эшелоном. Личный состав, кое-какие зенитные средства и кое-что другое – всё привезли с собой. И за нами должны были прийти танки с Урала и с других заводов. Это уже было после Курской битвы осенью 1943-го года.

60-я армия освободила Киев в праздничные дни. И захватила на правобережье плацдарм. И туда должны были отправить или нас или новые танки. Мы устроились в городе Малин Житомирской области. А танков всё нет. Ещё штабисты искали, где они могут быть. Потом, наконец, пришла одна "порция" танков. И эти танки передали двенадцатой танковой бригаде, которая должна была воспрепятствовать продвижению противника со стороны Житомира. Её заставили сторожить. И она, эта 12-я танковая бригада, сделала большое дело. Они обосновались на берегу речонки какой-то, которая обеспечивала хорошую маскировку машинам.

Противник форсировал мелкую, узкую речку. И наш один экипаж хорошо себя вел, замаскировался. Сделает свое дело, подобьет танк, потом меняет место и снова стреляет. Так он уничтожил, как сейчас пишется, 6 "Тигров". Командовал нашим танком младший лейтенант. Короче говоря, они израсходовали все бронебойные средства, и когда их самих подбили, командир танка скомандовал механику-водителю, чтобы тот шёл на таран.

- В это можете поверить? Т-34 весит 30 тонн, танк "Тигр" - 60 тонн. Вот врежется в него Т-34…

- Верю. Они же получили звания Героя Советского Союза посмертно. И оба танка сгорели. Преимуществом тридцатьчетвёрки в этом случае было то, что у неё двигатель был дизельный, а у "Тигра" бензиновый. Достаточно одной искорки, чтобы "Тигр" воспламенился.

- Умели водить танк?

- Да. На фронте научился. И замещал механика-водителя. Бывает так, что потеряли механика, экипаж есть, а механика нет.

- Мне интересно про вас узнать, как вы были механиком-водителем и как воевали…

- Тогда наш экипаж был сборной командой из начальника штаба, командира батальона, я был механиком-водителем. Ещё там был стрелок-радист и заряжающий. Атака была ночная, ротой. Зима, темно. Впереди только фонарик. Я еду, а командир говорит: вправо, влево. Паразит, сам мне ногой по спине – направляет.

Я ж недосказал, что после моего «купания» все было хорошо. До Курской дуги. Тогда мы прошли 350 или 400 километров, был жаркий день, пыль. И тут пошли у меня фурункулы. В феврале я искупался, и вот только летом 1943-го они пошли. И он мне, значит фурункулы ногой…

Не утерпел, я на что-то такое наехал, что-то там заскрипело под гусеницами, и я взял и приоткрыл люк. А потом всё-таки выглянул – на немецкую пушку наехал. Потом мы поменяли место и сидели. Дальше с нашей стороны не было движения вперёд. Что-то там случилось, не сложилось. И так мы просидели до рассвета. Это один бой.

- А другой? Не боялись погибнуть, остаться инвалидом, попасть в плен?

- Второй так же. Не могу сказать, что я такой храбрый, или что-то ещё, просто не помню сейчас.

- Михаил Михайлович, что, вообще, вам запомнилось из войны?

- Война.

- Какие-то случаи, боевые эпизоды?

- Вот ещё что. Хотел я сбить немецкий самолёт. Когда мы прибыли в Барвенково Харьковской области, где потом провалились под лёд, был хороший солнечный день. Снег на дороге. Получили команду поставить машину куда-то там, в сарай-не сарай, и прикрыли сеном. Но на заснеженной дороге отпечатались следы траков. Ребенку ясно, что здесь танки прошли. А немцы на самолётах их искали. Из командования такого серьёзного никого не было, в это время они тоже обустраивались. Я помню, в танковом училище слышал, что стрелять по самолёту надо с упреждением в пять корпусов. И я знал, что у меня на танке лежит пулемет. Быстренько залез на танк, взял на мушку, нацелился и жду. Немецкие самолёты кружатся. И я начал палить. Меня за одно место схватил кто-то и стащил. Хотел проучить. «Ты чего маскировку нашу нарушаешь?! Мешаешь нашему отдыху!". Немцы тогда бомбы сбросили, небольшие. Вот это запомнилось.

- Часто вас бомбили немецкие бомбардировщики?

- Часто. И на Курской дуге и потом уже на правобережье Украины. Там мы взяли несколько городов – Тернополь, Львов, Жешув. Там мы теряли боевых товарищей. И в технике были большие потери.

- Часто ли приходило пополнение, новые танки?

- Какие-то там были рубежи, когда пополнять, но обычно перед началом операции подбрасывали пополнение. Уже на Курской дуге нам подбросили английских "Валентайнов". Больше десяти. Но их мы быстро растеряли.

- А насчёт пригодности, ремонта "Валентайнов" что вы можете сказать?

- Не приложил руку ни к одному. Они сразу сгорали безвозвратно.

- Экипажам не нравились "Валентайны"?

- Вы знаете, разные мнения были. Танки хорошие в смысле комфорта. Мотор работает бесшумно – положите руку на борт и не услышите, что он работает. Потом внутри всё прилизано, аккуратно все сделано. Даже там одежку какую-то нашли. Не понравились у них в основном гусеницы – тонкие.

- Маскировали танки постоянно?

- Представляете, вот мы выехали из-под Воронежа. Идёт колонна танков. Пыль столбом! Конечно, здесь и слышно, и видно. А там, где была такая возможность, то конечно, прятали танки. Но это было редко.

- А немецкие разведчики, «Фокке-Вульф» Fw- 189 («Рама») часто появлялась?

- Часто. Бомбёжки обычно шли в городах, при окружении или преследовании. Например, когда были под Львовом, там немцы огня не жалели.

- В конце войны ваша бригада много теряла танков из-за фаустпатронщиков?

- Я не знаю. Моя война закончилась осенью 1944-го года. Меня в числе трёх офицеров направили учиться в Академию бронетанковых войск.

- Осенью 1944-го года где вы вели бои?

- Восточные Карпаты. На границе со Словакией.

- Как вас встречали местные жители, западные украинцы?

- Даже не могу сказать. После взятия Тернополя мы расположились в селе Струсов, по-моему. Я слышал от людей, которые что-то понимают в этих делах, вроде бы было предупреждение, что по ту сторону реки весь берег заселён бандеровцами, тем самым предупредили, что туда не соваться...

- Каково ваше мнение о командире вашей тринадцатой танковой бригады?

- Полковник Бауков Леонид Иванович хороший командир и человек. Берёг людей, держался не высокомерно, шутить умел и делать хорошие какие-то ходы. И в бригаде его любили.

Мы с ним разъехались. Я поехал в Москву учиться, а его взял командир корпуса, генерал-лейтенант Павел Павлович Полубояров своим заместителем по строевой части. Следовательно, командирские качества на уровне корпуса тоже оценивались.

- Вы сами видели командующего фронтом, командира армии, корпуса? Что командующий говорил?

- Он в своём кругу стоял – отдавал команды.

- Вы говорили, что у вас в бригаде был сын полка…

- Мальчик с бабушкой поехали отдыхать перед войной на Украину. Там у родственников бабушка оставила внука, а сама вернулась домой. И он попал под оккупацию. Как оказался в нашей бригаде, я не знаю. У нас Миша, 14 лет, по-моему, ему было, выполнял обязанности связного – отнести конверт, принести. Был награждён медалью "За боевые заслуги". Леонид Иванович его к награде представил. Потом списались с его родственниками и отправили его к ним. Какое-то время в бригаде с ним переписывались. Знаю, что у него жизнь не заладилась. Не знаю почему – переписка с ним прервалась. В каком году это было, не помню.

- На вашей памяти многих награждали?

- В 1943-м да, в том числе и ремонтников. А в 1944-м году я был награжден орденом Красной Звезды.

- А сколько раз за время пребывания на фронте вашу бригаду переформировывали?

- Такого не было. Могли поменять местами командный состав, комиссаров.

- Ваше отношение к политработникам? Нужны они в армии?

- Хорошее отношение. Конечно, нужны.

- Михаил Михайлович, в партию когда вы вступили?

- В 1944-м году. Шли на Львов. И там меня принимала в партию комиссия корпуса. Помню, на опушке леса танк, там стол поставили и сидят члены бюро. Сфотографировали, в газету корпусную попал. Потом я газету потерял, а фотография осталась.

- Почему вы решили вступить в партию?

- Потому что я согласен был с её делами.

- Ваше отношение к особистам? Особый отдел, вообще, нужен был в армии нашей?

- У нас был прикреплённый товарищ и из нашего контингента, значит, кого-то он вербовал. Шума об этом не было никакого – это такая работа. А нужен ли вообще особый отдел – кто его знает!

- В штрафбат кого-нибудь отправили из вашей бригады?

- Нет.

- Было ли у вас трофейное оружие?

- У меня был маленький трофейный пистолетик. Так комиссар увидел: "Слушай, на тебе Вальтер новенький, ни одного выстрела не сделал ещё, а ты мне свой. Махнём не глядя!". И я поменял.

- Вам приходилось использовать личное оружие в бою?

- Нет.

- У вас друзья были в бригаде?

- Были. Например, лейтенант Осипов, имя сейчас уже забыл. Он постарше, был директором школы. Мы с ним дружили лет восемнадцать уже здесь, в Москве.

- Где вы спали на фронте?

- Смотря когда. Вот у танка есть за башней площадка над моторным отделением. От работающего двигателя нагревается решётка. Она нас спасала. Если постелить на неё брезент, лечь, то замечательно! Я в большинстве случаев так ездил со своей ротой. Это в холодное время. В жаркое время, конечно, всё было по-другому, но я сейчас уже не помню.

- Бывало такое, что от танковой роты оставались 1-2 танка на ходу?

- Да.

- А в тыл вас часто выводили, насколько дней?

- Семнадцатый танковый корпус начинал свою боевую жизнь под Воронежем, защищая город. После выполнения задач командования корпус был отведен под Саратов в тактические лагеря. Были такие. Оттуда дошли до Кантемировки на границе с Украиной, где при штурме небольшого села Красноармейское в Донецкой области мы потеряли много танков, погибли много танкистов. Там мы потеряли командиров четвёртой и второй танковых бригад. После длительных и тяжёлых боев нас пешком вывели на передышку под Воронеж в село Гнилуша. Возможно, уцелевшую технику просто оставили другим частям. Память уже подводит. А после этого отдыха мы пошли на Курскую дугу.

1 марта 1943 года 17-й танковый корпус был переименован в 4-й гвардейский танковый Кантемировский ордена Ленина Краснознаменный корпус.

- По вашему мнению, когда были самые трудные, тяжёлые бои для вашей 13-й гвардейской танковой Шепетовской Краснознамённой ордена Суворова, Кутузова бригады?

- В Карпатах были тяжёлые бои. И там потерь было много. Самая главная проблема в чём была? - Там река между гор протекает, и там, где есть дорога подняться на гору, она обеспечена мостом. Металлический мост через реку был хорошо укреплён немцами. Так что там трудно было. У нас танк послали на разведку, посадили десантников. Но не удалась разведка. По-моему, командира танка ранило, и десантников тоже. А потом, всё-таки, они вышли, его вынесли. Послали туда командира танковой роты Спахова Федора Яковлевича. Семёнов Саша был на самоходке Су-85, были они у нас в бригаде. Был и десант. Короче говоря, они отбили этот мост. И больших потерь при этом, пожалуй, не было.

И Федору Спахову, по представлению командующего фронтом И. С. Конева, который приезжал смотреть, за захват и удержание моста через реку Вислок присвоили звание Героя Советского Союза. Гвардии лейтенанту Александру Ивановичу Семенову тоже. В общем, четырем товарищам звание Героя Советского Союза сразу дали.

- Михаил Михайлович, чем вам запомнилось окончание войны, победа?

- В составе сводного полка Академии бронетанковых войск участвовал в Параде Победы 24 июня 1945 года на Красной площади.

- Спасибо за интервью!

Интервью: К. Костромов
Лит.обработка: Н. Мигаль

Рекомендуем

История Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. в одном томе

Впервые полная история войны в одном томе! Великая Отечественная до сих пор остается во многом "Неизвестной войной". Несмотря на большое количество книг об отдельных сражениях, самую кровопролитную войну в истории человечества не осмыслить фрагментарно - лишь охватив единым взглядом. Эта книга ведущих военных историков впервые предоставляет такую возможность. Это не просто летопись боевых действий, начиная с 22 июня 1941 года и заканчивая победным маем 45-го и капитуляцией Японии, а гр...

Мы дрались против "Тигров". "Главное - выбить у них танки"!"

"Ствол длинный, жизнь короткая", "Двойной оклад - тройная смерть", "Прощай, Родина!" - всё это фронтовые прозвища артиллеристов орудий калибра 45, 57 и 76 мм, на которых возлагалась смертельно опасная задача: жечь немецкие танки. Каждый бой, каждый подбитый панцер стоили большой крови, а победа в поединке с гитлеровскими танковыми асами требовала колоссальной выдержки, отваги и мастерства. И до самого конца войны Панцерваффе, в том числе и грозные "Тигры",...

22 июня 1941 г. А было ли внезапное нападение?

Уникальная книжная коллекция "Память Победы. Люди, события, битвы", приуроченная к 75-летию Победы в Великой Отечественной войне, адресована молодому поколению и всем интересующимся славным прошлым нашей страны. Выпуски серии рассказывают о знаменитых полководцах, крупнейших сражениях и различных фактах и явлениях Великой Отечественной войны. В доступной и занимательной форме рассказывается о сложнейшем и героическом периоде в истории нашей страны. Уникальные фотографии, рисунки и инфо...

Воспоминания

Показать Ещё

Комментарии

comments powered by Disqus