М.Д. - Родился 14/4/1923 года в городе Умань Киевской области, но детство мое прошло в местечке Маньковка, где мои родители работали фармацевтами. Старшая сестра училась в Киеве в медицинском институте, а я в июне 1941 года закончил 10 классов украинской школы и подал документы на поступление в Киевский индустриальный институт. Выпускной вечер в школе как раз пришелся на двадцать второе июня. Началась война, нам, молодым ребятам казалось, что все быстро закончится полным разгромом немцев, и что было обидно, врага разобьют без нас. Пришел в военкомат проситься на войну добровольцем, там меня спрашивают: "Что умеешь?" - "Хорошо стреляю, имею значок "ворошиловского стрелка"!" - "Ладно, жди указаний". Седьмого июля меня вызвали в военкомат и призвали. Собрали колонну молодежи, примерно 200 человек 1923-1926 годов рождения и погнали пешком на восток, в тыл. На какой-то станции нас посадили на товарный поезд, потом мы прибыли в лагерь, где занимались отбором и распределением призывников, и всех с десятиклассным образованием отправили по военным училищам. Я попал в группу направленную в Томское артиллерийское училище - ТАУ-1 . Проучились мы в ТАУ два месяца, и тут в Томск прибыли представители Краснознаменного Киевского артучилища имени Кирова, эвакуированного в Красноярск, и стали предлагать курсантам перейти на продолжение обучения к ним в КАУ. Мы согласились. Прибыли в Красноярск в ноябре 1941 года, уже стояли морозы. В училище нас готовили на орудиях калибра 76-мм, каждое орудие тащили на себе 3 пары лошадей. Холод жуткий, а мы большую часть занимались тем, что ежедневно на улице, в одних буденовках и гимнастерках, скоблили и чистили этих лошадок и проводили для них выездку. Шаг, рысь, галоп. Большинство курсантов были городскими, и для них на первых порах вся эта "кавалерийская наука" была настоящим мучением. Жили мы в казармах, где стояли кровати в три яруса. Всевозможные занятия шли с раннего утра до поздней ночи, на еду выделялось несколько минут, да и то, чтобы попасть в столовую, надо было перепрыгнуть через "козла", а внутри, только сядем за столы и начинаем хлебать горячий как кипяток суп, сразу раздается команда: "Встать! Выходи строиться!". Доесть не успевали. Несколько раз наш курс выводили на тактические занятия со стрельбой в поле, где мы спали на снегу в сорокоградусный мороз. КАУ готовило только "огневиков", но я считаю нашу подготовку довольно слабой. Вся учеба длилась всего 5 месяцев, и если говорить честно, то делать точные расчеты для стрельбы мы так и не научились, и не могли уверенно действовать самостоятельно. Неуспевающих по учебе или "самовольщиков" отчисляли из училища и отправляли в Действующую Армию. Все происходящее в те дни на фронте вызывало у нас недоумение, и все стремились побыстрее оказаться на передовой, чтобы внести свою лепту в защиту Родины. В середине весны 1942 года состоялся выпуск из училища, все курсанты моего отделения получили звание "лейтенант", и часть из нас направили во 2-й УкрепРайон(УР). Я попал служить командиром артиллерийского взвода 76-мм орудий в 215-й отдельный пулеметно-артиллерийский батальон (ОПАБ).
В мае 1942 года наш батальон уже занимал позиции на Волховском Фронте, в районе населенного пункта Чудов, рядом с железной дорогой Москва -Ленинград. Кроме нашего батальона в состав УРа входили 47-й и 42-й ОПАБы. Командовал укрепрайоном в 1943 году полковник Росийченко, а кто был еще на этой должности? - сейчас затрудняюсь вспомнить.
Г.К. - К публикации готово интервью с ветераном Львом Свердловым, три года провоевавшего минером в составе укрепрайона, и он подробно рассказал о штатной и структурной организации УРов, поэтому вопросы по вооружению и численному составу подразделений УРа я Вам задавать не буду.
Ваш 2-й Укрепрайон свыше полутора лет воевал в Чудовском районе Новгородской области в тяжелейших условиях, в малопроходимых болотах..
В боях в этих местах за два года войны приняли участие бойцы 26-ти стрелковых и кавалерийских дивизий, двух стрелковых бригад и 2-го УРа. В своих воспоминаниях они называют бои на 4-х волховских плацдармах, атаки на Спасскую Полисть, Лезно и Грузино и другие населенные пункты Чудовского района одним из самых тяжелых испытаний войны.
М.Д. - Люди, воевавшие на Волховском фронте в 1942-1943 году, действительно хлебнули горького лиха... Линия фронта в Чудовском районе проходила через болота и все снабжение провиантом и боеприпасами, пополнение и эвакуация раненых шло по разбитым дорогам-"лежневкам", болотным гатям.
Приходилось и голодать, и считать каждый снаряд и патрон...
В 1943 году фронт на нашем участке фактически "застыл", стабилизировался, но командование периодически пыталось прорвать немецкие позиции, все эти попытки были неудачными и связаны с тяжелыми потерями.
Позиционная война, отличавшаяся своим особым напряжением.
Рассказывать подробно о пережитом на Волховском фронте мне не особо хочется. Да, было тяжело, но мы все испытания выдержали.
Остались в памяти только отдельные яркие эпизоды.
Г.К. - Какой эпизод из боев на Волховском фронте наиболее запомнился?
М.Д. - Мой последний бой в составе УРа. В январе 1944 года нам передали, что возможно по дороге между болот пойдут немецкие танки и мне приказали вывести орудия на прямую наводку. 21/1/1944 я вывел свои два орудия на позиции с двух сторон дороги, под станины сделали насыпь, чтобы орудие во время стрельбы не просело в болото. Там же знаете как - в землю не закопаешься, ковырнешь лопатой на штык - сразу выступает вода.
Замаскировались и ждем, до дороги от нас метров 200 -250. Идут 4 танка Т-4.
Мы еще до боя договорились, что первыми снарядами бьем по головному и по замыкающему танкам, закупориваем дорогу. Но наводчик орудия, возле которого я находился, растерялся, увидев немецкие танки, и промазал первым снарядом, своим выстрелом сразу демаскировав орудие. Я оттолкнул наводчика в сторону и сам встал к панораме прицела и подбил первый танк. Немцы сразу открыли ответный огонь, мне сначала осколок снаряда попал в руку, но я продолжал бить из орудия, а в самом конце этой "дуэли", когда уже все танки были выведены из строя, рядом взорвался немецкий снаряд, я почуствовал удар, меня подбросило в воздух и я потерял сознание. Меня на санях отвезли в госпиталь.
Кроме контузии и ранения в руку, я получил еще осколок в голову. Лежал в госпитале №3859 в Боровичах, куда комбат прислал письмо, в котором сообщил, что за этот бой с танками меня наградили орденом Отечественной войны 2-й степени. И еще я узнал, что в этом бою был убит один из моих артиллеристов и четверо получили легкие ранения. За весь сорок третий год взвод потерял всего двух бойцов, а тут за один бой пятеро выбыло из строя. Выписали меня из госпиталя в конце марта 1944, но в свою часть я назад не попал, меня отправили служить в 131-ую Ропшинскую Краснознаменную Стрелковую Дивизию генерал -майора Романенко, в 409-й артиллерийский полк, на должность начальника разведки дивизиона. Дивизион имел на вооружении 76-мм орудия и командовал им капитан Бакланов. Дивизия в этот период вела тяжелые наступательные бои под Ленинградом, двигаясь на Прибалтику.
Г.К. - Бои в Эстонии. О чем бы хотелось Вам рассказать?
М.Д. - Прорыв в Эстонию для нас начался с форсирования Нарвы.
Я с несколькими своими разведчиками: сержантом Витковским, старшиной Абрамовым и другими, на лодке доплыл метров 70 до покрытого камышом островка рядом с противоположным берегом, и оттуда мы сразу высадились на немецкий берег. Определились по карте, нашли точку, где мы находимся, засекли цели, я залез на триангуляционную вышку, оттуда все видно как на ладони, и стал корректировать огонь. Радист залег в окопчике рядом с вышкой. Немцы нас заметили, открыли по нам огонь, и мои ребята кинулись с вышки по сторонам, и мне пришлось матом вернуть всех по местам. Подавили видимые цели, двинулись вперед, встречаю командира соседнего дивизиона майора Полторацкого.
Он потерял своих "управленцев" и не мог вести огонь своих орудий. Полторацкий стал меня просить: "Старший лейтенант, дай рацию" - "А я как?" - "Ну, хоть на пятнадцать минут дай, помоги!". Я его выручил.
А затем фронт встал. Летом сорок четвертого война на нашем участке на какой-то период приняла позиционный характер. Дивизионная разведка несколько раз пыталась взять "языка", но все время нарывалась на засады. Ночью, я, с четырьмя "управленцами", нашел на "нейтралке" окопчик, залезли в него и замаскировались, и в течение пяти дней мы, безвылазно сидя в этой "норе" на нейтральной полосе, засекали и наносили на карту во время артиллерийских дуэлей и разведки боем немецкие огневые точки и позиции. Схему немецкой обороны передали в штаб, наша артилеррия мощным налетом уничтожила ДОТы, а затем и дивизионная разведка взяла "языка". Прибыли в полк, нам организовали баню. Возвращаемся из бани, и тут внезапный немецкий артналет. Крикнул - "Ложись!", серия разрывов. Из пятерых человек - один убит, трое ранено, и только на мне ни единой царапины. Мимо едут санитары на повозках, моих раненых товарищей брать не хотели, мол, они с другого полка.
Достал из кобуры пистолет, сказал, что расстреляю всех, если раненых немедленно не доставят в санбат. Пришел в штаб полка, и мне, за это "сидение на нейтралке", предложили на выбор: или орден, или, в качестве поощрения, путевку на две недели в офицерский Дом отдыха в Раменское, в Подмосковье. Орденов у меня тогда и так уже две штуки было, и я выбрал путевку.
Но отдохнуть толком не пришлось, поскольку там со мной приключилась одна неприятная история.
Г.К. - Что именно произошло?
М.Д. - В московском травмае у меня выкрали все документы, включая партийный билет. Представляете, оказаться в военное время в Москве, в форме и с пистолетом, но без документов... Пошел в комендатуру города, потом в ГАУ (Главное артиллерийское управление) - нигде со мной без удостоверения личности разговаривать не собираются. Надо было что-то предпринимать. Подхожу снова к ГАУ, выждал, когда началась пересменка караула, прохожу мимо часовых со свойским видом, бросаю им на ходу - "Здорово ребятки!", и проскакиваю в здание. Оказываюсь в кабинете у какого-то подполковника, он спрашивает: "Старший лейтенант, как вы сюда прошли?". Стал объяснять, и подполковник сразу нажимает на кнопку вызова охраны. Появляется майор с солдатами из взвода охраны, но я прошу подполковника хотя бы выслушать меня до конца.
Он снизошел, и через 15 минут на его столе уже лежало мое личное дело. Подполковник сказал: "Придете завтра" - "Никуда я отсюда не пойду, меня без документов любой патруль арестует" - "Вы правы". Выдали мне справку, что я временно нахожусь в распоряжении ГАУ, и, без партбилета и продаттестата, я вернулся в штаб Ленинградского фронта. Здесь меня принял подполковник, порядочный человек, который мне сказал: "В данный момент, я вас могу отправить только в запасной офицерский полк, только там вам могут выдать продовольственный аттестат. Оттуда отправитесь в свою часть". Прибыл в ЗАП, в карантин. Огляделся, а в этом карантине офицеры метут двор, чистят картошку, учат уставы, одним словом - "курорт". Я возмутился и начал скандалить с начальникам карантина, так у меня сразу забрали все документы, аттестат не выдают, на фронт не отправляют. Но бывают счастливые случайности. В это время в ЗАП с проверкой как раз прибыл подполковник, беседовавший со мной в штабе Ленфронта. Я к нему, объяснил ситуацию, и подполковник стал орать на командира ЗАПА: "У вас тут офицеры по полгода в тылу околачиваются, а вы старшего лейтенанта на фронт не пускаете!? Немедленно направить его в свою часть!". Вернулся в полк, пришел к замполиту Степанову и доложил о утере партбилета. На партбюро полка мне вынесли строгий выговор с занесением в личное дело. Через несколько дней меня ранило в руку, и когда я вернулся, меня вызвали на парткомиссию дивизии, за пару минут все обсудили и вернули мне партийный билет.
Г.К. - Ваша дивизия участвовала в боях за Моодзундские острова?
М.Д. - Да, мы участвовали в боях за Саарема (Эзель), Даго, прошли по всему архипелагу. Сначала впереди нас шла 249-я Эстонская СД, но эстонцы шли вперед как на параде, без разведки и боевого охранения, и на перешейке, ширина которого достигает три километра, немцы им "дали прикурить".
Начались тяжелейшие бои и в районе местечке Техумарди наша дивизия пришла к эстонцам на выручку. Бои на островах шли целый месяц, на полуострове Сырве, например, пришлось стрелять прямой наводкой.
24/11/1944 острова были полностью очищены от немцев, которые успели эвакуировать только часть своей обороняющейся группировки, а всю технику бросили. Зимой 1945 года нашу дивизию в течении двух месяцев усиленно готовили к десантной высадке в Курляндии, но высадка так и не состоялась и воевать нам больше не пришлось.
Дивизия после войны осталась в Эстонии.
Г.К. - Какой была обстановка в Эстонии в первые послевоенные годы?
М.Д. - В лесах и на дальних хуторах прятались банды дезертиров и бывших полицаев, и до 1948 года все наши солдаты и офицеры передвигались только с оружием. Нередко происходили диверсии, нападения на одиночных военнослужащих и машины. Помню, как в Пярну бандиты застрелили майора-летчика, Героя Союза, а на 7/11/1946, прямо перед демонстрацией мы обнаружили заложенную на площади мину.
И отношения с местным эстонским населением и представителями властей были сложными. На Новый 1947-й год в городе Вильянди милиционер-эстонец выстрелил в нашего офицера, командира патруля, и ранил его в ногу. Стрелявшего арестовали, так целый эстонский райотдел милиции пытался отбить задержанного. Командир нашего полка приказал поднять полк по тревоге - "в ружье"...Этот эксцесс в итоге "спустили на тормозах".
Г.К. - Как складывалась Ваша жизнь после войны?
М.Д. - В 1945 году наша 131-я Ропшинская СД была расформирована, и я был направлен служить в 27-й гвардейский артиллерийский полк 8-ой Панфиловской Стрелковой Дивизии. В 1948 году поступил в Военно-Педагогический Институт СА и, после его окончания в 1951 году, служил год преподавателем в Кемеровском военном училище, готовившем штабных работников, в 1952 меня перевели в Кустанайское летное училище первоначального обучения, а с 1960 года по 1975 года я преподавал авиационную картографию в ЧВАУШ (Челябинское Высшее Авиационное Училище Штурманов), был старшим преподавателем. Получил еще одно высшее образование, закончил с отличием физико-математический факультет педагогического института. Вышел в отставку в звании подполковника и до пенсии работал в Челябинске, военруком в школе.
| Интервью и лит.обработка: | Г. Койфман |
