Top.Mail.Ru
29653
Артиллеристы

Цветков Валентин Алексеевич

Маршевые роты Харьков - август 1943

Госпиталь август 1943- декабрь 1943

Декабрь 1943 - февраль 1944г - 183-ий запасной зенитно-артиллерийский полк

Февраль 1944 - август 1944г - 23-ий запасной артиллерийский полк в Тамбове

С августа 1944 - ОИПТАБР №19 РГК 288 ИПТАП

1. Где Вы родились?

Я родился 12 апреля 1925 года в селе Плоское, Вологодской области. Мой батька - Алексей Яковлевич - был председателем нашего колхоза, коммунистом. Я закончил восемь классов. Потом работал на току, пастухом.

2. В стране было ощущение надвигающейся войны? Из чего оно складывалось? Частные разговоры? СМИ? Политзанятия? Сколько забрали на фронт и сколько вернулось?

В деревне, откуда они предчувствия. Радио только одно - в управе сельсовета, газеты тоже в одном экземпляре на сельский клуб приходят.

Хорошо помню, как забрали несколько уже взрослых мужиков перед финской войной из резерва. Провожали их всей деревней, гуляли. Все они после Великой Отечественной так и не вернулись.

3. Когда Вы ушли на войну?

В конце декабря 1942 года я стал курсантом Лепельского пехотного училища эвакуированного перед самой войной, кажется в начале мая в Череповец.

Училище располагалось на окраине, недалеко от железнодорожного моста. Все офицеры и старшины преподавательского состава были кадровыми. Эвакуировались с семьями и многие жены офицеров работали на вольнонаемных должностях при училище - на складе, в столовой.

В январе 1944 я должен был получить звание лейтенанта и стать командиром стрелкового взвода. Изучали матчасть оружия винтовок, автоматов, ручных и станковых пулеметов. Тактику действия стрелковых подразделений в наступлении и обороне. Топографию. Зимой кормили очень неважно, но к весне 1943 года снабжение наладилось. Готовились стать офицерами.

Однако судьба распорядилась иначе. В начале лета 1943 года из еще недоучившихся курсантов стали формировать маршевые роты и отправлять на фронт.

Первая группа была отправлена на фронт, говорят под Курск. Кто из них пережил Курскую дугу - я не знаю.

В маршевые роты поначалу отчисляли неуспевающих по боевой и физической подготовке, нарушителей дисциплины. A я все физкультурные нормативы выполнял - будь здоров, и по всем предметам оценки у меня были неплохие. Но в августе пришел и мой черед. Большую группу курсантов, 300-350 человек, отправили на фронт рядовыми - без получения офицерского звания. Потери на Курской дуге были очень большими и фронту требовались пополнения для развития успеха. Было очень обидно - немного недоучились до офицерских погон, но ничего не поделаешь.

4. Чем Вы были вооружены? Какое у Вас было личное оружие?

Перед тем как прямо в курсантской форме мы 28 августа 1943 года в первый бой под Харьковым вступили - всем нам, во время одного из привалов, уже недалеко от линии фронта выдали винтовки-трехлинейки и карабины. У меня была винтовка без штыка и четыре обоймы по пять патронов. У некоторых были винтовки со штыками.

Потом-то я понял, что надолго наше пополнение растягивать не собирались, потому что даже саперных лопат не выдали. А солдат в пехоте, что окопаться не может - это уже почти покойник. Каски тоже никому не выдавали. Так в пилотках набекрень и пошли в первую атаку.

Затем, когда уже служил в артиллерии - все солдаты расчета были вооружены карабинами. У артразведчиков - были автоматы. Многие имели и трофейные пистолеты.

5. С какими криками в атаку поднимались?

Мы кричали: «Ура!», «За Родину! За Сталина!». И хрипли, и голоса срывали!

Так, мои полегшие под Харьковом друзья-курсанты кричали - когда в первую свою атаку поднимались, и так все - кто живой остался на Одерском плацдарме из своих окопов орали, когда немцы в последнюю атаку шли. Я после Одерского плацдарма неделю шепотом разговаривал, так голос сорвал.

Те же, кто кукиши в карманах на Советскую власть держал, они - «Хайль Гитлер!» у Власова скандировали. И не было по-другому - потому, что и быть иначе не могло на этой войне!

6. Вы помните Ваш первый бой?

Падали вокруг меня мои товарищи, а мне как-то не верилось в собственную смерть. Казалось будто это все игра какая-то, что ли. А вот когда немцы первую нашу атаку отбили, страх-то и пришел. Откатились мы обратно в окопы. А с поля раненые наши кричат. Просят, чтоб вытащили. Да какое там. Немец из пулеметов хоть и отбился, но для порядка всю полосу впереди простреливает. А у нас, кто обратно до окопов добежал, лица у всех белые, поджилки от пережитого трясутся - просто ходуном ходят. Кого понос от нервов прохватил. Кто хохочет, руками размахивает - рассказывает как от пуль уворачивался. Пацаны же были - по 18 лет. Все казалась, что понарошку, что игра это. Каждый уверен был, что меня-то уж точно не убьют, а если и ранят, то несильно и небольно. Потом раненные стали, кто мог, с нейтральной полосы сами подползать. Тут то смех у всех и пропал. Поняли, что и тебя могут.

А потом командиры пошли. «Давай, готовься! Проверить патроны. Проверить обмотки!». Через полтора-два часа после первой во вторую атаку стали поднимать.

Вот тогда-то и стало страшно. Когда на своих парней раненых насмотрелся, на поле с трупами впереди. Когда посчитались: «А где Витька? - на поле, а Мишка - на поле, а Ванька где - да вон он видишь, лежит, ногами сучит…».

Так вот. Как прокричали во вторую атаку подниматься, так не поверишь - сердце, его будто иголками скололо. Как будто кто-то ежовыми рукавицами его сжал. Выскочить через горло было готово.

Вскочил. Побежал вперед. Но чую, что-то не то сзади. И немец не стреляет. Оглядываюсь. А все лежат. Головы прячут. Я снова на землю. Потом слышу сзади мат-перемат. Пистолеты стреляют. И тут рядом с головой обмотки чужие мелькнули. И не стройное такое, даже как бы испуганное «Ур-рр-ааааааааааа».

Поднялись наши курсанты. Ну и я следом вскочил и вперед.

7. Вы помните первого увиденного Вами немца?

Вторая наша атака тоже быстро захлебнулась. Кого убило, кого ранило, кто назад побежал. Но добежали мы уже почти до немецких окопов, метров сто не хватило. А перед окопами немцев было поле помидорное, аж красное все от спелых помидор. Я там и залег. Думаю, какой смысл назад бежать, спину под пулю подставлять. Все равно еще атака будет. Я назад, к концу поля отполз и затаился между кустов. А солнце в зените, печет. Пить охота - сил нет. Мы же сразу с марша и в бой. Фляжек не выдавали. Вот я эти-то помидоры и жрал, как заполошный. Вкус их сочной мякоти даже сейчас помню.

И тут слышу - стонет кто-то слева, не далеко от меня, грядках в трех. Ну, я и пополз туда осторожненько. Подползаю и вижу, что это немец лежит. В грудь раненый. Пожилой уже, как мне тогда казалось, лет сорок. В сознании, но обессилел - видимо со вчерашнего дня, потому что при нас немец в тот день в контратаку не ходил, да и кровь на мундире уже засохла. Меня увидел, только глаза и двигаются, да пальцы землю у ремня винтовки скребут - сам пошевелиться не может.

А я не то что бы, как-то растерялся, но точно чувствую, что убить его, когда он беспомощный лежит и на меня смотрит - ну, не могу и все. Подполз к нему, винтовку его отпихнул подальше. Смотрю на боку у него фляжка здоровая, наверное, литровая, в матерчатом чехле. Пошевелил - булькает. Отцепил, попробовал - там чай крепкий-крепкий с сахаром. Ну, я из его же фляжки немца и напоил. Жалко его стало. Сутки ведь, наверное, без воды на солнцепеке пролежал. Немец как напился, забормотал что-то на свем, зплакал. Потом тише все, тише, и забылся. Может, умер - не знаю. Я его фляжку взял и пополз от него подальше, как-то неуютно все равно рядом было.

Вот так я своего первого немца и увидел.

8. А когда первого немца убили?

Как я и думал, часа через четыре, уже под вечер, наши пошли в очередную атаку. Нас среди кустов к тому времени уже трое собралось. Один в руку раненный. Густо шли, видимо еще какая-то часть добавилась. Три наших Т-34 впереди. Только танки наши проехали не много. Один за другим вспыхнули. Но наша пехота вперед все равно шла. Мы втроем в один ровик на взгорке набились. Нас со стороны немцев, видимо, видно не было, а мы их наблюдали. Вот тут я и увидел самоходку, которая наши танки сожгла. Метров двести-триста за линией немецких окопов хутор был. Строения какие-то. Вот за одной из хат она и пряталась. А после того как наши танки загорелись, она немного вперед выехала. Из люка немец-танкист высунулся по пояс и стал в бинокль на поле смотреть. Вот ему я и влепил. Не знаю, убил или ранил, но только в люк обратно он свалился. Самоходка сразу же назад отошла, за стенку хаты.

9. Сколько раз были ранены. Опишите обстоятельства

В первый раз ранило в Успеньев день - 28 августа 1943 года. В тот самый, когда курсантами в атаку пошли. Во время третьей нашей атаки, когда я подстрелил немца-танкиста, наши подошли к немецким окопам на бросок гранаты. Стали бросать их и наши и немцы. У меня гранат не было. Просто нашел ямку и лежал, палил в белый свет. Впереди меня шагах в семи-десяти наша граната и упала. Кто-то, видимо, не добросил или выскользнула. Но не Ф-1, ручная-наступательная. Только и успел винтовку бросить и руками голову закрыть - как рвануло. Очнулся уже ночью. Голова и руки в крови. Соображаю плохо. Пополз на локтях обратно, через поле. Раз терял сознание, когда полз. Подобрали меня наши санитары.

Один осколок гранаты пробил ладонь и застрял в кости лба над глазом, еще несколькими мелкими посекло руки и голову.

Собирали раненых в огромном сарае. Там уже было человек триста. Все стонут, кричат. Днем стали вывозить в медсанбат. После медсанбата я попал в госпиталь.

Второй раз ранило уже в Польше, в октябре 1944 года. Совсем шальной немецкий снаряд был, одиночный. Никого рядом не задело, а мне в ногу - небольшой осколок. В госпиталь не пошел. Хромал на перевязки в медсанбат. Да и в госпиталь из артиллерийского полка РГК не всякий с разбегу и кинется. По возможности все до последнего пытаются своей части держаться. Ведь неизвестно куда после госпиталя попадешь. Даже если и в артиллерийскую часть, но не в свою - тоже мало хорошего. Тут тебя все знают и ты всех знаешь. И в своей батарее и в соседних. Свои, если что, раненым не бросят.

А в пехоте вообще солдат больше трех-четырех атак не выдерживал. По себе знаю. Либо снова в госпиталь, либо в землю. Вот и думай, стоит ли в госпиталь спешить? Но нога, надо признаться, болела долго. Осколок вроде недалеко вошел, на излете уже был, но стало нарывать. Заталкивали в рану бинт и через день вытаскивали вместе с гноем. Но заросло. Организм молодой был, здоровый.

10. Как попали в артиллерию? Расскажите подробней.

В госпитале, когда я уже находился в команде выздоравливающих, приехал «купец», капитан-артиллерист. Мне, после одного дня боев в пехоте, туда больше ну совсем не хотелось. Поэтому на вопрос: «Артиллеристы есть?», вызвался и я. Соврал, что был заряжающим. Прокатило. Построили нашу команду и поехали мы в Тамбов. В 183-ий учебный зенитно-артиллерийский полк.

Приехали. Идем от поезда, нас девушка вела. Она у меня и спрашивает: «А вы, наверное, командир орудия?».

Ну, Я ей почему-то соврать не смог и честно признался: «Знаешь, я-то вообще пехотинец…». А про себя думаю, что все - засмеет теперь или чего хуже, крик поднимет, за какого-нибудь предателя примет: «Как тогда в нашу артиллерийскую часть попал?».

А она и вправду рассмеялась: «Не трусь, говорит, солдат. У нас каждый второй такой же бог войны, как и ты».

В зенитном учебном полку я находился два месяца - по февраль 1944г.

В феврале наш учебный полк был расформирован и нас передали в состав 23-ого запасного артиллерийского полка расположенного там же, в Тамбове.

Потом из Тамбова его поближе к фронту перебросили - в Житомир. Ехали эшелоном долго - дня два-три. Только личный состав.

На другом эшелоне везли матчасть или на месте новую выдали, уже не помню. Но только когда эшелон полка прибыл в Житомир, пушки нас уже ждали.

В августе 1944 я влился в состав 2-ой батареи 288 ИПТАП 19 ОИПТАБР РГК.

В 287-ом полку нашей бригады на вооружении были 57-мм длинноствольные пушки. В нашем полку - 78 мм.

Сначала был наводчиком, затем командиром первого орудия второго взвода.

11. Какие награды и за что имеете. Расскажите подробней

Медаль «за Отвагу» за Торуньскую группировку и Данцинг.

«Красное боевое знамя» - за форсирование Одера. Представляли к Герою.

Представляли вообще-то четверых. Двоим дали посмертно. Но мне не прошло. Двоим, кто жив, остался - «Знамя».

Медали «За Варшаву», «За Берлин», «За Победу над Германией».

12. Как Вы поступали с пленными?

Это зависит от людей. Пехота, да - могли и расстрелять, даже если руки поднял. Не всегда все было по закону. Но здесь опять все от ситуации зависело. На Одерском плацдарме мы тоже в плен никого не брали. Куда их пленных девать потом?

13. Были ли какие-то приметы, предчувствия?

Да. Был такой случай. Наводчиком второго орудия, был хохол Полубаско. Не скажу, что жадный, но прижимистый такой. Ну, над ним порой и подшучивали, незлобиво. Скорее по привычке. Он тоже отшучивался. Обзывал всех «москалями». Даже молдаван с азербайджанцами. А как-то вечером, еще перед форсированием Одера, смотрим смурной он какой-то. На подтрунивания не отвечает. Мы ему: «Ты что, Петро, никак захаванное сало потерял?». А он только отмахивается. Говорит: «Отстаньте, от меня хлопцы. Что-то мне лихо сейчас. Сердце жмет. И семья вспоминается, хоть плач… Дити мои, - говорит, - ручонками машут, зовут: - Тятька идите до нас…». В общем даже ужинать не стал, пошел спать в ровик. Ровик тот, правда, был не глубокий. Ну, мы поели, над ним позубоскалили, да тоже спать разошлись. А утром все встали, а Полубаско не встает. Мы его будить; «Вставай, Петро, проспишь борщ с галушками гарными!». Он не шевелится. Мертвый. В начале думали, что во сне сердце не выдержало - нигде ран вроде не видно. А потом нашли. В затылке маленькая, маленькая дырочка, как царапина, только кровь по краям немного запеклась. Откуда-то прилетел осколочек. Может от зенитки, взрывов-то ночью мы вроде никаких не слышали.

Вот так. Видимо чуял он как-то смерть свою. С семьей прощался. И детишки-то его - своего тятьку с войны так уже не дождались.

14. В форсировании каких водных преград участвовали?

Через Вислу мы переправлялись по понтонному мосту. Плацдарм взят уже был.

А вот Одер, да - форсировал. В конце апреля 1945 - это было. Точную дату не назову. Единственный раз, когда нас сразу же за пехотой бросили. Видимо ждали, что немцы будут пытаться танками всех с плацдарма в воду с ходу столкнуть. Так оно вообще-то и вышло.

А с форсированием Одера такая история вышла. Я в то время в санчасти лежал. По дурости надо сказать, если честно. Побороться решили с бугаем разведчиком. Вот он ногу мне и подвернул. А после боев перед Одером в батарее осталось два орудия. В моем -ранен наводчик. Во втором - командир орудия. Послали за мной в санбат.

Так Я от радости, что мне такую честь доверили - на одной ноге припрыгал. Так мне хотелось «на бугорок», так хотелось отличиться, орден получить. А тут такая возможность. Думаю, война-то кончается, а у меня одна «Отвага» только. Чем перед девками после войны хвастаться? А тут в числе первых возможность Одер форсировать! А о том, что убьют в 19 лет особо мысли в голову не приходят.

Когда я переправлялся, на плацдарме уже бой шел. Все в разрывах. Тучи низкие, темные. Апд тучами, почти над нашими головами, даже по воде след был, наши штурмовики на плацдарм четверками шли.

Немец по реке бил из артиллерии. Видимо с закрытых позиций. Или с моря. Город Штеттин немецкий там, где Одер впадает в Балтийское море. Сейчас это, по-моему, польский город Шецин. Порт. Возле него и переправлялись.

Цветков В.А. (справа) 1945 год

Ну и попал я, как и мечтал - «на бугорок». Ровики маленькие, неглубокие - немецкие. Водой залиты почти до половины. Вот в них поначалу от обстрела и попрятались. Потом потащили пушку дальше на вершину. А по вершине немцы уже бризантными били. От них в ровике уже не спрячешься.

Разбежались все. Я ору: «К орудию!». Какое там. Кто под убитого залезет, кто под-что. Но прошла серия. Я ракетницу вытащил - кому в лоб ей, кому по лбу. Матом. Но поднял снова всех. Даже хромать сам забыл - на нервной почве.

Тащим снова. А наклон градусов 40. Да грязь еще, скользко. Не поймешь куда вперед, вбок или назад пушка юзом едет. А с нашей пушкой человек 12 из других расчетов приблудилось - те, кто на эту сторону без своих пушек вплавь добрался. Облепили ее, как мошки. Кто тянет, кто толкает. Так, посути на руках, ее на гребень и подняли. Впереди ниже, метрах в шестистах - наша пехота.

Шестеро остались пушку окапывать, остальные ящики со снарядами от берега бегом таскали. Стало темнеть. Сумерки. Стрельба стала стихать.

А ночью наша Катюша по нам вдарила. Четверых ранило, двоих побило. Пехоте нашей больше досталось. По их позициям в основном разрывы шли. Хорошо хоть пушку не разбило. Спустили раненых вниз, к реке.

Стало светать. И вот слышу, пехота наша отступает. Оставила позиции. Кто рядом с нами залег, а кто и мимо нас. Кричат: «Немец в траншеях…». Мы остались. Вижу, кустики какие-то появились перед нами. Вроде вечером, когда ориентиры запоминал - не было их. Наводчик мне: «Немцы! Давай, Валя! Стреляй!». А ему: «Куда стрелять? Лежи, жди!». Потом котелки загремели. Ну и пошли немцы. Эта первая атака на нас была. Потом, когда совсем рассвело, вторая. Пехотой атаковали. Днем мы уже и из орудия стреляли. Я и сам стрелял.

Потом взял немецкий пулемет и перешел вперед. Перед нами ложбинка была. В ней немцы перед атакой скапливались. И нам их было недостать сверху. Гранаты не долетали. Я и устроился метрах в тридцати от нее, сбоку. Там немецкий разбитый прожектор стоял. Около него позицию и занял. Меня среди обломков и не увидишь. В этой ложбинке я немцев и положил человек пятнадцать, может двадцать во время следующей атаки. Я по ним сзади сбоку стрелял. Почти в упор.

Не ожидали. Почти никто не ушел. Потом пулемет бросил и к своим ползком. У него ствол раскалился. Он больше плевался, чем стрелял. А запасного ствола у меня не было. Да и менять некогда было.

В четвертую или пятую атаку немцы с танками пошли.

Нет, Тигров не было. Две самоходки открытые и танк. Одну самоходку и один танк мы подбили из пушки, издали.

Один танк ушел.

Еще два я сжег фаустом лично, уже в нашем расположении на следующий день. Нашу пушку к тому времени уже разбило. Тут нас фаустпатроны и спасли.

Раз до рукопашной дошло. Страшная это штука - рукопашная. Кто чем может, тем и бьет. Кто прикладом, кто лопаткой, кто каской. У меня боец, заряжающий, немцу нос откусил, пока барахтались.

Там случай интересный был. У меня телогрейка была большая, рукава закатывал. Ремнем перетянутая. А за ворот я диски и рожки от ППШ напихал. Какие у убитых подбирал. Так вот, дернул из-за пазухи рожок. Он гремит. Посмотрел, а его почти по средине пуля пробила. Обе боковые стенки, патроны раздробила и застряла. Я в горячке удара даже и не почувствовал. Выкинул этот рожок, за другой схватился. А потом, когда все закончилось, искал его, хотел взять на память, но не нашел. Пришлось только телогрейкой с дыркой на груди хвастаться.

В конце уже осталось нас человек десять-двенадцать на ногах. Патронов почти нет. Но и немец выдохся. Танки у него, видимо, кончились. Да и штурмовики наши все светлое время над нами висели. Рощи, где немцы в первый день скапливались перед атакой, на третий день просто не было. Одни сучья дымились. Перепахали всю. Артиллерия наша из-за реки била постоянно впереди нас. Но и недолеты случались, конечно.

Так вот. Когда пошли немцы в атаку, видим, что вяло как-то идут. Оглядываются. А поле перед нами все в трупах, наших и немецких. Наша пехота до этого два раза на встречу немцам в контратаку ходила.

А у нас сил драться уже не было. И мы тогда «ура» закричали. Лежа. И раненые кричали. Да так громко, страшно орали со всей мочи - будто нас рота тут целая. Ну и не выдержали нервы у немцев - попятились, отступили. Я потом говорить несколько дней не мог - только шипел, как утюг.

А как стемнело, наконец-то паромную переправу навели. Стали части подходить. Танки.

Трое суток с лишним, почти четверо мы там одни дрались. Я практически все это время совсем не спал.

Из нашего расчета в живых осталось двое. Я и заряжающий. Остальные все погибли.

15. Чем Вас кормили? Часто сами приворовывали у местного населения?

Сухой паек выдавали, но редко. У нас старшина прекрасный был - Асхеров, азербайджанец. Кормил прекрасно. У немцев часто «занимали».

Они, когда за Одер бежали - все бросали. И кладовки полные, и скотина оставалась. Соленья, варенья всякие. Колбасы домашнего приготовления висели. Гораздо богаче жили, чем наша деревня. А вот когда на нашей территории находились, под Житомиром, допустим, приходилось картошку мерзлую, прошлогоднюю выкапывать и кушать. По-разному бывало.

16. С чернорубашечниками сталкивались? (пополнение не в форме)

- Нет. Такого не было. Наша 19 бригада РГК участвовала в Орловско-Курской битве. Но я это сражение в ее составе не захватил. Были в ней и солдаты из временно находившихся под оккупацией территорий. С Молдавии ребята были. Ничего плохого сказать не могу. Воевали нормально. Вообще нацменов много было. Если кто в других расчетах не уживался - их ко мне отправляли. Я со всеми ладил. Два азербайджанца у меня были. Здоровенные мужики. Нефтяники.

Но тоже… Им лучше спуска было не давать - заклюют…

17. Случаи наших потерь, которые больше всего запомнились?

В марте 1945 года. Данцинг, Гдыня.

Кляйнкатц и Гроскатс (маленький кот и большой кот) - это пригороды Данцинга были. Сейчас у поляков они, наверное, уже по-другому называются.

Там мы бой не принимали. Сами не стреляли. Шла автострада в Данцинг и мы возле нее, мое орудие метров пятьдесят от нее было. Впереди нас насыпь была. Немцы железную дорогу через автостраду собирались строить. Вот за ней мы и стояли, не что бы позиции занять. Просто в резерве. Да там много войск скопилось. И пехота. И танки были. Тылы разные.

Вот там-то нас немцы и накрыли. Страшный артиллерийский обстрел был. Я таких взрывов раньше не видел никогда. Это с моря немецкая корабельная артиллерия била. Главным калибром. Фонтаны земли - до неба. И медленно так опадают. А в них обломки разные, тряпки кровавые. Когда закончилось, повылезали из щелей разных. Тихо, только раненые страшно кричат, стонут. Вроде десять минут назад полно нашей техники было, автомашин разных, людей. И нету ничего. Только поле, перепаханное с трупами, да железом искореженным. И насыпи железнодорожной нет. Почти до основания взрывами срыло.

Когда обстрел начался, я в стоящий вертикально обломок какой-то металлической трубы, с метр в высоту и в диаметре, сдуру заскочил. А в нем от ударных волн - как в колоколе, когда по нему со всей силы бьют. Чуть глаза не вылезли. Из ушей и носа сразу кровь хлынула.

Выскочил. Побежал. Упал в какую-то ямку. Ногтями мерзлую землю рыл - пытался голову поглубже спрятать. А земля при взрывах мне навстречу прыгает. Даже кажется, что сейчас из ямки этой маленькой выкинет.

Когда закончлсь вроде все, вылез из ямки гляжу - нет никого вокруг. Может побило, может попрятались. Моего орудия почти не видно - землей присыпало, второе орудие на боку лежит. И не видно ничего, в дыму все. Я тогда трухнул. А как трухнул: бросил орудие и убежал. 19 лет всего было. Страшно.

Побежал на командный пункт батареи к командирам, офицерам. Они были за метров восемьсот от нас в глубоком подвале старинного каменного пятиэтажного дома.

Бежал прямо по шоссе - напрямую. А на шоссе столько наших убитых солдат валялось… Немцы его на некоторых участках простреливали насквозь. Побежит солдат через дорогу и сразу шелк, шелк. И он брык набок и, как курица лапками дерг, дерг и все. Замер. Как сам дошел, добежал - не помню.

На командном пункте встречает меня командир батареи, Алексей Лукьянович, спрашивает: «Что случилось с тобой, Валентин? Почему здесь, а не у пушек?». Ну и я ему выдал: «Все, товарищ капитан! Что хотите, то и делайте. Хоть стреляйте, прям сейчас! Не пойду обратно! Не могу! Сил нет!».

Хороший человек наш комбат был. Да и жалел, наверное, меня молодого. Хотя полное право, как командир, имел расстрелять. Говорит: «Эх ты, смотри, что с человеком сделали. Ну-ка, на выпей!». И наливает мне стакан полный. А я тогда не выпивал вообще. Положенные наркомовские своим солдатам отдавал. И не курил тоже.

Ну, выпил я, куда деваться было. А там спирт чистый! Ну, кто если спирт пил, знает, как его пьют. Передирает всего. А я его вкуса даже не почувствовал. Как воду выпил.

Посмотрел он на меня грустно и сказал: «А теперь иди обратно, солдат Валентин Цветков! Дальше воевать надо. Иди с богом! Через полчаса и я со связистами приду».

Ну, я и пошел обратно. Уже не бежал - шел! Не пригнувшись, в полный рост! Прямо посреди шоссе. Немец раз выстрелил. У ног асфальт отбило. Я остановился. Помахал рукой, как мне казалось, в том направлении, откуда стреляли, и дальше пошел. Подобрал автомат у мертвого пехотинца. Закинул за спину. И пошел не скрываясь. И немцы по мне не стреляли. Наверное, решили, что с ума сошедший, да и пожалели.

Потом, когда в Данцинг вошли, я стрелял по кораблям из своей пушки. Их полная гавань была, вывозили своих, последних. Уже когда наши в город вошли - они уходили. До последнего ждали своих. Не струсили. Помню огромный такой пассажирский пароход. Я по нему снарядов десять выпустил. И не попал ни разу. На воде расстояние и размеры цели совсем по-другому осознаются. Ориентиров нет. Вот все в недолеты и ушли.

18. Что из фронтовых немецких трофеев больше всего ценилось?

Часы наручные, конечно. У немцев в рюкзаке чего только не было. Во-первых, бритва с зеркальцем, галеты, консервы. Консервы очень вкусные были.

Потом пистолеты немецкие. Тут уж кому, что нравилось. Кому Парабеллум, а у меня маленький дамский был. Всегда с собой в кармане галифе таскал.

19. Из Ваших знакомых кто-нибудь попал в штрафбат?

Нет. Чего не было - того не было! Даже понятия не имели. Штрафники с заградотрядами - это, наверное, больше в первые годы войны. Пока перелом не наступил. У нас того не было. Дисциплина была - изумительная!

А дезертиры. Ну, какие дезертиры были…

Например. Ко мне на марше заскочил в «студебеккер» солдат. Молодой интересный парень. «Командир, - говорит,- Я с вами доеду до части. Сколько подвезете, а то отстал». Ну а я ему и говорю: «А что, доеду. Оставайся у нас. В расчете как раз снарядного не хватает, ранили». Он так обрадовался, так возликовал - не выскажешь. С нами он и поехал к Одеру.

Не знаю сейчас, дезертир ли он был или вправду от пехоты отстал. Только форсировал он Одер вместе с нами и погиб первым из расчета. Не то что бы глупо, на войне - кто умно умирает? Через Одер только одну мою пушку и удалось переправить. А артиллеристов побольше осталось. От других орудий. Я ему и сказал: «Ты у пушки не крутись. Там и так народу хватает. Вон сзади на склоне холма окопчик вырой, да постреливай в пехоту, что бы к нам не подобрались, гранатами не закидали».

Но он рыть не стал, нашел какой-то немецкий ровик, там и устроился. Там его снайпер и нашел. Прямо в лоб.

20. Приходилось ли вам воевать против Власовцев? Если да, то что запомнилось? Брали ли их в плен?

За Одером власовцы раз ходили в атаку. В немецкой форме. Но матерились по нашему.

В плен? Нет в плен не брали. Даже раненых пристреливали. Это же ироды. Хуже немцев. Немец и так народу побил за войну страшно, а тут еще и эти лепту вносили. Предатели - они и есть предатели. Дрались они пожестче немцев. Немец к концу подустал. А тем терять было нечего. Знали, что добровольно по своим стрелять вызвались и пощады им не будет.

21. Что помогало выжить на фронте? Какие-то уловки, фронтовые наблюдения, проявление смекалки.

Был у нас в артвзводе солдат - фамилия Червонный. Он возил с собой кролика. Совсем ручного. Постоянно с ним был, даже в окопе спали вместе. Ели они с ним тоже вместе. Может талисманом он у него был, может просто тосковал он по чему-то домашнему, мирному - не знаю.

И его, этого кролика один из солдат ударил. Ногой пнул. Так он его чуть не застрелил. Уже затвор передернул. Только и успели карабин выбить, да скрутить. Кстати, кролик этот ему помог. Он живой остался, только ранило.

На Висле, когда стояли против Торунской группировки немцев, смешной случай был.

Приказали мне расположить свое орудие возле набольшего одноэтажного домика на краю хутора. Зашли осмотреть. Пусто. Дверь в подвал. Открываем, а там четыре немецких офицера в больших чинах лежат мертвых.

Ран нет. Видимо печку затопили. Уснули и угорели.

Я с одного снял безрукавку меховую. На правах командира. Это было что-то непостижимое. Когда одел - как в печке тепло, как будто грелками обложился.

А наводчик мой - Пашка Хвостов, он такой хохмач был, тот давай примерять с одного офицера френч с крестом - уж не знаю каким, брюки, особенно фуражку. И так ладно форма немецкая на него села - как будто на него шили. И пошел он перед нами воображать, выкобениваться. Ну, посмеялись над ним.

Говорим ему: «Видишь, Пашка, надо было тебе немцем родиться - форма оберста, как родная на тебе, а так у нас и помрешь рядовым без толку!».

Посмеялись, посмеялись да и перестали на Пашку внимание обращать, другими делами занялись. Он видимо тоже подзабыл во что одет, а может, наоборот, решил, что еще не все аплодисменты сорвал и шасть на улицу. Ходит по тропиночке вокруг дома. А уже темняться начало. Вечерело.

Нарезал Пашка круги вокруг дома пока не столкнулся нос в нос с помощником начальника штаба - маленьким, маленьким росточком капитаном, сейчас уже не помню, какая у него была фамилия. Тот все время с гордостью таскал немецкий парабеллум на поясе. Форс такой тогда был.

Ну и вот. Идет себе капитан по расположению своей части, никого не трогает, о девках мечтает. И тут на него из темноты немецкий оберст, в полной форме орденами и крестами разукрашенный. Да почти в два раза выше росточком. Капитан чуть не сомлел, ну и естественно парабеллум из кобуры рвать. Парабеллум-то на пузе висит, а капитан его на уставном месте сзади шарит, шинельку ногтями царапает. Глаза круглые - сейчас выпрыгнут.

Ну надо признаться, что и Пашка тоже переср… На колени упал и орет: «Да Пашка я! Пашка! Хвостов! Хвостов! Не стреляйте!»

Долго потом Пашке Хвостову ту форму оберста вспоминали.

Пока не ранило его.

22. Были ли самострелы, дезертиры

Был у меня друг, командир орудия. Лучший друг. Фамилию называть не буду.

Он меня деревенского увальня танго учил танцевать. Как сейчас помню строки той песни:

«Студенточка, заря вечерняя…».

И ездить меня учил на велосипеде по льду реки Висла.

Немцы на той стороне, мы на этой. Постреливают порой. Пули долетают. Свист слышно. И мы пробуем кататься. Я на седле, а он рядом бежит страхует. И хохочем во все горло. Молодые были, бесшабашные. И было какое-то ощущение счастья.

Так вот, он самострел ноги через котелок с водой себе сделал. Перед Одером. Храбрый, неоднократно награжденный парень. Ранен был до этого 2 раза. Но вот надломился, не смог больше.

Но его не заподозрили. Он был на очень хорошем сеу у командования. Закончил 3 курса института. Очень начитанный был, умный человек. Тогда это очень редко встречалось. За ним следили. У него родители были арестованы. И умерли в тюрьме. До войны еще. А парень с сорок третьего воевал. Добровольцем на фронт пошел.

В общем, отправили его тогда в госпиталь.

Я об этом потом уже узнал - гораздо позже. Когда встретились после войны. От него самого. Видно, что терзал он себя за эту слабость свою, в самом конце войны допущенную. Не мог себе никак простить.

Вообще трудно за это судить.

Кто-то выдерживал. Кто-то нет. Побывайте на фронте. Посмотрите на убитых. На куски разорванных. Сами разок-другой испугайтесь, так, чтоб обоср….. . Потом судите. Если сможете.

А дезертиров и без вести пропавших у нас на батарее не было. Всех кто погиб, либо сами хоронили, либо если не могли - то хотя бы видели, кто и как погиб, как на Одере было.

Но это потому, что мы наступали. Земля за нами оставалась. А сколько в сорок первом и в сорок втором при отступлении неубранными лежать осталось - никто никогда и не подсчитает.

23. Особисты были?

Конечно, были.

Не спали по ночам. В доме, который особисты занимали - всю ночь огонек горел. Там ведь так было организовано. Следили все друг за другом.

24. Женщины у Вас были в части? Как к ним относились? Действительно все начальники имели ППЖ?

У нас в батарее была санинструктор - Галя Флягина. Она была вологодская, землячка моя.

А что касательно ППЖ - конечно, было такое дело. Женщина на войне вообще объект очень пристального внимания. Ведь не знаешь - убьют тебя завтра или нет, вот инстинкты и обостряются. Да и молодые все еще к тому же. Конечно, кобелировали, если возможность такая присутствовала.

25. Как вы встретили конец войны 9мая?

Стояли мы в лесу на отдыхе и пополнении.

А тут стрельба, кричать начали: «Победа! Победа!». Кто смеется, кто плачет, кто в присядку танцует. Мы нашли красное полотно, привязали его к древку. И полез я на здоровую ель. Там на самой верхотуре его и укрепил.

Слез. А радость, сила какая-то переполняет всего. Пушки у нас не было, а-то бы жахнули из пушки. Но пару фаустпатронов после Одера я снова прибрал. И решил, за неимением более мощного калибра отсалютовать из фауста. И чуть не закончился день Победы для меня печально.

При выстреле приподнял я его высоко, а телогрейка у меня большая была. Ну, труба в низ телогрейки и уперлась. Я на это внимание в общем веселье не обратил даже.

Салютанул. И вижу, что летит он по крутой траектории прямиком к дороге, что возле леса была. А на дороге оживление. Машины снуют. Победа!

Ну, думаю, все Валя - сегодня тебя и расстреляют. А тут еще солдаты рядом как заорут: «Валентин! Горишь!». Это выхлоп фаустпатрона у меня телогрейку поджег. Я прям в горящей телогрейке сел на землю, закрыл голову руками и сижу - жду, когда взрыв на дороге грянет. Солдаты с меня телогрейку рвут, землей на меня бросают, а я все - впал в ступор. И тут слышу - бух! И рядом сразу, видимо тоже за полетом следили: «Недолетел! Недолетел!». Тут уж я вскочил, сам телогрейку срывать начал. Рядом с дорогой он упал, в лесу. Никого не задел. Прибежали из штаба полка. Кто стрелял? Одним словом простили, в честь праздника. Хотя я, конечно, обоср….

25. Сколько денег получали на разных должностях? Денежный аттестат. Были денежные вознаграждения (танк) и за что?

1000 рублей за подбитый танк?

Точно не помню. Солдат, по-моему, рублей 20-30 получал в месяц. Командир орудия 120 рублей. Старшина батареи - 200 рублей. Кажется, так было, хотя может и путаю. Офицеры получали рублей 500 и выше.

За ранения денег не давали. За тяжелое ранение: руку или ногу оторвало - давали «Красную Звезду». Это было.

А так, чтоб деньгами - не припомню.

26. Случаи были, что воровали у своих?

Да было, как не быть. Уже перед самой нашей границей, у Жмеринки, где Павка Корчагин с белополяками воевал, обчистили мои солдаты артиллерийскую мастерскую. Нашу. Залезли к ним и все питание, обмундирование какое-то сп…. у них пока эшелон стоял.

Поймали?

Да кто их поймает? Там эшелоны один за другим шли. Давка на железной дороге была, как в трамвае в час пик.

Такая же давка была в августе сорок третьего, когда нас бывших курсантов, еще в курсантской форме везли под Харьков. А воровали еще и того похлеще. Не мы, не курсанты. Мы сознательные были.

Курсантов было примерно треть эшелона, остальные призванные мужики из запасных полков. Может и урки среди них были, точно не знаю.

Но суть в том, что остановились мы на первом полустаночке. Паровоз воду набирал. На привокзальной площади - базарчик небольшой. Вроде все тихо поначалу. А потом у задних теплушек видимо двери открыли и оттуда солдаты - как саранча на этот базарчик. Крики, рев. Миг - и нет базарчика: все смели, съели, отобрали. И снова как тараканы по теплушкам.

Офицеры бегают, кричат, бабы с базарчика голосят - а что изменишь: все съестное уже в желудках урчит, переваривается. Так и уехали. Но офицеры выводы сделали. И на всех последующих остановках вначале высаживали из теплушек нас - курсантов. Мы базарчики быстро оцепляли. И только после этого теплушки мобилизованных открывали.

Поначалу, конечно, угрожали нам, зарезать обещали. Да только мы курсанты друг за друга стеной стояли. Отметелили двоих-троих так что их на руках в теплушки унесли и успокоились остальные сразу. Так мы, как сейчас бы сказали, отечественного производителя защищали, пока к фронту ехали.

27. Из какого трофейного оружия приходилось стрелять? Достоинства, недостатки.

У меня был в расчете солдат - Архип Голодников.

Длинный, как каланча. У него дружок был из отделения связи - Леней звали, фамилию сейчас уже не вспомню. Так вот. У этого Архипа было: 2 немецких пулемета ручных МГ, снайперская винтовка немецкая, два автомата немецких разных плюс к своему ППШ, несколько пистолетов. Он весь этот арсенал еще в Польше собирать начал. И на нашей машине возил. Мы его даже пушку окапывать не звали. Он впереди себе сам индивидуальный окопчик всегда рыл, и всю свою личную артиллерию в разные стороны пристраивал. Как бы он нам за Одером пригодился, но не пришлось… Отравился спиртом.

А дело было так.

Еще в Польше нашли солдаты четвертого орудия на каком-то полустанке бочку со спиртом. По дружбе и нашему расчету небольшую канистру налили. Я канистру сразу отобрал, чтобы не перепились все, значит. А зимой дело было под Данцингом. Холодно, ветер с моря. Забрался весь наш расчет в огромную воронку от авиабомбы, что бы от ветра спрятаться. Налил всем по полкружки. Сам я тогда не пил вообще. Посидели, покурили, поговорили. Я пошел спать в ровик. Канистру с собой унес. Спрятал в автомобиле. И хоть стреляли рядом - уснул, как в омут провалился.

А пока я спал, солдаты из моего расчета эту канистру нашли и сперли. Ну, врезали, как следует. Двое ослепли, а двое померли.

Архип Голодников - он на всю жизнь ослеп. Я к нему в санчасть один раз заходил, дня через два - так он все плакал. Как же я теперь жить буду. Лучше б ранило меня, чтоб спирт этот не достался.

Наказания мне не было, лишь только потому, что много народу в полку тогда отравилось. Умерло. И что самое смешное и страшное - продолжали пить, и уже после того, как об отравлениях всем известно, стало. Говорили: да это они просто очень много выпили. А если по пол кружечки за раз, не больше - то и не будет ничего. И снова слепли и умирали.

Фаустпатроны.

Самая мощная вещь была для пехотинца. Им хоть по танку, хоть по огневой точке - результат одинаково прекрасный. Я потом на нашем Студибекере постоянно по четыре ящика возил. При отступлении немцы этого добра бросали много. Вдоль обочин дорог и одиночные валялись.

В одном месте у немецкого разбитого грузовика я их и подобрал. Они там и в ящиках лежали и рассыпанные. По два фауста в ящике. Взрыватели отдельно в коробочке. И схема была внутри на крышке. Хоть и текст на немецком, но по картинкам все понятно было.

Позвал своих солдат, чтоб помогли загрузить. А они: «Да ты, что Валентин! Взорвемся же все!». Но заставил.Зтащили ящики в кузов и дальше поехали. Как остановились на ночевку - подхожу к командиру батареи. Его промеж себя бойцы «Сашка-партизан» звали за то, что он трофейный «Парабеллум» всегда на пузе как фриц таскал.

Так вот, подхожу значит и докладываю: «Товарищ старший лейтенант. Вот фаусты подобрали. Я в них уже разобрался. Знаю - как собирать, разбирать. Давайте соберем батарею. Я всем покажу». А он: «Слушай Цветков, а ведь это хорошая вещь! Собирай людей - учить будешь!».

Поначалу честно скажу - не вышла учеба. Как увидели меня с Фаустом в руках - все расчеты врассыпную. Собрали всех снова. Стал показывать - как разбирать, собирать, в боевое положение приводить. Заинтересовались. Не все конечно. Но, кто помоложе, тем любопытно стало. Стрельнул первым. Вроде никого не побило. Правда, сразу поняли, что сзади лучше не стоять. Но страх прошел. Ну и расстреляли все. Потом снова к тому грузовику смотались. Еще набрали.

За Одером они мне очень пригодились.

Из автомата немецкого стрелять приходилось. Но он в сравнение с нашим ППШ не идет. У ППШ в круглом диске кажется был 71 патрон, а у немецкого - 32. Почти в два с половиной раза меньше.

На одерском плацдарме мы не без помощи этих немецких МГ две атаки их отбили. Страшная машинка. Сенокосилка. Но и патроны жрет - тоже дай бог. Ленты у нее короткие и длинные были - на 50 и 150 патронов. Мы их все быстро исстреляли. Потом до рукопашной дошло.

28. Правда, что в Германии было много случаев изнасилования немок?

Да, что уж греха таить, с немками имели дело. Только вот изнасилования... По большей части сами они на это шли. Боялись за жизнь.

За это не наказывали сначала. Как бы даже подразумевалось, что это священная месть - за нашу поруганную Родину. Потом только стали наказывать. А за полячек наказывали сразу. Судили. А потом пишут в часть, те осужденные - нас уже освободили. И удовольствие поимели, и в мясорубку Одерскую не попали. И такое было.

Да и понимать все же надо.

В Германии-то мужиков, тоже мало осталось, кто погиб, кто в плену, кто калека. Вдовы сплошные.

А от природы - куда спрячешься. Вот и вешались сами на шею.

29. Посылали ли посылки домой из Германии?

А как же. Машинку ручную для стрижки волос. Бритву Золенгеновскую. Да сломалось она у меня быстро. Уронил на пол. И все.

А машинкой этой батя мой потом еще несколько лет всех в деревне стриг. Ты не поверишь - очередь была. Летом-то - на улице, а зимой? Волосы на полу от вшей шевелились. Мама плакала даже. А батя мой говорил: «Ну, как же людям не помочь?».

Бывало, конечно, много с собой везли. А ехали то эшелоны битком. На крышах даже. И знаю, были случаи в Польше, когда на крыши вагонов проходящего эшелона «кошки» с веревкой бросали поляки. Поезд-то не остановится. Ну и стаскивали пожитки, и людей вместе с ними часто.

Но я большого богатства на войне не скопил.

30. Наши военнопленные

По-разному было.

После войны у меня друг был Мирон Емильянович Шубин. Он суток полных в плену не пробыл. Сбежал. Всю войну потом прошел. А пятно на всю жизнь осталось. И в партию его из-за этого не приняли и по службе придерживали.

А были и другие. Когда уже по Германии шли - конечно, встречались. Толпами шли. Колоннами. Да такие ребята здоровые, поздоровее наших солдат, кого к концу войны из-под всех сусеков наскребали, выглядели. Не исхудавшие. Это уж точно. Многие ведь на немецких заводах работали, и немцы им платили, почти как своим. А кто и у бауэров при хозяйстве жил. Немецких дочек пользовал. Опять же рядом со жратвой.

Были, конечно, и те, кто по концлагерям сидел.

Но мне встречались в основном другие.

Вопросы к артиллеристу

31. Ваша самая удачная/неудачная позиция?

В ряды пехоты нас не ставили. Только на направлении предполагаемых танковых прорывов. Да и то зачастую, немец не всегда наступал. У него тоже разведка работала. Примчимся на "студебеккерах". Вся бригада. Пушки окопаем и ждем. А на нашем участке немец танками не бьет. Значит, знал уже, что бригада противотанковая, три полка в землю зарылась.

В больших боях только участвовали за Одером и в Польше.

В Польском коридоре, возле Данцинга, город Торунь. Большая группировка немцев была. Мы были в окружении и немцы - в окружении. Наша задача была оставить немцам дырку, место, где они выйти могли в Германию. Вот только, когда они вырвались через окружение, мы их там ждали.

Через мое орудие, через мою позицию прошли тысячи немцев. Пушку нашу даже не тронули. Как стояла, так и осталась стоять, рядом снаряды в орудийном ровике. Не до этого им было. А мы затаились в землянке. Думали все, капут - нам. И стрелять было нельзя. Был приказ - пропустить их. Забились все в землянку как мыши и ждали. Думаем, увидят и одной гранаты на всех хватит. Потом разбирай: чья голова, чьи ноги. Но повезло. Немцам не до нас было. Минут тридцать - сорок шли. В полной тишине. Даже не переговаривались. Слышно было только непрерывные шаги, топот. Да оружие когда бряцкнет.

А потом?

Ну, что потом.

Когда стихло все, еще минут пятнадцать выждали - и к орудию. А потом и загрохотало все впереди. Это немцы в пехотных колонах на засаду напоролись. Там озеро большое было замерзшее еще, подо льдом. Рядом поле с неубранными стогами сена. Туман стоял страшный. В пяти шагах ничего не видно. А как поднялся немножко - так и увидели, что озеро все в точках было, в людях. Там на озере их и накрыли. Мы тоже стреляли из орудия.

Потом солдаты побежали туда трофеи искать. По ранцам шарить. Мои тоже поднялись. Я их с пистолетом в руках не пустил. Пристрелю, говорю, если кто сунется. Там еще живых немцев полно. Пулю хотите поймать?

А командир отделения связи, не буду фамилию называть, чтоб внукам стыдно не было - пошел. Он вообще жадным до добра был. У него пол вещмешка с часами было забито, да побрякушками всякими золотыми, кольцами обручальными.

И пока он у трупа по карманам шарил, поднимается во весь рост офицер немецкий. Раненый, за грудь держится. И всю обойму из пистолета ему в спину. Так погано жизнь он и закончил.

А что потом с тем немецким офицером было?

Сожгли его.

В стоге с сеном. Стог горел - его туда и бросили.

32. Как стреляли немецкие танки: с ходу, с коротких остановок одиночными, с коротких остановок серией?

Так как это было. Если танк идет - вот в это время и стреляй по нему. В танке у наводчика на ходу перед пушечным прицелом все вихляется, прыгает. Стабилизаторов тогда и самонаведений всяких не было еще.

А вот когда танк встал. Вот тогда бойся! Да наводить успевай. Если в первый раз и промажет, то второй снаряд обязательно твой! Но когда он стоит, по нему тоже метиться гораздо лучше. Все как на дуэли - кто быстрей! Поэтому на открытом месте танк остановится быстро, раза два выстрелит. Цель подавит. И снова позицию меняет.

33. Применяли ли они картечь (в любых орудиях)? А шрапнель? Как и когда они их применяли?

Нет. У нас в основном противотанковые снаряды были. Картечь, это - наверное, у полковых артиллеристов только была, - кто непосредственно пехоту поддерживал. Были осколочные, но немного. По несколько ящиков на орудие. А в основном, насколько я помню, у нас в ИПТАП РГК - были только бронебойные снаряды.

34. Были ли у них в ИПТАПе случаи применения ПТ ружей из-за нехватки орудий?

У нас такого не было. Да и с противотанковыми ружьями в конце войны не очень-то против танков развоюешься. «Тигры» и «пантеры» наша 76-миллиметровка не очень-то, чтобы в лоб брала. А эта «пукалка» и подавно.

35. Насколько эффективна была 45-мм и пушка против пехоты? Цель вопроса: подтвердить/опровергнуть тезис о том, что ОФ-гранаты у этой системы были слабыми.

Я с сорок четвертого сорокопяток и не видел даже. Как и конных упряжек тоже. В крайнем случае ЗИС-5 тянет. А так: либо «студебеккеры», либо «доджы». Хорошо нам тогда американец с автомобилями помог. Почти все его были.

36. Вообще, будучи в ИПТАПе, какие задачи им приходилось решать чаще?

Борьба с танками противника, или скажем, поддержка огнем наших наступающих войск?

Мы предназначены были для борьбы с танками. Хотя приходилось стрелять и по пехоте в крайних случаях - как на одерском плацдарме. Но обычно, демаскировать позицию, обнаруживать себя до танковой атаки просто не имели права.

Были случаи, когда пехотные командиры просили: «Бог войны, вдарь вон по тому зданию. Там пулеметчик подняться не дает, сколько народу уже положил». А ему приходилось в ответ говорить: «Да, вижу его прекрасно, но стрелять не имею права. Хоть просите, хоть приказывайте».

37. Артиллерия у немцев. Какая наиболее сильная.

Нет. Наша была сильнее.

Вот если сравнить их миномет «Ванюша» или «Ишак», не хуже нашей «Катюши» бил. Только дальность снарядов была у него поменьше. А так тоже окопы перепахивал, что твой плуг.

38. Часто ли приходилось стрелять прямой наводкой? Случаи.

Прямой наводкой по немецким танкам стрелял только за Одером. Во время боев за плацдарм. Четыре танка сожгли. Я два из фауста сжег. И два из пушки подбили.

39. Вы помните Ваш последний бой?

После боев за Одерский плацдарм нашу часть отвели в тыл на доукомплектование личным составом и техникой.

Последние выстрелы из пушки я сделал в пригороде Берлина по городу. Какая цель была сказать не смогу, били по указанным данным…

Интервью: Замятин Сергей Семенович

Лит. обработка: Замятин Сергей Семенович

Наградные листы

Рекомендуем

Великая Отечественная война 1941-1945 гг.

Великая Отечественная до сих пор остается во многом "Неизвестной войной". Несмотря на большое количество книг об отдельных сражениях, самую кровопролитную войну в истории человечества нельзя осмыслить фрагментарно - только лишь охватив единым взглядом. Эта книга предоставляет такую возможность. Это не просто хроника боевых действий, начиная с 22 июня 1941 года и заканчивая победным маем 45-го и капитуляцией Японии, а грандиозная панорама, позволяющая разглядеть Великую Отечественную во...

Мы дрались против "Тигров". "Главное - выбить у них танки"!"

"Ствол длинный, жизнь короткая", "Двойной оклад - тройная смерть", "Прощай, Родина!" - всё это фронтовые прозвища артиллеристов орудий калибра 45, 57 и 76 мм, на которых возлагалась смертельно опасная задача: жечь немецкие танки. Каждый бой, каждый подбитый панцер стоили большой крови, а победа в поединке с гитлеровскими танковыми асами требовала колоссальной выдержки, отваги и мастерства. И до самого конца войны Панцерваффе, в том числе и грозные "Тигры",...

Ильинский рубеж. Подвиг подольских курсантов

Фотоальбом, рассказывающий об одном из ключевых эпизодов обороны Москвы в октябре 1941 года, когда на пути надвигающийся на столицу фашистской армады живым щитом встали курсанты Подольских военных училищ. Уникальные снимки, сделанные фронтовыми корреспондентами на месте боев, а также рассекреченные архивные документы детально воспроизводят сражение на Ильинском рубеже. Автор, известный историк и публицист Артем Драбкин подробно восстанавливает хронологию тех дней, вызывает к жизни имена забытых ...

Воспоминания

Показать Ещё

Комментарии

comments powered by Disqus
Поддержите нашу работу
по сохранению исторической памяти!