40715
Партизаны

Дементьев Николай Иванович

Я родился 20 мая 1920 г. в г. Калинин (ныне Тверь). Родители мои были простыми рабочими, отец трудился мастером текстильной промышленности, которая была в то время в родном городе очень развита. Он был коммунистом, участником Первой Мировой и Гражданской войн, в которой сражался против Колчака в составе армии Блюхера, имел звание ефрейтора и на фото я видел отца в погонах с 2 лычками. Вообще же отец был хорошим мужиком, в жизни просто замечательный человек, у меня его характер. Мать была простая домохозяйка, жили мы неплохо, даже голод когда был, особенно на Среднем Поволжье, наша семья продолжала жить нормально.

В школу № 7 я пошел в 8 лет, первой учительницей была Варвара Никифоровна, урожденная тверчанка. Это была учительница старой закалки, такая строгая женщина. Из школьных предметов я очень полюбил историю и географию. Как-то в пятом классе я читал на уроке, и учительница Мария Федоровна мне строго так сказала:

- Дементьев, а ну-ка повтори, что мы сейчас говорили?

Я только раз, и повторил все в точности. У меня с детства так было, что я умел одновременно и слушать и читать. Похвалила тогда Мария Федоровна меня. В общем, я закончил 10 классов, и в 1939 г. по комсомольскому набору попал на флот. Комиссию по здоровью я быстро прошел, но нас потом тщательно проверяли по политической линии, кто отец и тому подобное. После успешного прохождения всех проверок нас, отобранных для флота, посадили на поезд, сопровождал нас такой очень крепкий старшина, я помню, он все говорил нам в вагоне:

- Спите, спите, от сна пока еще никто не умер!

Выдали перед поездкой нам сухие пайки, так что еды вполне хватило на те двое суток, что мы ехали до Севастополя. Там меня направили в учебный отряд Черноморского флота, я попал в школу оружия, по-флотски БЧ-2. Обучали артиллерийскому делу, была и теория, и практика артиллерийского дела, причем стреляли мы специально из 137-мм калибра, так как это были пушки, установленные по левому и правому борту на крейсере "Красный Крым". Кроме непосредственной учебы, мы еще много маршировали, до сих в голове звучит, как старшина отдавал команды:

- Шагом марш! На месте шагом марш!

Мы топаем, топаем, и снова топаем, наконец, запевали, чтобы просто так не топать на одном месте. Также в обязательном порядке мы изучали устав. Преподаватели у нас были весьма грамотные, все опытные командиры. Командира школы оружия полковника Горпищенко я часто видел, он был очень строгим начальником, за дисциплиной четко следил. У моряков вообще дисциплина была на высшем уровне, хотя и прививалась жестко. Могу рассказать такой случай - некоторые курсанты, чтобы не бегать в туалет, который находился далековато от корпусов, брали и писали около угла здания. Запах же, так нашлись такие люди, которые бросили туда провода под током. И вот один побежал, как его дернуло, понимаешь. Сразу перестали туда писать ходить. Отучили мгновенно.

Нас поселили в бывших Екатерининских казармах на Корабельной стороне, у нас были 2-ярусные кровати, очень удобные. Форму сразу выдали, причем 2 комплекта: как рабочий, так и парадный, а также бескозырки. В 6 часов подъем, в 8 завтрак, затем обучение, в общем, в день учились по 6-7 часов, как в школе. Также регулярно проходили целевые учебные стрельбы, стреляли из пушек и из винтовок старого образца, конца XIX века с одним патроном. Кормили хорошо, мясо было ежедневно. Проучился я там 6 месяцев, в конце сдавал и математику, и историю, и алгебру, нам даже такие сложные предметы давали. Получил всякие оценки - и пятерки, и четверки, были и тройки, т.е. государственные оценки. После сдачи меня списали на корабль в звании "ст. матрос". Это был крейсер "Красный Крым", постройки 1915 г., он сошел со стапелей как "Светлана", потом его назвали "Профинтерн", позже он пришел на пополнение Черноморского флота в Севастополь, в те времена любили все красное, потому и назвали его "Красный Крым". Это был хороший корабль, на нем были установлены 137-мм пушки, я попал на бортовое орудие, а вот 2 зенитных носовых орудия были итальянскими по производству. Одно 137-мм орудие обслуживало 5 человек: 2 подносчика, заряжающий, командир, наводчик. Я был заряжающим, позже был назначен комендором, т.е. командиром орудия. Крейсером командовал капитан 2-го ранга Зубков Александр Илларионович, очень грамотный офицер, он, как только погода плохая, сразу шел к начальству и получал добро на выход в море. Это Зубков делал для того, чтобы у команды была закалка во время носовой и бортовой качки. Большой молодец был. На корабле также кормили отлично, и никаких разговоров о войне не было. В воздухе летали наши самолеты, немецких мы не видели.

22 июня 1941 г. корабли мирно стояли на рейде, и вдруг как загромыхали выстрелы зениток, трескотня зенитных пулеметов и грохот упавших на рейд магнитных мин. Как я позже узнал, оказывается, в первый день войны Сталин растерялся, три дня не мог в себя прийти, а Кузнецов, командующий военно-морскими силами, за сутки предупредил командование всех флотов, что возможно нападение, и в случае чего, надо открывать огонь сразу на поражение. И я как сейчас помню, как гудели немецкие самолеты, они от наших по гулу различались сильно. Была команда Октябрьского: "Открыть огонь!" На кораблях нашлись сомневающиеся, но командир пригрозил расстрелом, и тогда начали зенитки бить. Немецкие самолеты прорывались, но бросали они не бомбы, а мины в фарватер, чтобы закупорить флот в бухте. Одна из мин попала на городской рынок, погибли 44 человека. И на Херсонес одна попала, был взрыв огромнейшей силы. Так началась война в Севастополе, крейсер "Красный Крым", на котором я служил комендором, стоял у стенки морзавода. Командир корабля капитан 2-го ранга Зубков А.И. обратился к личному составу, чтобы в короткий срок ввести крейсер в строй боевых кораблей, что и было сделано, сказалась отличная подготовка команды. А позднее, за отличные боевые действия крейсеру было присвоено гвардейское звание.

Затем водолаз Демидов спустился под воду и с риском для жизни открутил взрыватели, тогда из Москвы и из союзной нам Англии прибыли специалисты и разгадали, что немцы установили специальные магнитные мины. В течение суток в кратчайшие сроки создали на кораблях противомагнитные пояса, и мы на пятый день утром войны были направлены в румынский порт Костанцу, потому что Румыния была союзницей Германии. Впереди нашей эскадры шли лидеры "Москва" и "Харьков", крупные корабли чуть подальше. Наше командование рассчитывало, что нас встретит румынская береговая оборона, но немцы заранее все предусмотрели, они в этом отношении дальновидные люди, и установили свою батарею. Поэтому их батарея прицельным огнем практически сразу поразила лидер "Москву", я хорошо помню, как корабль тонул, а моряки на его борту пели песню "Варяг": "Врагу не сдается наш гордый "Варяг", пощады никто не желает:" Мы открыли ответный огонь, наши 137-мм орудия будь здоров били, ведь два крейсера было в эскадре - "Красный Крым" и "Молотов", пламя на берегу было, горело все. Но насколько сильно мы их поразили, здесь трудно определиться, не видно за дымом ничего. Прикрытия с воздуха у нас не было, но немцы, к счастью, не пытались нас атаковать самолетами. В итоге "Москва" была потоплена, а "Харьков" вернулся в порт весь обгорелый, но вот на нашем крейсере потерь не было.

Партизан Дементьев Николай Иванович, великая отечественная война, Я помню, iremember, воспоминания, интервью, Герой Советского союза, ветеран, винтовка, ППШ, Максим, пулемет, немец, граната, окоп, траншея, ППД, Наган, колючая проволока, разведчик, снайпер, автоматчик, ПТР, противотанковое ружье, мина, снаряд, разрыв, выстрел, каска, поиск, пленный, миномет, орудие, ДП, Дегтярев, котелок, ложка, сорокопятка, Катюша, ГМЧ, топограф, телефон, радиостанция, реваноль, боекомплект, патрон, пехотинец, разведчик, артиллерист, медик, партизан, зенитчик, снайпер, краснофлотец

Группа морских пехотинцев под Одессой

(Дементьев второй слева), 1941 г

После похода мы находились в Севастополе, немцы несколько дней бомбили корабли часто, однажды особенно сильно, целых два дня подряд, и упорно продолжали бросать магнитные мины. 16 августа я списался в морскую пехоту. Это был приказ Октябрьского о создании из личного состава флота специальных батальонов морской пехоты, я подошел с рапортом к командиру дивизиона, он меня, грубо выражаясь, отшвырнул, еще и напоследок сказал:

- Когда будет положено, я сам вас позову.

Тогда я пошел к политруку, он взял мой рапорт и доложил комиссару корабля. Хотя тем самым была нарушена субординация, минут через 40 вызывает меня командир эскадры, и говорит мне:

- Вы написали рапорт и изъявили желание защищать Отечество?

- Так точно.

- Собирайтесь! Вас 18 человек добровольцев, будем отправлять вас.

После этого на корабле собрали весь личный состав, и как сейчас помню, комиссар выступил с речью (привожу почти дословно):

- Товарищи матросы, старшины и командиры! Мы направляем наших посланников, защищать Одессу, и надеемся, что они не посрамят честь крейсера, и вернутся героями!

16 августа для меня было памятным днем. В первый же день призыва нашего командования флота встать на защиту Одессы сотни добровольцев-моряков подали рапорты о зачислении в морскую пехоту.

Уже через час нас отправили на берег, а затем решили направить в Одессу на пополнение 25-й Чапаевской дивизии. Туда нас перебросили на теплоходе "Украина", перед отправкой выдали СВТ, но эти винтовки были никуда не годные, если только песок попадет, то уже заклинивает. Поэтому я на передовой достал себе наш карабин, а еще позже в боях взял трофейный автомат, к нему подходили патроны для ТТ, они были одинаковые по калибру. Я противогаз из сумки выбросил, и патроны туда набил, потому что противогаз не сильно-то и нужен, а патроны это хлеб для солдата на войне. Я попал в батальон морской пехоты к Денщикову. Под Лузановкой я вступил в свой первый бой, тут такое дело было: Денщиков был сам очень горячий человек (кстати, он и погиб в бою при наступлении), в атаке шумит и кричит, команды отдает постоянно, но как-то бестолково, поэтому мы напролом лезли, из-за чего много потерь имели. И командир погиб, и раненных много было, хотя мы не с немцами, а с румынами сражались.

Под Лузановкой в конце сентября я был тяжело ранен пулей в руку, находился в госпитале, потом попал в батальон к Коптелову Василию Степановичу. Это произошло так - зашел к нам в палату, прихрамывая, крепкий мужик и спросил

- Матросы есть в палате?

- Есть, - а мы лежали в Одесском университете в аудиториях, большие палаты были.

- Кто хочет досрочно на фронт идти?

Все кто ковыляет, кто руку держит (я, к примеру, руку на перевязи держал), вышли из палат и отправились на передовую. Вместе с Коптеловым мы попали под Татарку. И воевали мы успешно, причем Коптелов сам ходил в разведку, мы его "Батя" называли. Вот Батя все делал по уму, и в наступление правильно нас вел. Характер же имел как кремень. Приведу такой случай: одного матроса Коптелов отправил с донесением в управление под Одессой, он должен вернуться, а его нет. Послали другого матроса, тот нашел первого на рынке, он там чего-то мухлевал. Пришли в часть, второй матрос по всей форме доложил сидящему Коптелову, тот подзывает первого матроса:

- А ну иди сюда! - И так ему врезал, что тот метров пять прополз, Коптелов опять:

- Иди сюда! Бить больше не буду, - Батя встает, наливает стакан коньяка, дает матросу - На, выпей. Если еще раз повториться, то сам лично расстреляю!

С таким командиром и мы отчаянно воевали. Когда матросы в атаку шли, мы всегда снимали бушлаты, сами в одних тельняшках фланелевых бежим и кричим только:

- Полундра, мать...! - После наших атак румынский командующий Антонеску издал приказ, чтобы моряков в плен не брать, а расстреливать на месте.

К нам на позиции однажды приехал командир 25-й дивизии генерал-майор Петров. Из-за пенсне, манеры разговора он производил впечатление настоящего интеллигента, правда, в военной форме. Разговаривал с матросами очень доброжелательно. Во время беседы даже положил мне на плечо руку: "Все будет, ребята, хорошо!"

Кормили нас под Одессой хорошо, перед атакой водки не давали, зато вина мог выпить сколько угодно, но мы сами не злоупотребляли, стакан выпил, и хватит. После сражений под Татаркой началась эвакуация Одессы, мы поздно вечером пошли к "Абхазии", после выхода в море сидели в трюмах и немцы бомбили теплоход наш, чувствовалось, что он вилял туда-сюда, то влево, то вправо. Тогда мы все пошли наверх, а то поняли, что в кубрике можем застрять, если вдруг корабль тонуть начнет. Только мы выбрались, а на палубе уже пехота сидела, тоже как мы, на всякий случай. Мы хоть как моряки умели плавать, я, к примеру, мог запросто 10 км проплыть, но все равно страшно - в открытом море куда плыть?! Но в целом эвакуироваться нам никто не мешал, потому что основные немецкие силы во главе с Манштейном пытались прорваться в Крым, нас же оружием и боеприпасами снабжали из Севастополя, и командование решило эвакуировать гарнизон города на усиление гарнизона Крыма. Также хотел бы обратить внимание на такой факт: в Одессе полно евреев, наверное, с полгорода, а немцы к евреям плохо относились, мы звали девушек с собой уходить, но многие, как ни странно, рассчитывали, что если немцы придут, они свободно магазины откроют. И вот одна девушка подходит ко мне и говорит:

- Товарищ краснофлотец! Я активистка, секретарь комсомольской организации, возьмите меня в эвакуацию!

Нам с собой гражданских брать было не положено, тогда я набросил на нее бушлат, одел ей бескозырку, и провел на корабль. Куда она девалась дальше, я не знаю, но в Севастополь, во всяком случае, она прибыла.

В Севастополе нас посадили на автомобили, которые, кстати, доставили морем из Одессы, и привезли в Джанкой, оттуда мы должны были быть направлены на Перекоп, но дошли пешком только до Воронцовки, где уже засели немцы. Сходу ее взяли, но очень скоро поняли, что Крым - это не Одесса, да и немцы - не румыны. Противник быстро обошел Воронцовку с двух сторон и, чтобы не попасть в окружение, командир приказал отступать. Так и повелось: днем отбиваемся, ночью отходим. Жители, особенно пожилые женщины, кричали нам:

- Эх вы, куда же вы уходите, нас покидаете, - мы в ответ:

- Бабушки, мы вернемся обязательно! - И действительно у всех такой настрой был, не падать духом, что мы вернемся. И воевали мы хорошо, ничего не скажешь.

Так мы и отступали, вроде на Севастополь, но каким путем, не могу сказать, к примеру, не остался в памяти Симферополь. Мы уже думали, что все-таки прорвемся на Севастополь, и тут 1 ноября отряд расположился в с. Джалман, а утром фашисты внезапно открыли по селу артиллерийский и минометный огонь. И после короткого боя Коптелов приказал группе моряков, 17 или 18 человек, где был назначен старшим курсант военно-морского училища Виктор Щапин, прикрыть отход основных сил. Последовал бой, и отбившись от немцев мы убедились, что по шоссе в направлении Алушты пробиться возможности не было, прорвались на другой стороне и решили уходить к Севастополю лесом. Итак, в небольшой группе осталось 9 человек: Щапин Виктор, Сымыкин Александр, Зобнин Сашка, Грузинов Георгий, Бондаренко Веня с крейсера "Червонная Украина", Хайновский Петр с линкора "Севастополь", Зибиров Василий, Максимцев Михаил и я. Мы вышли к татарской деревне Биюк-Янкой, и там один татарин нам помог сильно, объяснил:

- Ребята, вам уже в городе не прорваться, впереди немецкие машины. - Налил нам кумыса и посоветовал идти по направлению на Суат, где создаются партизанские отряды.

И там наша судьба бы решилась. При этом сразу в лесу мы вышли на позиции 3-го Симферопольского отряда, которым командовал Макаров, и такая спесь у партизан в этом отряде была, ну что вы. Мы постучали в командирскую землянку, хотели проситься переночевать, но вышел комиссар Чукин и как отрезал:

- Чего вы тут стучите, а ну идите отсюда! Мы и без вас справимся, вообще ваша цель и задача идти на Севастополь!

Ну, уж после такого приветствия мы ему натолкали резкими словами вдоль и в спину, напоследок обматюгали комиссара как следует и пошли. Чуть дальше нашли яйлу, на которой увидели разбитые телеги и возле них остановились на ночлег. Телеги накрыли плащ-палаткой и сразу по таким импровизированным навесом приготовились уснуть. И тут видим, что невдалеке небольшую отару овец пасет один молоденький татарин, он нам быстренько освежевал одного маленького барашка, мы спустились вниз в балку и поужинали. А дождик шел очень сильный, поэтому мы почистили оружие и проверяя его, пару раз выстрелили в воздух, и вдруг в балку въезжает легковая машина ГАЗ-АА, в которой находились партизан с ручным пулеметом, пограничник со звездой на рукаве и шофер (позже мы узнали, что это были Северский, Фомин и Костя). Северский спускается к нам в фуражке особо фасона, у нее уши не завязаны, а хлопают по сторонам, и для порядка спрашивает:

- Кто стрелял?

- Мы.

- Ага, моряки. Какая же у вас задача, что вы хотите?

- В Севастополь пробраться.

- Ребята, вам не пробиться. Бахчисарай, Елань и Ялта уже немецкие, кругом одни фашисты. Вас перебьют как куропаток. Поэтому вы должны остаться в рядах партизан и вести борьбу с немецко-фашистскими захватчиками.

- Так мы же будем считаться дезертирами?

- А это моя забота, я сообщу о вас куда надо.

Таким образом я стал партизаном. И 900 дней и ночей я был сначала диверсантом-разведчиком, затем с 1943 г. командиром 6-го отряда.

Было это в первую неделю ноября. Мы направились в Крымский заповедник, где собрались все партизанские отряды. Как-то мы шли по лесу и не далеко от лагеря видим: лежит деревянная бочка, килограмм на 30-40. Открыли её, а там красная икра! Объелись ею так, что потом животы болели.

С недели полторы мы жили в уже знакомом нам 3-м Симферопольском отряде, которым командовал Макаров Павел Васильевич, а комиссаром был столь недобро нас встретивший Чукин. Макаров производил хорошее впечатление, рассказывали, что он командовал партизанским отрядом еще в Гражданскую войну и хорошо знал здешние леса. 3-й Симферопольский отряд состоял исключительно из городских жителей, среди которых преобладали руководящие партийно-советские кадры Симферопольского района. В лес они пришли с чемоданами, баулами, чувствовалось, что они принесли в лес золотишко и периодически его перепрятывали. Всё это выглядело очень забавно. И настроение в отряде было совсем не боевое - переждать в лесу месяц-другой, а там наша армия разобьёт всех врагов, и можно будет возвращаться на свои высокие должности.

После мы побыли в небольшом отряде Ермакова, во всем отряде было около 200 человек. Он находился в северной части заповедника, Ермаков был очень щепетильный командир, причем там, где не надо. Как-то два военнопленных сбежали из плена, и пришли в лес: Виктор и Коля Дюйнов. Виктор сказал, увидев как-то самолеты в небе:

- О, наши летят!

А оказалось, что летели "Юнкерсы". И сразу на его оговорку обратили внимание, начали говорить, на чьей же он стороне. Я считаю, что надо было проверить, мало ли что. Но вечером Колю и его товарища арестовали. Ермаков обвинил их, в том, что они немецкие шпионы и приказал расстрелять. Когда я услышал, что расстрелять Колю должен я, меня охватил ужас. Вышли в лес. Отпустить его, пусть бежит куда-нибудь? Но куда? Придет в соседний отряд, тогда завтра расстреляют меня. Выстрелил ему из пистолета в затылок, а Ермакову не могу этого простить до сих пор. Дурак он!

Так мы влились в ряды партизан, стали называться моряками-партизанами. Спустя несколько дней пребывания в отряде Ермакова Северский объединил нашу группу с группой моряков, которой командовал лейтенант Вихман Леонид из 7-й бригады. Среди них были пришедшие в морскую пехоту из Севастопольского учебного отряда Ульянченко Евгений, Федотов Глеб, Лаврентьев Сергей, Мазурец Федор, Кадаев Петр, Стрегубов Василий, Соломка Петр. Наша группа в составе 19 моряков под командованием Вихмана стала именоваться разведгруппой штаба партизанского района. Политруком группы, а так же нашим хорошим проводником, стал Петр Миньков, председатель Тавельского колхоза.

Мы тогда были вооружены карабинами (позже все получили автоматы ППШ), были землянки и шалаши. Наш морской отряд стал постоянно совершать вылазки против немцев. Откровенно говоря, моряки оказались в этом плане самыми активными. Мы едва ли не ежедневно подбирались к дороге, обстреливали немцев, поджигали автомашины. Поэтому в итоге немцы вынуждены были вырубить лес вокруг дорог, чтобы нам негде было прятаться, но мы все равно ухитрялись бить фашистов. Первую вылазку на шоссе мы сделали в том месте, где был переход из лесов Заповедника в Зуйские леса, сейчас там памятник "Шапка партизана". Расстреляли мы два грузовика, успели посмотреть, что в кузове, что у водителей. С пустыми руками почти никогда не возвращались.

В состав района входил Бахчисарайский отряд, которым командовал Македонский. На какое-то время я оказался у него вроде адъютанта. Гонял он меня с всякими заданиями. Однажды пошли на операцию в Табаксовхоз. Я надумал там и заночевать. Ну, думаю, хоть раз в нормальных условиях отосплюсь, но Шувалов, он был из местных жителей, категорически воспротивился:

- Ты, что? Тебя же обязательно там пристрелят! - Наверное, он был прав.

В первых числах декабря, выполняя задание у г. Чатыр-Даг, мы натолкнулись на развернувшуюся цепь противника, которую вели проводники из местных татар-националистов, очень хорошо знавших все местные дороги. Нас было всего 7 человек, мы подпустили их поближе, на 15-20 метров и открыли автоматный огонь, бросая гранаты. Было убито 2 проводника, гитлеровский офицер и десяток немецких солдат. В этом бою особенно отличился Саша Зобнин, встав во весь свой богатырский рост, стреляя и крича: "Полундра! За Родину вперед!" Воодушевленные первой победой, мы убедились, что можно бить фашистов и в лесу.

На другой день с помощью проводников фашисты скрытно подошли к реке Суат, где находилась партизанская база, мы начали вести очень тяжелый бой. Северский послал всю нашу группу в обход, чтобы в тыл немцам ударить, и спустя минут 30-40 мы ударили по фашистам. Увидев у себя в тылу моряков, румыны, которые составляли основную массу фашистов, в панике стали бросать оружие и бежать. Мы преследовали их до д. Биюк-Янкой (ныне Мраморное). Но в этом бою мы потеряли славного товарища Петра Минькова, нашего политрука. Мы гнали румын, они отстреливались, и попала Пете в живот пуля. У него был револьвер морской, он кобуру пальцами цапает, застрелиться хочет. Я у него пистолет забрал и сказал:

- Ты подожди стреляться, еще будет все в порядке! - Если бы у нас госпиталь был, он бы действительно живой остался бы. А у нас была только медсестра, ну что она могла сделать?!

После этого боя наш отряд расположился в глубокой отрывистой, поросшей кустарником балке. Частые метели скрывали тропинки, и враги боялись бродить по лесу. Лишь партизаны хорошо ориентировались в нем по особым приметам, деревьям, изгибам местности, лесным полянам, горным ручейкам и вершинам гор. Ежедневно наши разведчики, увязая в сугробах, одолевали по нескольку десятков километров и приносили сведения о численности и расположении противника. Мы отлично знали, что творилось в городах и прилегающих к лесу населенных пунктах, где хозяйничали немецко-фашистские захватчики. В том числе имели достоверные сведения о тяжелой жизни советских граждан оккупированного Крыма.

Немцы стремились еще до наступления весны во что бы то ни стало уничтожить партизан. В одном из тяжелых боев погиб Саша Зобнин, тяжело ранили моряка Василия Зибирова, геройски погиб Глеб Федотов, отличный парень, все время песни пел, никогда не унывал, Зобнин погиб так: он слишком любил поесть, все время кушать хотел. И вот когда мы отступали во время одного из боев, он вдруг вспомнил, что котелок на прежней позиции забыл. Вернулся за этим котелком, и его там немцы раз, и автоматной очередью полоснули. А был такой здоровый, мощный парень. Васе Стрегубову в одном из боев перебили ноги, медсестра ничего не может сделать, тогда я ему говорю:

- Вася, скоро отправим тебя на Большую землю!

- Поздно, Николай, посмотри на мои ноги!

А они у него действительно все зачервивели. Умер он от ран, как и Саша Сымыскин. Нашему отряду помогало то, что замком Щапин был очень умным парнем, прирожденным командиром, недаром курсант высшего военно-морского училища!

Приходилось все тяжелее, но катастрофический провал штурма Севастополя вдохновил нас, в течение января на дорогах, ведущих к сражающемуся городу, а также к Симферополю и Ялте активно действовали все наши отряды. Наша группа, помимо разведывательных заданий, проводила диверсии на железной дороге и шоссе. Мы также приводили предателей на партизанский суд. В 1942 г. на связь в осажденный Севастополь отправился Виктор Щапин. Израненный, подорвавшийся на минах, тем не менее он выполнил задание, но в городе он вскоре умер от ран. Несмотря на трудности, партизаны постоянно поддерживали связь с Севастополем.

Однажды нам пришлось совершить нападение на татарскую д. Коуш, где окопались каратели, это была очень агрессивная деревня, ее жители с хлебом и солью встречали немцев, так что коушанцы изначально вели себя недостойно. И мы во главе с товарищем Северским пошли туда, разгорелся ожесточенный бой, и Женьку Кошкина, хорошего парня, тяжело ранило. Мы в ответ открыли пулеметный огонь, подавили коушанцев, а потом подожгли деревню, в ней много домов выгорело. Тогда еще в деревне поста карателей не было, но позже он появился и трудно нам пришлось. Как-то у деревни Северский напоролся на засаду, его ранило, а мы рядом лежим, отстреливаемся, он потянулся за пистолетом стреляться, тогда я его за руку схватил:

- Что ты? - И кричу товарищу, - Жора, забери его, я прикрою вас.

Он его потихонечку забрал, я стреляю и прикрываю их. Помогло то, что, говоря откровенно, татары вояки слабые, они только на безоружных мастера, в тихую любители убивать, а в открытую сразу отступают. Вернулся я к своим, и меня Северский, ничего не говоря, похлопал по плечу за благородство.

Зимой 1941-1942 гг. быстро стало очень тяжело с едой. Наша группа моряков его меньше ощущала, потому что мы всегда были активными, и даже штаб кормили, часто выходили на Алуштинское шоссе и другие дороги, машины снабжения идут, мы их подбиваем, припасы у немцев забирали, особенно ценились шоколад и галеты немецкие. Лакомились. Хотя до оккупации в крымских лесах были подготовлены специальные продовольственные базы, они оказались разграблены еще в первые дни оккупации. Дело в том, что, несмотря на большую работу, проведенную обкомом партии, местными партийными и советскими органами не обошлось без ошибок. Так, продовольственные базы создавались близ населенных пунктов и проезжих дорог, поэтому вскоре большее их количество было разграблено. К примеру, в Севастопольском отряде за выдачу базы несет ответственность татарский националист Ибрагимов, в Алуштинском - некие Костя и Аблязис, они сбежали из отряда и выдали базы фашистам. В итоге были почти полностью разграблено продовольствие, предназначавшееся для Симферопольского, Ялтинского и 1-го, 2-го и 3-го отрядов. Некоторым отрядам стало не хватать продовольствия почти с первых дней борьбы, и к концу декабря партизанские отряды начали испытывать настоящий голод. Это вообще страшное дело - в 3-м Симферопольском отряде Макарова Павла Васильевича, где собралась городская интеллигенция, особенно тяжело пришлось. Так как воевать они оказались неспособны, многие помирали с голоду, я помню такие раздутые страшные тела, даже до людоедства дело дошло. Ели убитых. Особо уполномоченный Шагибов как-то пришел в одну из палаток отряда, смотрит, ведро на костре стоит, там варят что-то. Он спрашивает:

- Чего варите?

- Да мы козла убили, вот варим.

Но Шагибов видит, что больно мясо на человеческое похоже. Тогда он ударил ногой по котлу, а оттуда руки полетели. Их сразу тут же на месте расстреляли. Нельзя допускать такие вещи, сейчас они убитых, а потом и живых начнут резать.

Также немцы постоянно пытались организовывать прочесы, и однажды с горы Черной на снегоступах спустились вниз и почти нас окружили, внезапно открыли огонь, но мы вырвались. Правда, все снаряжение бросили, у меня только автомат остался. Зато оторвались от немцев, и с нашей стороны потерь не было. Но и среди немцев, мне кажется, особых потерь не было, потому что мы отстреливались, но не так, не целясь специально.

Из-за наших постоянных засад на дорогах немцы решили проводить такую практику - сначала идут бронетранспортеры по дороге, только потом машины, и еще раз замыкает колонну бронетранспортер. Причем если колонны были немецкими, то и водители все немцы, если румыны - то румыны. Но с румынскими солдатами было проще, они после открытия внезапной стрельбы и сбежать могли, побросав все машины на дороге. Был в нашем отряде такой шебутной парень Аверьянов, его как-то в ногу на задании ранило, я на себе его в отряд тащил. Любил он очень похабные частушки, ну, не совсем похабные, но близко к тому. Но был хороший, замечательный человек.

Многие стали покидать лес на самолетах и подлодках, в Сочи отдыхали по 6 месяцев. И многие не возвращались, к примеру, комиссар Бахчисарайского отряда Черный на вопрос о возвращении в лес ответил:

- Нет, я не вернусь, я нахватался всего досыта.

А вот Македонский и Чусси вернулись и продолжали вести борьбу. Ермаков также через какое-то время улетел на Большую землю.

Весной сорок второго к нам вдруг прилетел И-16 и сбросил вымпел, в котором была записка: "Завтра прилечу с посадкой". На следующий день прилетел У-2. Но приземлился неудачно, винт ударился о землю и сломался, но сам летчик - Коля Герасимов не пострадал. Он привез радиста и рацию. За этот полет несколько позже ему дали Героя Советского Союза. Затем к нам прилетал другой летчик Федя Мордовец, который в любую погоду приземлялся даже на неприспособленную площадку - это уже было на аэродроме Тарьер.

На Большой аэродром в Северном соединении я попал только один раз, когда мы провожали Северского на Большую землю. Прощаясь, он твердо пообещал вывезти ближайшими днями и нас. Стали ждать вызова. Настроение у моряков "дембельное". Ждали, ждали, как вдруг приходит депеша: "Продолжать воевать с врагом в рядах партизан". Так мы оказались в числе тех немногих партизан, которым было суждено пробыть в партизанском лесу с первого по последний день.

С глубокой печалью мы слушали сообщения Совинформбюро о том, что Севастополь оставлен нашими войсками. В этот же день к нам в последний раз прилетел Федя Мордовец и с грустью сказал:

- Севастополь пал!

Бензина у него оставалось мало, мы отправили радиограмму с просьбой сбросить нам бочку с топливом, это было сделано, мы заправили самолет, и он улетел. Мы сами понимали, какими осложнениями нам грозил захват немцами Севастополя, нам стало ясно, что с нашими и без того тяжелыми условиями будет еще труднее. Сразу же прекратилась переброска к нам оружия, боеприпасов и продуктов самолетами.

Несмотря ни на что, мы продолжали находиться в лесу и воевали активно, ходили на ст. Сюрень, где спускали под откос поезда. У нас были специальные магнитные мины с определенным расчетом: передние 3-5 вагонов проходят, а потом по центру начинается серия взрывов. И как-то один раз взорвали вагон с едущими солдатами, поднялся крик, из вагона выскакивают горящие люди, а мы тут еще из автоматов бьем, дали несколько очередей и сразу стали отходить. И кстати, железную дорогу охраняли отряды грузин из бывших наших военнопленных под командованием бывшего советского офицера майора Гвалии, который тогда служил немцам. Охраняли они дорогу добросовестно, если бы мы в те времена попали к нему, он бы с нас шкуру содрал.

После захвата Севастополя фашистские войска блокировали леса, все прилесные деревни были забиты противником, немцы зверски расправлялись с теми патриотами, которые пытались связаться с партизанами. Постоянные бои и голод ослабили силы партизан и появилось много небоеспособных партизан. Население не могло помогать нам, боясь террора оккупантов. Тогда центральный штаб партизанского движения принял решение эвакуировать раненных и ослабевших партизан. Остались самые крепкие люди.

Прочес следовал за прочесом, фашисты явно задались целью уничтожить или заморить голодом партизан. Окруженные со всех сторон, мы вели жестокую борьбу. И тут наши разведчики доложили о разработанном плане генерального прочеса, и 12 июля 1942 г. более 20 тысяч гитлеровских оккупантов устремились против небольших сил партизан, и без того изнуренных боями и лишениями. Маневрируя, партизаны заманили гитлеровцев вглубь леса. У реки Тескура наша группа моряков, находясь в скрытой засаде, хорошо подготовившись, почти в упор гранатами и автоматическими очередями встретила противника. Фашисты сразу, бросив убитых и раненных, стали бежать, но подходящая другая колонна гитлеровцев, развернувшись, стала обходить и уже нас окружать. С боем мы отошли на другую высоту, продержав немцев до наступления темноты. В этом же бою мы сняли с убитого гитлеровского офицера планшет, в котором оказался подробный, тщательно разработанный план гитлеровского прочеса. В наших руках оказались ценные сведения, зная точный замысел врага, мы смогли легко маневрировать и одновременно наносить удары противнику. Таким образом, партизанские отряды вышли из этого прочеса с небольшими потерями.

Но прочесы не прекращались, ведь если зимой из-за непогоды прочесы могли и прекратиться иногда, то летом уж постоянно немцы нас искали. Помогало только то, что немцы боялись на ночь в лесу оставаться, ведь каждый жить хочет. Они заходили в лес пешком, мы вынуждены были отступать, а на ночь они уходили. В конечном итоге мы вышли на отроги Чатыр-Дага, попрятались, как могли, что делать, хотя потерь у нас не было, но с такой силой сражаться было бесполезно. Тем временем главному немецкому командующему докладывали, что со всеми партизанами покончено. А мы на другой день провели серию акций, и взорвали поезда и машины. Позже в отрядах рассказывали наши разведчики, что в немецком штабе случился скандал, Мантшейн орал:

- Как же так ликвидировали, когда они поезда взрывают? - Он, кстати, и на Нюрнбергском процессе заявил, что как они не боролись с партизанами в Крыму, ничего не получилось.

Хотя коушанцы нас уже не так дергали, мы многих перебили, зато жители деревень Корбик и Биюк-Янкой против нас воевали, особенно корбикинцы. Они же местные, горы знают прекрасно, даже больше знали места, чем мы. Но и мы вроде тоже освоились, главным ориентиром, в случае утраты направления была гора Черная, на нее посмотришь, и уже идешь, куда тебе нужно. Также большой проблемой были немецкие самолеты-разведчики "рамы", они часто летали, пощупывали нас. Осенью 1942 г. было также тяжело, но мы все равно воевали. Все продолжали надеяться на нашу Победу, были уверены, что мы выиграем. И как-то Грузинов Жора мне говорит:

- А вдруг что-то случится, и немцы все же победят? - подумал, и заключил. - На поклон к немцам не пойду, буду бандитизмом заниматься.

Потом, в 1943 г., он погиб по дурному - с Алушты подъем был тяжелый, у нас была машина полуторка, она закипела, мы встали, Грузинов побежал за водичкой, а машина как-то встала вправо, другая машина решила обогнать нашу. И оказалось, что в центре дороги была заложена противотанковая мина, обгонявшая машина ее правым колесом зацепила, тогда Грузинова разорвало на части. Похоронили мы его около обкома партии в сквере. В марте 1943 г. погиб майор Фейхоа Фуатин (мы его называли Федя Петрович), перешедший на нашу сторону. Его убили предатели, он доверился одному русскому, а он предал его, немцы Федю ночью схватили и расстреляли.

Летом 1943 г. вызывает меня Македонский, он уже знал, что я под Одессой был замком взвода, потом командиром стрелкового взвода, и мне говорит:

- Николай, как ты, справишься с отрядом?

- Я думаю, справлюсь, - я никогда трудностей не боялся.

- Тогда давай принимай отряд, - вообще-то там на командира планировался Гвоздев, но он перепугался, потому что к нам пришел взвод бывших русских добровольцев из военнопленных, он стоял в Тавеле и числился как Абвер школа, но, по сути, был хозвзводом. Командиром их был Гаврилов. Когда я пришел, они тоже забеспокоились, потому что я вышел в немецкой форме (старая моя совсем порвалась, поэтому я носил немецкую трофейную). Признаться, глядя на людей в немецкой форме, я тоже немного растерялся, тут мне один боец на ухо шепчет, что это хозвзвод по охране Абвер школы. Заметив мое замешательство, мой боец Михаил Лесниченко пояснил:

- Не сомневайся, люди проверенные! С их помощью мы, жители Тавеля, посчитались с немецким комендантом, и теперь всем селом просимся в партизанский отряд.

Назначенный ко мне комиссаром Андрей Сермуль хохотнул:

- Командир! Ты ведь тоже в немецкой униформе!

- Она у меня трофейная! Папаха с красной лентой и автомат - нашенские! Партизанские! - отрезал я.

Партизан Дементьев Николай Иванович, великая отечественная война, Я помню, iremember, воспоминания, интервью, Герой Советского союза, ветеран, винтовка, ППШ, Максим, пулемет, немец, граната, окоп, траншея, ППД, Наган, колючая проволока, разведчик, снайпер, автоматчик, ПТР, противотанковое ружье, мина, снаряд, разрыв, выстрел, каска, поиск, пленный, миномет, орудие, ДП, Дегтярев, котелок, ложка, сорокопятка, Катюша, ГМЧ, топограф, телефон, радиостанция, реваноль, боекомплект, патрон, пехотинец, разведчик, артиллерист, медик, партизан, зенитчик, снайпер, краснофлотец

Командир 6-го партизанского отряда

Дементьев Н.И.

Гаврилов так и оставался командиром взвода, я его называл добровольческим взводом. К октябрю 1943 г. у меня в отряд пришли жители деревень Тавель, Пойляры, Константиновка, Эки-Таш, немного из Биюк-Янкой, Текунда, и ребята из Симферополя. Это была в основном молодежь, до 21, но были люди и 30 лет, и до 40-45 лет. Собрал я всех на поляне и сказал:

- Товарищи! Я знаю о вашей группе от лесника Михаила, наслышан и о группах Сергея Руссо и Щеглова, о ваших дерзких набегах на немецкие патрули. Пусть у вас и небольшой опыт, зато есть жажда мщения и благородная ярость, без которых невозможно стать партизаном. Когда-то и мы начинали без учителей, и, не имея никакого опыта партизанской войны, научились громить фашистов.

Вкратце рассказал о себе, после чего пошли моя борьба уже в роли командира отряда. Так как отряд практически весь состоял из новичков, пришлось и военному делу обучать, и лесные премудрости втолковывать. За все время, что я был командиром отряда, у меня погибло 18 человек. И в том вины моей нет, хотя от командира, конечно, многое зависит. За годы, проведенные в лесу, мы с Андреем, конечно, многому подучились и тому, как себя немец или румын поведет в той или иной ситуации уже разбирались. Главное для командира: вовремя дать команду отойти и, пусть лупят минометами по пустому участку, а затем также стремительно назад вернуться, да ударить оттуда, откуда не ждут. Важно и уметь выстоять, когда так хочется отступить, уйти.

К концу октября 1943 года 6-й партизанский отряд в составе 4-й бригады Южного соединения был полностью сформирован в составе трех взводов: Тавельского, Константиновского и из перешедших к партизанам бывших немецких подручных, общая численность 384 человека. Жители деревень Тавель, Константиновка и других полностью ушли в лес под защиту нашего отряда, стали называться "Гражданским лагерем". В этом лагере насчитывалось более 1200 человек женщин, детей и стариков. Их жизнь нам удалось, пусть и с трудом, но сохранить до освобождения Крыма. Однако охрана мирного "гражданского лагеря" в значительной мере связывала боевые действия отряда. Мы были лишены возможности широкого маневра, так как у нас за спиной постоянно были мирные семьи из "гражданского лагеря". Наш отряд в основном действовал в Симферопольском районе, и партизаны своими жизнями сохранили жизнь мирного населения.

Даже приход мирных жителей в лес был совсем не таким простым делом, как может сперва показаться. Когда мне доложили, что к нам идет деревня Константиновка, я со своим ординарцем прискакал туда, но в воздухе появился самолет-разведчик "Фокке-Вульф", или "рама". Я сразу сообразил, что через 7-9 минут будут "Юнкерсы-87". Тогда я кричу всем:

- В лес, ложиться и не шевелиться!

И точно, через небольшой промежуток времени прилетели Юнкерсы-87, а если они прилетали куда-то, то, так как посадка без бомб им не положена, они куда попало бросали бомбы и улетели.

Наш отряд постоянно организовывал вылазки, мы очень активные были, нападали на блокпосты, колонны, подрывали поезда, за что командиров отрядов и соединений Федоренко, Вахтина, Кузнецова, Македонского, Грузинова и меня представили к званию Героя Советского Союза, но из этого ничего не получилось. Если бы документы попали к Калинину, все было бы в порядке, а так они попали к Кагановичу, который выразился так:

- Нужно было воспитывать татар, а не воевать против них! - Разорвал представление и выбросил в корзину!

К концу 1943 г. инициатива в основном перешла к партизанам. Во время прочесов немцы все больше, опасаясь больших потерь, стали использовать самых разных добровольцев. Мы сталкивались с кубанскими казаками, которые пьяные шли на нас, в немецких шинелях и в белых шапках. Матерятся, кричат нам "Сдавайтесь! Вы подонки!" Ну мы им дали прикурить: у меня там стояло три "Максима" в засаде - мы половину перестреляли, остальные сбежали. Немцы начали пытаться засылать ко мне диверсантов, и однажды одного такого прислали, но мы его быстренько разоблачили. Он пришел, все вроде нормально, но ничего толком не рассказывал, а больше отмалчивался. Я всегда делал так - отправлял на кухню, и приставлял человека, чтобы он смотрел за ним. Оказалось, что этот парень выходил, приходил на определенное место и, видимо, оставлял там какие-то сведения. В конечном счете, мы его арестовали, он признался, и его перед строем расстреляли.

Начался 1944 г:. 4-ый год тяжелой, изнурительной войны. Прошло время побед и уверенности. "Быстрая воина" в России для немцев не получилась, в центральной России теснили врага, на Украине, в Белоруссии, в Молдавии, отбрасывая его со своих земель, чтобы в скором времени задушить эту распластавшуюся гидру в ею собственной норе. Мы все ждали со дня на день информации о начале освобождения Крыма.

Но и так не было покоя врагу и на Крымской земле; горели машины и цистерны, взрывались мосты и железные дороги, множество фашистов нашли себе могилу здесь в благодатном Крыму. Оккупанты в свою очередь принимали все меры, чтобы обезопасить себя в Крыму, а для этого необходимо было уничтожение партизан. Не однажды немецкое командование бросало крупные силы на отдельные участки горно-лесной местности для борьбы с партизанами, подчас целые полки и горнострелковые дивизии.

К началу февраля мой 6-й отряд провел много боевых операций и боев с карателями, Расположение отряда в непосредственной близости от села Краснолесье обеспечивало контроль за очень большой территорией. Одна застава находилась в непосредственной близости села Константиновка, это были так называемые "Ворота". Конечная застава располагалась под горой Чатыр-Даг, на юго-восточном склоне. Отряд полностью контролировал шоссе Симферополь-Алушта, поэтому немцы приняли решение ликвидировать 6-й партизанский отряд. Одной из таких акций и был "Бешуйский бой".

Деревенька Бешуй (ныне с. Дровянка) находилась в стороне от Большой дороги, где-то километров 20-30 от дороги Симферополь-Бахчисарай. Через Бешуй текла и течет река Альма, в которую впадают две речки Мавля и Коса. Именно это место стало местом героического боя, о котором и хочется рассказать.

Еще в первых числах февраля 1944 года разведка отряда докладывала о большой концентрации войск в селах по Алуштинскому шоссе. И вот 7 февраля 1944 года наша разведка доносила, что в Симферополе идет детальная подготовка к прочесу леса, нетрудно было предположить, что основной удар придется по отрядам 4-ой бригады, командиром которой был Христофор Чусси и конкретно по нашему 6-му отряду. На следующий день 8 февраля 1944 в 6-м отряде находились командир Южного Соединения М.А. Македонский и командир 4-й бригады Х.К. Чусси. На рассвете с застав донесли, что из сел Джалман (ныне с. Пионерское), и Мамут-Султан (ныне с. Доброе) более полка фашистов начали наступление развернутым фронтом на 6-й отряд. Македонский предупредил меня, что этот бой предусматривается против специально моего отряда. И командир Южного соединения закончил:

- Николай, за твоей спиной мирные жители, надо их уберечь.

- Постараюсь, Михаил Андреевич, - ответил я ему в обычной манере. Македонскому такое дело не понравилось и он как рявкнул:

- Что Михаил Андреевич?

- Слушаюсь, товарищ командир! - сразу отрапортовал я.

В итоге передо мной была поставлена задача: стоять насмерть, но не допустить прорыва фашистских карателей в тыл, в долину рек Коссе и Мавля, где находились лагеря 4-й бригады и далее по Альме, где находились тылы Южного Соединения. Командование отряда понимало, что удержать многокилометровый фронт своими силенками трудно. Решили вести именно партизанскую войну с карателями небольшими группами, чтобы, подпуская противника на близкое расстояние, внезапными атаками, автоматно-пулеметным огнем наносить фашистам удары. Противник нес значительные потери. Основными узлами обороны стали хребты Узун-Кран, где командовал комиссар отряда А.А. Сермуль. На высотах Гапки, Бузиновый Фонтан боями руководил я лично. Передовая застава, расположенная между Соблами и Бешуем встретилась с разведкой противника, и сразу же вступила в бой. Нам донесли, что в Соблах сосредоточено около 2 батальонов гитлеровцев, а на горе Белой была установлена батарея дальнобойных орудий. Немцы планировали взять мою группу в кольцо, оттеснить отряды к Абдуге, там и уничтожить, они открыли огонь из минометов, мы стали отходить. Только обстрел закончился, мы назад возвращаемся и лупим уже их. Во время боя на свой правый фланг, где прорвался противник со стороны Мамут-Султана и Шумхая, я бросил группу автоматчиков, у меня ведь более четверти отряда было снаряжено автоматами. Началась перестрелка, мои партизаны автоматным огнем и гранатами заставляли немцев залечь, после перебегали на другой фланг и снова начинали огонь. Я находился в одной из групп во время боя, я всегда считал, что командир не должен сидеть в штабе в бою. Несмотря на то, что немцы активно использовали артиллерию и самолеты, в течение 8 февраля с утра до вечера партизаны вели этот неравный бой, понимая, что от стойкости и мужества партизан зависит судьба по сути дела всего Соединения и многих сотен мирных людей, ушедших под защиту партизан. В этом длительном и сложном бою фашистские каратели понесли большие потери убитыми и раненными. В отряде тоже были потери, были убитые и раненные. А в это время на стыке рек Мавля и Альма партизанские отряды 7-й, 3-й и 11-й громили фашистов, которые пытались выйти в тыл обороны 6-го отряда. При этом передовые части 7-го отряда должны были, как бы отступая, заманить врага за Бешуй, где будет сосредоточена основная часть отряда - огневая группа отряда под командованием Матвея Гвоздева. Все задачи были выполнены в точности по плану. Таким образом, к вечеру 8-го числа закончился разгром фашистских карателей. Выстояли мы тогда, а в Северном соединении они свой гражданский лагерь не уберегли, кто в лесу не погиб, потом их в совхоз "Красный" погнали, а там их уже как партизан расстреляли.

Каратели потерпели полное поражение и понесли большой урон: до 450 убитыми, 350 раненными, 26 взято в плен, уничтожены орудия, автомашины. Партизаны тоже понесли тяжелые потери. Ночью под прикрытием танков они забрали трупы своих солдат к себе, и в Воронцовском парке хоронили (ныне территория Таврического национального университета, в мирное время немецкие могилы были убраны и погибших неизвестно где перезахоронили). Кстати, о 26 плененных карателей. Их вели в штаб через гражданский лагерь. Есть такое выражение: "неуправляемая стихия". Вот такой была бабья ярость, обрушившаяся на карателей, в штаб довели живьем только троих. В гражданском лагеря к этому времени уже моя Шура жила, пожениться мы еще не поженились официально, но любили друг друга. Так что защищать мне было кого. От этой любви у меня теперь две дочки есть, а вот Шуры уже нет, Сказали бы мне раньше, что я её переживу, никогда бы не поверил.

Понесли серьезные потери и мы. В моем отряде погибло 8 бойцов: Макриди С.Г., Лендоров Г.К., Сараглы Ф.Д., Браженко Н.Ф., Лещенко И.А., Шлапак А.П., Погодин И.П., Максутов Т.Д. В 7-ом отряде 3 бойца: Кочкарев Василий, Гнатенко Василий, Нецецский Борислав, в 3-м пал смертью храбрых боец Олейников Владимир

В 6-ом отряде были три моряка, участники обороны Севастополя: Дмитрий Богуславцев, Константин Туркалов и Иван Колин. В лесу они показали себя храбрыми партизанами-разведчиками, командир разведгруппы Богуславцев был отличным парнем, очень хорошим воякой. 2 апреля 1944 года группа разведчиков под командованием Дмитрия Богуславцева возвращалась с задания: в группу входили Константин Туркалов, Николай Макриди, Иван Колин, Осан Чабанов. Группа попала в засаду, устроенную татарами-националистами из д. Коуш. Первым пуля сразила Ивана Колина, упал убитым Николай Макриди, тяжело ранило в голову Костю Туркалова. Упал и Осан Чабанов. Дмитрий остался один, кончался боезапас, и положение становилось безвыходным, и тогда татары ему кричат:

- Сдавайтесь! Сдавайтесь!

А он в ответ:

- Товарищи, заходите справа, они за штабелем дров, заходите быстрей, быстрей!

Хитрость сработала, противник, боясь окружения, бросился убегать, а Дмитрий вдогонку им послал последние пули. Богуславцев как мог похоронил друзей, собрал оружие погибших, взвалил из себя Туркалова и принес раненного в лагерь. Я как раз сидел в землянке, он зашел, сел на пол и заплакал. Боевой человек, и заплакал. Он мне говорит:

- Беда командир, ребята пропали!

- Успокойся, Митя, - говорю ему, - чего ты, всякое бывает.

Партизан Дементьев Николай Иванович, великая отечественная война, Я помню, iremember, воспоминания, интервью, Герой Советского союза, ветеран, винтовка, ППШ, Максим, пулемет, немец, граната, окоп, траншея, ППД, Наган, колючая проволока, разведчик, снайпер, автоматчик, ПТР, противотанковое ружье, мина, снаряд, разрыв, выстрел, каска, поиск, пленный, миномет, орудие, ДП, Дегтярев, котелок, ложка, сорокопятка, Катюша, ГМЧ, топограф, телефон, радиостанция, реваноль, боекомплект, патрон, пехотинец, разведчик, артиллерист, медик, партизан, зенитчик, снайпер, краснофлотец

Дементьев Н.И. Апрель 1944 г.

Симферополь

После Бешуйского боя отряд продолжал активно вести бои, всего за время моего командования мы провели более 200 боев. И только 12 апреля 1944 года, когда Советские войска, успешно продвигаясь, освобождали Крым, противник покинул лес. В тот же день 6-й отряд блокировал Алуштинское шоссе в районе села Джалман, где было уничтожено 150 фашистов, сожжено несколько автомашин и другой техники. После этого мы укрепились в старых окопах еще 1941 г., где встретились с населением с. Джалман и рассказали им, что советские войска успешно передвигаются, освобождая Крым. Тогда местные жители стали нам активно помогать, уничтожив связь, а молодые мужчины взяли в руки оружие. Жители Джалмана со слезами просили не оставлять их без защиты.

- Отныне и навсегда - мы теперь с вами! - заверил я, и откуда взялась такая уверенность.

Направив разведчиков в сторону Симферополя и проведя успешно несколько стычек с немцами, мы узнали 13 апреля около 11 часов, что со стороны Симферополя быстро продвигается танковая колонна. Быстро прибыв к позициям, я увидел продвигающиеся в нашем направлении танки с десантом. Я уходил с Джалмана в лес, и туда же вышел. Гляжу, впереди танк идет, у меня на всякий случай в кармане лимонка, вдруг танк как развернется на 90 градусов, а я стоял в немецкой форме вместе с ординарцем, и танкисты подумали, что это немец, дали очередь, помощнику прострелили щеку, я чудом остался жив. Тут я увидел своих разведчиков, которые возвращались на танке, а когда услышал русский мат, то окончательно понял, что это свои, тогда я стал размахивать белым платком, и разведчики закричали:

- Это наши, не стреляйте!

Только тогда нас узнали, узнали друг друга. Танкист мне позже сказал:

- Нас также партизаны под Старым Крымом встретили, но война есть война, о такой важной вещи как бдительность забывать нельзя. Вы давайте на Симферополь, восстанавливать Советскую власть, а мы будем догонять немцев.

Поговорив с нами, танкисты взяли курс на Алушту. К тому времени из леса вышла основная часть отряда во главе с комиссаром Сермулем А.А., после этого мы объединенными силами разоружили румынский конный эскадрон. И вот 13 апреля мы с комиссаром повели отряд на Симферополь. У Лозового мы отбили три полностью исправных грузовика, погрузились в них и вперед! Под Марьино мы прямо с автомобилей расстреляли отступающие румынские части и пленили более 300 солдат и офицеров.

- Андрей! Займись пленными, а я - в Симферополь!

Одновременно группа партизан под командованием Левича Миши получила задание продвинуться к Аянскому водохранилищу, где была уничтожена команда саперов-подрывников, которая пыталась взорвать плотину Аянского водохранилища, тем самым мы спасли место, которое снабжало питьевой водой Симферополь. Туда уже привезли взрывчатку, и как раз прибыло 15-16 румын для организации взрыва, но Миша и его взвод, 70 человек, перешлепали всех саперов. В тоже время моя группа продвигалась к Симферополю, уничтожив по пути автомашину с фашистами, идущую из Симферополя в Алушту. Так мы захватили легковой ЗИС-101, перекрашенный немцами для маскировки.

И тут я увидел, как, громыхая на ухабах, из Симферополя в нашу сторону мчалась старенькая легковая машина ГАЗ-А, в ней были юные подпольщики - молодая брюнетка и два парня с красными нарукавными повязками из группы Косухина и Бабия. Как мне позже стало известно, была еще одна группа в составе Виктора Долетова, Якова Морозова, Владимира Енжияка, Василия Алтухова и других, которые на трофейном "Ситроене" прочесывали улицы Симферополя и уничтожали факельщиков. Те же, что примчались на ГАЗ-А, спросили:

- Кто здесь красный командир?

Я вышел навстречу, тогда ребята закричали:

- Нельзя медлить ни минуты! Факельщики пошли по улицам! Надо спасать Симферополь!

Мы на трофейном ЗИС-101 ринулись в город. Проезжая по ул. Воровского у завода "Трудовой Октябрь" (ныне завод им. Кирова), мы увидели примерно 15 гитлеровцев, начавших стрелять по нашему лимузину. Потом, очевидно полагая, что в машине находятся немецкие офицеры, они пальбу прекратили и встали по стойке "смирно". Мы подъехали на 10-15 метров и их расстреляли. Это были факельщики или мародеры, выйдя из машины, мы встретились с жителями города, которые нам рассказали, что в Симферополе действительно орудуют мародеры. Оставив машину, мы стали продвигаться к центру города и на перекрестке улиц Шмидта и Воровского встретили одиноко шедшего куда-то немецкого унтер-офицера. Увидев нас, он стал бежать, но автоматная очередь догнала его. Подойдя ближе к центру, в районе современного автовокзала мы увидели советские танки и мотопехоту, которые готовились отправляться в сторону Севастополя. Это были танкисты из 19-го танкового корпуса Михайлова, которые блокировали Симферополь, зашли со стороны Феодосийского шоссе и вырвались на Алуштинское шоссе. В городе Симферополе основная часть партизанского отряда влилась в ряды Советской Армии и принимала участие в боя за освобождение города Севастополя.

- Какие ощущения Вы испытали, когда началась война?

- По песням считали, что мы быстро разобьем фашиста, желание такое было, но вот получилось некрасиво, совсем не так. Но что делать, ничего не изменишь. По радио все с жадностью слушали выступление Молотова, позже выступил Сталин, и тогда я очень хорошо запомнил его слова: "Победа будет за нами! Враг будет разбит!" Так оно и случилось, но, тем не менее, немцы до Сталинграда дошли, на Кавказ вторглись. Гитлер хотел овладеть всем миром, но ведь канцлер Бисмарк предупреждал, что с Россией воевать нельзя, она непобедима. Во-первых, мы территориально сильны, и народ наш воинственный, сражается за Родину отлично.

- Какими вояками были румыны?

- Неважными. Она даже в обороне всегда делали себе не только позиционный окоп, но и сразу траншеи для отхода вырывали. Как-то под Одессой мы пошли в атаку, у меня был ручной пулемет, я вижу, как румыны по траншее в тыл убегают, так одной длинной очередью сразу десятерых убил, положились они как снопы. Также румыны сильно ненавидели немцев. Вообще же в селах квартировались в основном румыны, а не немцы. И вот румыны стояли в с. Добром, а мой отряд расположился в Тавеле, постреливали друг в друга каждый день, но активных действий не предпринимали. И однажды в Тавель шли 2 автомашины: полугрузовой "Мерседес" и "Опель-Капитан", в которых ехало 16 офицеров СС. Немцы спрашивают у румын, размещавшихся неподалеку от села:

- Где куры и яйки? - а румыны знают, что мы в селе, и показывают немцам на Тавель, что, мол, там и куры, и яйки, все есть. Мне тем временем докладывают:

- Товарищ командир, в нашу сторону приближаются машины.

Тогда мы засаду организовали, засели в деревенских домах в виде подковы, и перешлепали всех немцев. После открытия огня машины загорелись. Гитлеровцы метались и поднимали руки. Я кричал: "Не стрелять!" Да какое там! Молодые бойцы, захваченные азартом первого боя, перебили всех оккупантов, только одному удалось бежать. У дороги возле сгоревших машин лежали 15 трупов, но одному, вот такое бывает в жизни, удалось убежать. Все немцы были в красивых шинелях мышиного цвета, сапоги с высокими тульями, а у меня были краги на ногах, мне приносят шикарные немецкие сапоги, но немцы, заразы, тонконогие, а у меня подъем большой, не подошли мне их сапоги. Я сразу сообразил, что скоро здесь будет полно немцев. А позиции, хоть я и молодой командир, но соображал, что надо готовиться заранее, были уже приготовлены в лесу, даже землянки были вырыты. Начало уходить с нами мирное население, но несколько домов со старыми жителями упорно отказываются идти, я их уговариваю:

- Уходите, ну уходить надо! - они в ответ одно твердят:

- Да мы с немцами жили, чего им от нас надо будет, нормально все.

Действительно, уже к вечеру со стороны Мамут-Султана к Тавелю немцы прибыли целым карательным батальоном с танками, и оставшихся жителей живьем в домах сожгли. Позже разведка доложила, что немецкий генерал заявил:

- Бандиты в Тавеле уничтожили цвет немецкой армии!

В итоге отряд вместе с мирными жителями отошел в горы, а деревня Тавель была вся подожжена и разрушена факельщиками и карателями.

Еще такой эпизод произошел: у одной нашей разведчицы, которую мы послали в Алушту с целью выявления дислокации войск, румын забрал часы. Она идет, плачет, тут к ней подходит немец, интересуется:

- Фрау, что такое?

- Вон тот часы забрал!

- А ну стой! - догоняет немец румына, забирает часы, еще отлупил его по морде, и возвращает часы, знал бы он, кому помогает!

Когда мы уже освобождали Симферополь, румыны начали повально сдаваться в плен, я видел, как румыны махали белыми платками, человек 200 с лишним. Привели их в Симферополь, кормить надо. Я подошел к Ямпольскому Петру Романовичу, спрашиваю у него, что мне делать с румынами. Тот мне посоветовал:

- Отпусти их, кому положено, тот их возьмет, тебе-то они зачем нужны?

А у меня в отряде был молдаванин, у них с румынами же язык одинаковый, я попросил его перевести им:

- Скажи, пусть идут домой, - румыны сразу обрадовались, затараторили:

- О, камрад, спасибо, Гитлер капут! Гитлер капут!

Никогда не забуду этой радости в глазах румын, потом их, видимо, перехватил кто-то, они не беспризорничали. Но все же надо отметить, что и румыны тоже жить хотят и если они видели, что партизаны стоят твердо - сами отступают, но вот только ты слабину проявишь, тут же насядут.

- Было ли сложно воевать с немцами?

- Конечно, это же профессионалы военного дела, они до нас всю Европу завоевали. Они были весьма грамотные технически, мы же в основном напором брали, особенно моряки.

- Насколько страшным был пулеметный огонь?

- Пулемет есть пулемет. В Крыму пришли в одну деревню, смотрим, стоит пулемет ДШК и солдаты рядом с ним, винтовки в козлах. Мы спрашиваем:

- Чего вы здесь застряли?

- Да мы связные, ждем подводу. - А в деревне было две улицы, и когда на одной из них появились немцы, эти связные как рванули к ним - сдаваться. Так мы как развернули этот ДШК, дали по ним очередь, всех дезертиров перебили и даже немцев захватили. Когда стали уходить, замок с ДШК сняли, наш командир Коптелов в этом плане был очень грамотным.

- В 1941-1942 гг. у командира партизанского движения в Крыму Мокроусова складывались очень сложные взаимоотношения с военными, пришедшими в лес в период отступления Красной Армии. Вы не испытывали проблем в отряде?

- Нет, Северский, когда ходил к Мокроусову, всегда брал с собой моряков. У меня форма была уже здорово оборвана от ползания по лесам, и Мокроусов мне сказал:

- Ничего, ничего, вот скоро освободим Крым и тебя в новую форму оденем, - он же сам моряком был. Но, как говорится, моряк был пьян, и фокус не удался - Крым удалось освободить только через 900 дней и ночей.

- Не сталкивались с добровольцами из местных жителей?

- А как же, в 1941-1942 гг. постоянно с татарскими националистами воевали. И был вот такой Раимов, он окончил Мюнхенскую разведывательную школу, его лично Гиммлер наградил Железным крестом и благословил на борьбу с крымскими партизанами. И действительно, он создал такой батальон, страшный, постоянно нападал на нас. Пришлось нашей группе с ними столкнуться: нас было человек 10, не больше, вдруг видим, как они целым батальоном идут по дороге, по-татарски говорят. Мы им в середину как дали, видим, как они валятся. Минуты две держали их под непрерывным автоматным огнем, потом татарские националисты начали бежать, но через какое-то время открыли по нашим позициям сильный пулеметный огонь. Но было слишком поздно, мы уже отступили. Позже Раимов пришел в себя, понял, что Победа будет наша, тогда он послал к командиру Южного соединения Македонскому посланника, мол, что он хочет прийти в лес и искупить свою вину кровью. А был такой приказ, чтобы всех принимать, а потом уже разбираться, кто есть кто. Пришел он, сразу начал просить:

- Вы мне дайте задание, я обязательно его выполню!

И однажды Македонский говорит:

- Вот тебе, пожалуйста, задание. Надо пойти в Северное соединение, взять там оружие: винтовки и пулеметы и принести к нам. Так что бери своих кунаков и туда.

Пошли они туда, там их уже ждали, заранее окружили на определенной поляне, и крикнули:

- А ну бросай оружие!

Те смотрят кругом, окружены, побросали оружие. Сразу их посадили в самолет и на Большую землю. Там Раимова за его зверства повесили, остальных расстреляли.

Вот я до сих пор удивляюсь, почему греков выслали, они все были на нашей стороне, воевали отлично, просто прекрасно, у меня в отряде столько греков было. Это Берия наделал дел.

- Со вшами проблемы были?

- К сожалению, да. Причем сам не знаю, наверное, на нервной почве, потому что мы и мылись, как-то помню, в 1942 г. мы только помылись, стоим еще голые. И в это время румыны атакуют, тогда мы, как были голые, схватили автоматы и в атаку. Румыны как посмотрели, перепугались, и давай удирать, думали, какие-то психи на них бегут.

- Сколько крымских татар было в вашем отряде?

- Человек 11: Зейтуллаев Осман, 1905 года рождения, крестьянин, в армии был артиллеристом, зачислен 28.10.1943 г. в д. Биюк-Янкой, член ВКП (б); Тогунджи Саледин, был в хозчасти, зачислен 28.10.1943 г. в д. Биюк-Янкой; Меметов Эвель, 1922 г., зачислен 28.10.1943 г. в д. Текунда( позже он дезертировал из отряда); Суюнов Энпан, 1920 г., зачислен 28.10.1943 г. в д. Текунда; Тохтаров Энвер, 1922 г., зачислен 28.10.1943 г. в д. Текунда; Меметов Байран, 1921 г., зачислен 28.10.1943 г. в д. Текунда; Османов Халил, 1919 г., зачислен 28.10.1943 г. в д. Текунда; Бекиров Реза, 1923 г., зачислен 28.10.1943 г. в д. Текунда; Измайлов Нафаил, 1918 г., зачислен 28.10.1943 г. в д. Текунда; Сеид Мемет, 1896 г., зачислен 28.10.1943 г. в д. Пойляры. И самым активным был разведчик Чабанов Осанн, воевал он отлично. Но все-таки большая часть воевала против нас. Расскажу еще такой случай: в 1943 г. пришла в штаб радиограмма о том, чтобы мы эвакуировали семью Героя Советского Союза Амет-хана Султана. Направили для этого дела нас 8 человек, в том числе меня. Когда мы пришли к его семье и показали фотографию, то мать распустила волосы и начала кричать: "Гяур! Гяур!" Сестра Амет-хана бросилась мать успокаивать, а нам сказала:

- Вы подождите, мы подумаем.

А когда мы отошли в сторону яйлы переночевать, себе на ус намотали, что если бы они нас сдали немцам, то те окружили нас и захватили бы обязательно. Но тут пришли татарские националисты и кричат:

- Вы окружены, сдавайтесь! - Тогда мы с помощью автоматных очередей и гранат прорвались и ушли в лес, где доложили о произошедшем Македонскому. Тот сразу приказывает радисту:

- Леша, давай радируй. - И в резкой форме было радировано на Большую землю о произошедшем. Мы еще удивились, почему так резко, но Македонский нам сказал, как отрезал:

- Так надо!

Брат Амет-хана Султана был полицейским, вроде как с подпольщиками был связан, но вот об этом не говорят сейчас, хотя я точно знаю, что сестра Амет-хана работала в СД то ли переводчицей, то ли машинисткой.

- Как складывались отношения с бывшими добровольцами?

- К 1943 г. у нас уже много было таких, кто успел послужить полицаем, а потом пришел в лес. Осенью 1943 года, когда наши войска начали бои за Армянск, и стало очевидным, что полуостров вот-вот освободят, в лес массово хлынули добровольцы, полицаи, жители окрестных сёл, с Большой Земли стали возвращаться те, кто улетел в 1942 году. В моем отряде был в отряде хороший парень Василий Туркалов, у него противотанковое ружье было. Он как с него выстрелит, так потом на отдачу жалуется, потому что здорово в плечо бьет. Туркалов раньше был полицаем у немцев, поэтому я специально назначил его начальником штаба, чтобы знали все, что мы понимаем, пусть он даже был полицаем, но у нас он находится на высоком посту. И вот он мне и говорит:

- Слушай, командир, а мне за старые грехи ничего не будет?

- Ты же воюешь, - говорю ему прямо, - конечно, ничего не будет!

Какой я оказался наивный, но я так и думал, откровенно говоря. Я уже говорил, что был такой майор Гвалия, он охранял у немцев железную дорогу, а когда петух ему клюнул в одно место, он понял, что бесполезно за немцев сражаться, только тогда пришел в лес. И Берия грузин как положено на службу вернул, а нашим украинцам и русским, которые были полицаями и добровольцами, их всех посадили.

Но нельзя сказать, что садили так уж совсем безвинных. У меня в отряде был Николай Бойко-Баев, я у него еще в начале поинтересовался:

- Чего ты сейчас Баев, а пришел к нам как Бойко? - Он объяснил:

- Дело в том, что немцы к украинцам благонадежно относятся, вот я и решил фамилию изменить.

И оказалось, что он такой предатель, негодяй из негодяев, в ростовской тюрьме он служил в зондеркоманде, и, когда немцы отходили перед нашими войсками, эти сволочи из зондеркоманды врывались в камеры, вытаскивали оттуда военнопленных, заставляли копать яму, и там и расстреливали. Кое-кто догадался, что вытаскивают из камер не просто так, и не хотели выходить, так этот Бойко врывался в камеры и прямо там из автомата военнопленных расстреливал. И, кстати говоря, у меня в отряде в течение полумесяца работали работники СМЕРШа, и проверяли каждого в отряде. Так Бойко арестовали сразу же в первый день, комиссар Андрей Сермуль пошел его выручать, потому что Бойко действительно был хорошим командиром, бывало придешь к нему во взвод, он как отдаст команду "Смирно!" и докладывает по всем воинским правилам. Но там Сермулю говорят:

- А что, вы комиссар, хотите рядом с ним сесть? Мы это можем, вы же пришли выручать негодяя из негодяев!

Был у меня и Женя Туркалов, его убил его же родной брат Туркалов, потому что он был большим подлецом, его и так сразу бы арестовали. Он в оккупации убил лесника, который ему браконьерствовать мешал, и вообще по душе нехороший был.

- С питанием ситуация к 1942 г. не улучшилась?

- Нет, продолжало быть очень тяжело. У Макарова в отряде большинство уже умерло, сам он стал начальником штаба, Макаров немножко выпивал, приходил к нам в отряд и просил все спирта, мы давали, он выпивал. А алкоголики ведь больные люди, так он прятал от Северского бутылку, и порой говорил:

- Товарищ командир, что-то живот заболел, разрешите, я в кусты побегу?

- Давай. - Он побежит, и выпьет из фляжки, Северский как-то унюхал и набросился:

- Ты что, водку пил или срал?

Нашей группе помогало то, что в ней находился отличный охотник Лаврентьев, он даже как-то умудрился лягушку сварить - однажды набрал лягушек, ел и нас угощал, приговаривая:

- Итальянцы жрут лягушек, следовательно, и мы можем есть.

В другой раз Лаврентьев принес обделанную тушу, сказал, что козла убил, мы поели, в конце он обтер губы и сказал:

- Все, больше выть не будет.

- Что значит выть? - удивился Грузинов.

- Да собака у старых казарм вечно воет, теперь не будет.

Ну, тут мы на него набросились:

- Какой же ты мудак, не мог сразу сказать, что мы собаку ели?

Но голод продолжался и зимой 1942-1943 гг. Собралась у нас группа во главе с Шуваловым и Бережновым, Шувалов был настоящим следопытом, можно выразиться. В феврале 1943 г. мы пошли в совхоз, где разводили коней. В группу входили: Шувалов М.М., Бережнов А.Ф., Вихман А.А., Дементьев Н.И., Грузинов Г., Леонтьев С., Полежченко А.С., Пономарев Б., Кособродов К., Бондаренко И., Сомолка Б., Сермуль А.А., Кодаев П., Крапивский И.В., казах Утмашев и Уманский И.

Пришли мы в колхоз, на левой стороне в 200 метрах стояли румыны, а конюшни их на правой стороне. В селе светло от огней домов, мы решили пробраться в дома, покушать хоть, поспать нормально. Но Шувалов сразу говорит:

- Вы что, с ума, что ли, сошли? В 12 километрах немецкие части в Бахчисарае, вас всех наутро перестреляют как куропаток!

Тогда мы вошли в конюшню, где конюхи для нас отобрали 21 лучшую лошадь австрийской породы, и сказали нам:

- Вы нас свяжите и кляп нам в рот вставьте, иначе нас расстреляют за помощь партизанам!

Мы их аккуратненько связали, положили на пол конюшни, сели на коней и аллюр три креста. Нам повезло, что как-то не встретились нам на железной дороге посты, и когда за конями шли, и когда с ними возвращались. Когда вышли на опушку леса, сразу одну лошадь убили, крови напились, от нее сразу подъем сил идет. Быстро разделали лошадь, нагрузились вещмешками, и пошли в лес. У расположения отряда видим, что постовой Степан Карасдаев обнял дерево, его можно было стукнуть, и он упал бы и не поднялся. Голод был. Раскрыл я перед ним свой мешок, он весь затрясся, как увидел мясо, я его предупредил:

- Степа, осторожно, а то умрешь от переедания!

Но он, конечно, все равно много съел. Только к 1943 г. с питанием стало получше, мы постоянно отбирали продовольствие у немцев, кроме того, начали летать над нами самолеты и бросать гондолы на парашютах. Причем о прилете самолетов нас заранее предупреждали радиограммой на имя Македонского, в определенном месте мы ждали. Но было и такое, что при выброске продукты повреждались, особенно когда мешки с сухарями сбрасывали. Он летит как бомба, свистит страшно, не дай Бог попадешь, убьет на месте. А когда на землю падает, сухари все рассыпаются. Оружие стали на парашютах сбрасывать. Было и такое, что летчики в другое место, чем оговоренное сбрасывали. Бывало, татары-националисты брали, и однажды, я хорошо помню, связного выбросили на парашюте в зимнее время, он попал на сук. У него была шуба, и распороло ему все страшно, он умер мучительной смертью. А мы искали его, потому что получили до этого радиограмму о том, что его сбросят. И увидели только такую страшную картину.

- Как бы Вы оценили комиссара отряда Андрея Сермуля?

- Очень высоко, он начал партизанить с первых дней. Он мотоциклист, в лес приехал на собственном мотоцикле. В первый же день своей партизанской жизни я подружился с Андреем Сермулем. Он был в отряде с истребительного батальона. Но пацан пацаном. Увидел мою бескозырку и предложил меняться. Он мне теплую шапку, а я ему свою бескозырку. На дворе ноябрь, холодно, я не задумываясь, согласился. Надел его шапку и так тепло стало. На следующее утро смотрю, идет Андрей, на голове платок, а сверху моя бескозырка. Кто бы мог подумать, что придет время, и я стану командиром самого крупного в Крыму партизанского отряда, а Андрей его комиссаром.

Позже Андрей рассказал мне свою историю - он был сыном латышского каторжанина Андрея Сермуля, которого еще в 1907 году за революционную деятельность царь сослал в Сибирь. После падения царского престола латышская диаспора переманила больного революционера вместе с семьей в Крым. И вот 25 июля 1941 года газета "Красный Крым" поместила короткую заметку: "Рабочий мастерской Симферопольского автомотоклуба комсомолец Андрей подал заявление в горвоенкомат. В нем он горячо просит послать его в действующую армию:" Тогда, в июле 1941 г. военкомат принял заявление молодого электрика, но вместо передовой Андрея отправили с мотоциклом в 3-й партизанский отряд.

- Как обстояло дело с медобслуживанием в отряде?

- Хорошо, могу сказать, что был у меня в отряде отличный фельдшер. Как-то у нас одному партизану оторвало пальцы, я к фельдшеру:

- Надо что-то придумать.

- Сделаем, командир.

Врезал раненный стакан самогонки, фельдшер тем временем ножовку завел, и ее самогонкой промыл, все в порядке. Раненный стиснул зубы, хотя и принял стакан самогонки, ведь больно же, по живому. Но зато операция прошла успешно, и дальше раненный воевал.

- Как поступали с пленными немцами?

- Мы в плен не брали, куда с ними возиться. Как-то во время боя взяли немца, так получилось, что мы отсекли его от основной массы немцев, у меня же в отряде был хороший переводчик, но немец сам сразу заявил: "Коммунист! Я коммунист!" Начал плести какую-то чушь, я и не прислушивался, ведь у нас он вынужден был коммунистом представляться. Куда его девать?! Тоже вынуждены были расстрелять.

- С особистом как сложились отношения?

- Был у меня на этой должности майор Уткин, когда пришел в лес к нам, посмотрел, что я молодой, комиссар еще моложе меня, и хотел власть взять в свои руки. Но у него ничего не получилось, мы упорно держались. А однажды, он познакомился с женщиной в лагере, с ней отдыхал в шалаше, они топили в землянке буржуйку, и Сермуль высыпал на печку целую кучу патронов. Как пошли патроны взрываться, они вылетели из землянки как снаряды из пушки. И с тех пор он понял, что с нами шутить нельзя, а лучше дружить. Да и работы в самом отряде ему было не так много - у меня дезертиров почти не было, все были преданные люди. Он в основном занимался работой с агентами в оккупированных деревнях. Не скажу, что он был хорошим работником, была у него какая-то такая наклонность урвать, где что плохо лежит. Он после войны сразу стал начальником Симферопольской тюрьмы, это уже характеризует человека.

А вот наша армейская разведка ушами не хлопала один боец, грек Григорий, рассказал мне такой случай. Он в оккупации делал сапоги, и как-то к нему пришел немец, попросил сапог отремонтировать, и, посмотрев на работу, сказал:

- Гут, гут, - а ему Григорий отвечает:

- Гут, гут, был бы "гут", если бы я тебе эти гвозди в задницу заколотил!

Немец посмотрел на него внимательно, и на чистом русском говорит:

- Ты, дурак, скажи спасибо, что я русский офицер (это оказался наш разведчик), а то бы тебе эти гвозди самому заколотили!

- Как складывались взаимоотношения с местным русским населением?

- По-разному, в основном хорошо, но и предателей хватало. У меня сохранилось донесение особо уполномоченного о разведке партизанок Усовой и Федченко, я сейчас вам об этих мытарствах расскажу. Мы 3 апреля послали их в разведку в д. Кисек-Аратук. Староста в деревне указал на них приехавшим по продобменным операциям немцам, сообщил, что они партизанки, шли в лес, и написал донесение в гестапо, отдал их двум немцам - отвезти в Симферополь. Как рассказывали разведчицы, немцы сообщили им дорогой, чтобы те не боялись, что немцы не воюют с женщинами, что если бы на их месте были румыны, то сдали бы их в гестапо, но они немцы не жандармы, а выдали девушек русские. Они завезли женщин в совхоз "Залесье", достали продуктов, предложили хорошо питаться, а к вечеру приготовить ужин. Немцы съездили в Бор-Чокрак в свою часть, а вечером вернулись ужинать и ночевать в Залесье. Спали в одной комнате. 4 апреля, после завтрака немцы доставили немцев до Симферополя, где дали с пуд картофеля. В 12 часов дня они заехали за ними и поехали в Константиновку менять керосин, а женщины - вещи на продукты. Вечером все опять поехали ужинать и ночевать. Утром 5 апреля немцы опять довезли женщин до города, остановились у родственников доктора Михайленко П.В., где завтракали с теми же немцами. Расстались друзьями. И представьте себе, 7 апреля по доносу хозяйки Федченко и Усову арестовывают и ведут в полицию, требуют документы. Там разведчицы сослались на друзей-немцев, что они с ними приехали, тогда в полиции отпустили Усову привести немцев - свидетелей. Она упросила одного немца офицера из присматривавших за военнопленными сходить в комендатуру, и поручиться за них. Наконец их отпустили, и они 8 апреля пришли в Константиновку, но один мужчина указал стоящим там немцам, что они партизанки. Немец ударил Усову по голове, но та не растерялась и напомнила предавшему, что он видел ее с немцами, что они не партизанки, только тогда их отпустили. Они пошли дальше. Просидели до ночи в кустах по дороге в Джалман и утром 9 апреля пришли в лагерь группы, а к вечеру в лагерь отряда. Вот так тоже было на оккупированной территории.

- Как изменились настроения в партизанских отрядах с начала войны к 1943 г.?

- Изменились, и сильно. В 1941 и в 1942 гг. было тяжело, а дальше уже хорошо. И немцы даже уже сообразили, что им победы не видать, и татары тогда к нам перебегать начали.

- Как организовывались мирные лагеря?

- Специально никто ничего не организовывал, мирные жители сами приходили, мне докладывают, что идет такая-то деревня, и я всегда их встречал. Садился на коня и с ординарцев ехал навстречу. В итоге в лагере собрались в основном жители деревень Тавель, Пойляры, Константиновка, Эки-Таш. И все время прочесов мы не допускали, чтобы немцы наткнулись на мирный лагерь.

- Как обстояло дело с одеждой в партизанском отряде?

- Были большие трудности, особенно не хватало обуви, поэтому носили постолы, а они зимой крайне неудобные, ибо скользкие очень. Многие к концу оккупации ходили в немецкой форме. То же самое с трофейным оружием - у меня на левом плече всегда висел немецкий автомат. И спал я зимой на ветках, летом в плащ-палатке, тогда не замечал ничего. Был такой разведчик дядя Гриша Рябошапка, так он всегда перед сном долго мостился, я ему как-то говорю:

- Ну, чего ты все мостишься, ложись спать давай?

- Вот доживешь до моего возраста, тогда поймешь.

И сейчас я его действительно понимаю. Как-то раз я так лег, утром проснулся, стучу, чтобы открыли тебе проход из шалаша или землянки, так как много снега навалило. Поэтому обморожений у меня было много, уши, к примеру, у меня белые становились, мне их снегом как взялись натирать, когда я к ушам потянулся. Иначе сломал бы себе уши, такие они у меня белые стали. Ноги также отморозил себе во время отступления, ведь был в бескозырке.

- Какое было отношение к Сталину, партии?

- Мы были убеждены, что мы победим, в то время к Сталину было очень хорошее отношение. И когда в атаку шли, мы обязательно кричали: "За Сталина! За Родину! Вперед!" Под Одессой мы так кричали: "Полундра! За Родину, за Сталина вперед!"

- Как приняли участие члены Вашей семьи в Великой Отечественной войне?

- У меня было 2 брата: Петр и Илья, и 7 сестер. Я до начала войны был в отпуске, все братья уже служат. Старший брат Илья в первый дни войны погиб под Смоленском. Петр был тяжело ранен, у него не работала левая рука. Так что чести семьи никто не посрамил.

- Как бы Вы оценили Вашего боевого товарища Грузинова?

- Жора в 1943 г. был командиром 3-го партизанского отряда. Боевой товарищ, очень. Он постоянно выходил на железную дорогу и пускал под откос составы. Горячий.

- Женщины в отряде были?

- Да, мы хорошо к ним относились, были поварихи и разведчицы, которые ходили в город. Работали замечательно, и в моем отряде такого понятия как ППЖ не было. Может, кто и гульнул на стороне, всякое бывает, но специально не было.

- Вы не назовете имена тех, кто погиб в партизанском отряде?

- Конечно, и расскажу о каждом: Браженко Н.Ф., 1906 года рождения, колхозник, зачислен в отряд 28.10.43 г. в д. Тавель, погиб 08.02.1944 г.; Макриди Н.Н., 1920 г., колхозник, зачислен в отряд 28.10.43 г. в д. Тавель, погиб 02.04.1944 г.; Лещенко И.А., 1889 г., кузнец, зачислен в отряд 28.10.43 г. в д. Тавель, погиб 08.02.1944 г.; командир взвода Туркалов П.Д., 1921 г., рабочий, зачислен в отряд 28.10.43 г. в д. Тавель, погиб 07.02.1944 г.; Дахнов П.И., 1926 г., колхозник, зачислен в отряд 28.10.43 г. в д. Эки-Таш, погиб 19.12.1943 г.; Рагулин И.Б., 1914 г., рабочий, зачислен в отряд 28.10.43 г., из г. Симферополь, погиб 02.04.44 г.; Шлапак А.П., 1909 г., колхозник, зачислен в отряд 02.12.1943 г. в д. Константиновка, погиб 08.03.1944 г. (ему татары глаза вырвали, страшное дело); Машинов Н.Я., 1923 г., зачислен в отряд 02.12.1943 г. в д. Эки-Таш, погиб 09.12.1943 г.; Колин И.Б., 1914 г., зачислен в отряд 16.12.1943 г. в д. Мамут-Султан, погиб 02.04.1944 г.; Почиди И.Г., 1915 г., колхозник, зачислен в отряд 28.10.1943 г. в д. Эки-Таш, погиб 14.04.1944 г.; Максутов Т.Д., колхозник, зачислен в отряд 28.10.1943 г. в д. Тавель, погиб 08.02.1944 г.; Литвинов А.М., 1916 г., колхозник, зачислен у горы Узум-Куран, погиб 07.12.1943 г.; Федя-Чех, бывший солдат Чешской дивизии, зачислен у горы Узум-Куран, погиб 07.11.1943 г.; Василенко Илья, бывший доброволец, из г. Симферополя, погиб 07.11.1943 г.; Боец Лендаров Г.К., 1928 г., погиб 08.02.1944 г.; Боец Сараглы Ф.Д., 1928 г., погиб 08.02.1944 г.; Боец Макриди С.Г., 1918 г., погиб 08.02.1944 г.; Пищенко А.А., 1925 г., погиб при невыясненных обстоятельствах. Вот они, все 18 ребят.

- Как вели себя немцы на оккупированной территории?

- Сейчас кое-кто утверждает, что немцы вели себя в Крыму хорошо. Наглое и подлое вранье! Я, еще будучи командиром в отряде, расспрашивал бойцов о немецких зверствах. Вот далеко неполный список их "художеств". В д. Тавель немцами были убиты: Богуславцева Татьяна, беспартийная колхозница, и ее дочь Нина, учащаяся, были повешены в городском саду г. Симферополя; Браженко Вера Георгиевна, член ВКП (б) и председатель колхоза, была арестована в 1941 г. и не возвратилась. В д. Эки-Таш: семья колхозников Апостилиди: Анастас (1898 г. рождения), София (1902 г.), Зоя (1931 г.), Паша (1931 г.), и беспартийная колхозница Литвиненко Раиса (1912 г.) были сожжены заживо в подвале дома в 1943 г.; беспартийный колхозник Негрибецкий Георгий расстрелян в 1943 г.; Мазниченко Евдокия Моисеевна расстреляна в 1943 г.; беспартийная семья колхозников: Сморщиковы Василий Тимофеевич и Анисия Георгиевна расстреляны в 1942 г.; Матвеев Василий Васильевич, член ВКП (б) и председатель колхоза, был арестован в 1941 г. и не возвратился. В д. Абдуга (в районе Лесного Кордона): семья лесника Кособородова: сам Иван Иванович, его жена и внучка расстреляны в 1941 г. В д. Пойляры: Рязанцева Екатерина Николаевна, сестры Пустовойт Клавдия и Александра были арестованы в 1941 г. и не вернулись; Макриди Павел Семенович и его дочь Софья были расстреляны; лесники Чунгуровы Георгий и Владимир также расстреляны. В д. Суат (в районе Лесного Кордона): лесник Кособородов Яков и его жена расстреляны в 1941 г. Их выдала предатель Клименкова. В д. Гапка (в районе Лесного Кордона): лесник Рябошапко Семен и семеро его детей в 1941 г. расстреляны в г. Симферополе.

- Как Вы были награждены за участие в боях?

- Приказом Буденного я был награжден Орденом Боевого Красного Знамени, потом 2 Орденами Отечественной войны 2-й и 1-й степеней, вручили мне словацкий орден, потому что в отряде было несколько словаков, в том числе Уразжак, он орден и привез. Также я получил медали "Партизан Великой Отечественной", "За оборону Севастополя".

- Как Вы встретили 9 мая 1945 г.?

- Все очень радовались, была большая радость. В Симферополе организовывали вечер Победы.

После освобождения Симферополя комиссар Сермуль и я стали заниматься документацией, отчитываться о проделанной в партизанах работе, а рядовой состав пошел в армию, они и штурмовали Сапун-Гору. Я, конечно, не полководец, но мое убеждение таково: глупо было в лоб атаковать, там очень много людей погибло, надо было обойти ее. И все было бы в порядке. А так многие мои ребята сложили свои головы на Сапун-Горе.

Оказалось, что еще 14 марта 1944 г. меня как командира партизанского отряда представили к воинскому званию "старший лейтенант", но Приказом ГУК НКО СССР Т 01319 от 06.04.44 г. мне было присвоено воинское звание "младший лейтенант". Об этом мне сообщили в военкомате. Дело в том, что меня назначили заместителем управляющего треста по оказанию помощи семьям погибших воинов. На этой работе я с ясностью понял, что легче быть начальником, чем заместителем, а я воевал, и больше ничего не знал, а он мне все пишет: "К исполнению". Я чердак чешу, что делать, как исполнять, тогда я пришел к Никанорову Василию Ивановичу и говорю:

- Я пошел воевать.

- Ты что, еще не навоевался?

- Да ничего, так уж сложилось у меня.

Но потом Ковтун Петро меня словил в коридоре, как раз татар выслали, людей не хватало, и он просит:

- Коля, давай пойдем к Кобзареву Петру Васильевичу, направим тебя в г. Бахчисарай председателем райпотребсоюза.

Мне 23 года, что я знал о такой работе? Там ведь и молоко, и яйца, все-все-все. Ну ладно, пошел, Кобзарев мне говорит:

- Дементьев, слушайте внимательно, если вы с работой не справитесь, то мы вынуждены будем вас освободить, не обижайтесь. Я уважаю вас, вы заслуженный товарищ. Но надо работать.

А я пришел туда, и так мало чего соображая, бухгалтер Александра Михайловна быстро поняла, что я не понимаю многого, стала помогать. Моргунов был председателем горисполкома, я начал правления проводить, все честь по чести, он приходит и говорит:

- Ты смотри-ка, как ты натренировался!

У меня была заготконтора, где всегда капал самогон, но хотя такой ядреный, по 60 градусов, Моргунов у меня все по телефону просил, чтобы я ему бутылек присылал. Я даю человеку от него, тот огородами прячется и идет в горисполком, но все равно в итоге агитка по пьянству вышла.

Андрей в армию ушел, в свою латышскую дивизию. Кадровики вспомнили, что он латыш. Тем временем в Крыму начались большие перемены, при мне выслали болгар, греков, армян. Среди них было много моих товарищей: Македонский, Чусси и многие другие. Обо всем этом старались между собой не говорить. Многих партизан арестовали. Получил срок мой начальник штаба Туркалов.

В это время Луговой сумел договориться с Командующим Черноморского флота адмиралом Октябрьским о награждении оставшихся в Крыму партизан орденами и медалями. Своим приказом Октябрьский мог награждать от медали до ордена "Красного знамени". Поскольку списки составлял Луговой, туда попали преимущественно люди из Северного соединения, работники обкома партии, которые сидели в Краснодаре и Сочи. Мне тогда дали орден "Отечественной войны".

Наш комиссар Никаноров Василий Иванович стал секретарем Крымского обкома партии. Как узнаю, он "враг народа". Арестован. Потом неожиданно, " по просьбе трудящихся", перестали платить за ордена. А 9 мая стал обычным рабочим днем, если и вспоминали его как "день Победы", то не официально. Крымские партизаны, вообще держались скромно и старались о себе не напоминать. Кто такой партизан в те годы? Прежде всего, это человек, "находившийся на оккупированной территории". Потом каждый из партизан или был в окружении, или в плену, или "отсиживался" при немцах и только потом пошел в лес... В общем, что-то было на каждого. С крымскими партизанами и вовсе было не понятно. Если ковпаковцы или белорусские партизаны ходили с гордо поднятой головой, ты мы считались без вины виноватые.

Вспоминать о нас стали только к двадцатилетию победы. Стали организовывать встречи, устанавливать памятники, о своей причастности к партизанам заговорил едва ли не каждый, кто находился в те годы в Крыму. Годы шли. Я жил в Крыму, начал работать заместителем директора престижного санатория. Часто приезжали в гости мои боевые товарищи. Отслужив в армии, вернулся в Симферополь Андрей Сермуль. Перебрался в Симферополь и я. Получил квартиру в, так называемом, "партизанском" доме: моими соседями стали Сорока Н.О., Клемпарский Н.А., Самойленко М.Ф.

Иногда я ходил на заседания секции партизан. Страсти там кипели не шуточные. Постоянно схватывались сторонники Давыдкина, как правило, бывшие военные и сторонники Лугового. Схватки были такие, что ни какого здоровья не хватит. Я в эти баталии не встревал. Были и другие "бои местного значения", как-то Киселев Евгений Данилович, поставил на место Клемпарского. Оказывается, когда Киселев был комиссаром Джанкойского партизанского отряда, он захватил Клемпарского и еще пару полицаев в плен. Уже собирались расстрелять их, как, откуда ни возьмись, появился Луговой. А он с Клемпарским вместе в Зуе работал. Вот он и забрал его с собой. А те двое других полицаев ночью убежали. Клемпарский же эту историю скрыл и повсюду о себе совершенно другое писал, вот Киселев ему и напомнил. А потом начались у него события в партизанах. В 1943 г. Луговой даже назначил Клемпарского комиссаром отряда. Так во время прочеса, когда ранили его командира Ваднёва, он его бросил. Так бы Ваднёв и погиб, если бы не его будущая жена, которая, сама девчушка, закидала его листвой и рядом легла, а потом, уже после того, как каратели прошли буквально в метре, дотащила его к нашим. Андрей бы меня никогда не бросил!

Читаю сегодня все, что написано о крымских партизанах. К сожалению не всё нравится. Кто привирает, кто поёт с чужого голоса. Иные книги не мемуары, а прямо песня "у самовара я и моя Маша". Интересно, конечно.

Интервью и лит.обработка:Ю. Трифонов

Наградные листы

Рекомендуем

Мы дрались против "Тигров". "Главное - выбить у них танки"!"

"Ствол длинный, жизнь короткая", "Двойной оклад - тройная смерть", "Прощай, Родина!" - всё это фронтовые прозвища артиллеристов орудий калибра 45, 57 и 76 мм, на которых возлагалась смертельно опасная задача: жечь немецкие танки. Каждый бой, каждый подбитый панцер стоили большой крови, а победа в поединке с гитлеровскими танковыми асами требовала колоссальной выдержки, отваги и мастерства. И до самого конца войны Панцерваффе, в том числе и грозные "Тигры",...

22 июня 1941 г. А было ли внезапное нападение?

Уникальная книжная коллекция "Память Победы. Люди, события, битвы", приуроченная к 75-летию Победы в Великой Отечественной войне, адресована молодому поколению и всем интересующимся славным прошлым нашей страны. Выпуски серии рассказывают о знаменитых полководцах, крупнейших сражениях и различных фактах и явлениях Великой Отечественной войны. В доступной и занимательной форме рассказывается о сложнейшем и героическом периоде в истории нашей страны. Уникальные фотографии, рисунки и инфо...

История Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. в одном томе

Впервые полная история войны в одном томе! Великая Отечественная до сих пор остается во многом "Неизвестной войной". Несмотря на большое количество книг об отдельных сражениях, самую кровопролитную войну в истории человечества не осмыслить фрагментарно - лишь охватив единым взглядом. Эта книга ведущих военных историков впервые предоставляет такую возможность. Это не просто летопись боевых действий, начиная с 22 июня 1941 года и заканчивая победным маем 45-го и капитуляцией Японии, а гр...

Воспоминания

Показать Ещё

Комментарии

comments powered by Disqus