19264
Пехотинцы

Бабак Виталий Игнатьевич

Я родился 22-го апреля 1921 года в селе Чапаевка Золотоношского района Черкасской области.

Отец работал ветеринарным врачом, а мама занималась домашним хозяйством и воспитанием детей. Ведь нас в семье было четверо: два мальчика и две девочки.

До войны наша семья жила неплохо. Несмотря на то, что работал только отец, у нас всегда было что покушать. Мы ведь держали и корову, и поросёнка, и курей, я занимался разведением кроликов.

В начале 30-х годов в нашем районе стали проводить коллективизацию. Мне особенно запомнилось, как в нашем селе ломали церковь. Сверху сбрасывали огромные колокола, и они, падая, разбивались на большие куски. Церковь разрушили до основания, а на её месте построили двухэтажный дом культуры. Рядом с ним построили огромный стадион, строительство которого курировало непосредственно центральное партийное руководство Украины, лично Станислав Косиор и Пётр Постышев. Дело в том, что наш колхоз был «миллионером», и гремел славой на всю страну. В нашем селе построили школу-десятилетку, имелась свою электростанция и радиоузел, работали мельница и маслобойка. Даже ужасный голод 30-х годов нашего села не коснулся. Мы в то время переехали в Золотоношу, туда перевели на работу отца. В городе с едой было тяжко, так мы с братом ходили в село подкармливаться. Часто отец приносил домой бычьи, свиные или бараньи яйца, которые он вырезал животным в деревнях. Мама их обваривала, и мы с большим аппетитом их ели. А в самой Золотоноше много людей поумирало от голода. Я помню даже, как по городу ездила пожарная конка без насоса и подбирала трупы...

В школе я очень любил химию, у нас даже был кружок, где мы проводили разные опыты. Правда, до тех пор, пока я не испортил карбидную лампу преподавателю.

Я не помню, чтобы мы тогда задумывались о том, кем хотим стать. Мы как будущие солдаты ждали одного - призыва в армию.

В ноябре 1940 года меня призвали. Сначала на медкомиссии я чуть было не попал в танкисты, потом меня хотели направить в авиацию, а в итоге попал в пехоту. Меня вместе с моим школьным товарищем Иваном Бочко, направили в Рижское пехотное училище. Мы прибыли в Ригу спустя несколько месяцев после присоединения Прибалтики к Советскому Союзу. Я хорошо помню, что первое время мы даже получали стипендию латышскими деньгами.

С одноклассниками, 1940 год


Учились мы по высшему разряду. Ведь нам надо было показать латышам, что мы не щи лаптями хлебаем, а готовимся к серьёзным испытаниям. Хорошая казарма, отличное питание, самое современное по тому времени оснащение. Занятия с нами проводили очень подготовленные преподаватели. Особенно я запомнил учительницу немецкого языка Лабунскую Эльвиру Юльевну – единственную женщину в нашем училище. В 1986 году на встрече ветеранов училища я её встретил.

В училище нас учили тактике, строевой и огневой подготовке, топографии, химической защите. Училище было только сформировано и состояло всего из двух батальонов: 1-й, в котором я служил, состоял из ребят, призванных с Украины и России, а во 2-м служили исключительно латыши. Нашим батальоном командовали командиры из Союза, а латышами руководили их офицеры. Поначалу двор был разделён пополам более чем двухметровым забором, и нам было запрещено общаться с курсантами 2-го батальона. Учились и питались мы раздельно. Но примерно за два месяца до начала войны забор снесли, и нас перемешали.

1-го мая, после праздничного парада, нас отправили в летние лагеря, в город Саласпилс. Латыши заняли бараки, построенные латышской армией ещё до 1940-го года, а мы расположились в палатках. Там мы пробыли до 20-го июня. В этот день утром нас подняли по тревоге и пешим порядком отправили в Ригу. Мы дошагали до первого привала, и тут комиссар батальона созвал на партийное собрание всех коммунистов. Я тогда уже был кандидатом в члены партии, поэтому тоже принимал участие в собрании. Комиссар отвёл нас на несколько десятков метров от общей колонны, и сообщил, что мы идём занимать оборону в Риге, судя по всему, не сегодня-завтра начнётся война…

По своей воинской специальности, полученной в училище, я был наводчиком зенитного «максима». Он устанавливался на специальной треноге и был предназначен для стрельбы по воздушным целям. Мой расчёт из трёх человек расположили на башне бывшего президентского дворца на набережной. К тому времени по берегам реки уже разместили и зенитные орудия. В нашу задачу входила охрана мостов над Даугавой.

Башня королевского дворца в Риге, на которой расчет В.И. Бабака занял боевую позицию 22 июня 1941 года


22-го июня в 4 часа утра немцы совершили первый налёт на Ригу. Первая атака была отбита зенитчиками, немецкие лётчики побросали бомбы в воду и не причинили особого вреда коммуникациям. Но через полчаса враги зашли уже с другой стороны, попадая как раз в мой сектор стрельбы. Немцы шли нахально, на малой высоте. Я выпустил свыше ста патронов без перерыва, и вдруг один из бомбардировщиков задымил и рухнул в реку. Так в первые часы войны я сбил самолёт противника. Никакой награды я тогда не получил, да и не стремился к ней. Тогда было не до наград. Ребята потом рассказали начальнику училища полковнику Чистову о моей победе, он меня похвалил, вот и вся награда. (Выдержка из наградного листа на гвардии капитана В.И.Бабака от 18 июля 1944 года: «… Будучи курсантом Рижского пехотного училища при обороне гор.Риги 23-го июня 1941 года сам из станкового пулемета сбил немецкий самолёт, который упал в Даугаву, чем предотвратил бомбардировку железнодорожного моста» - прим.ред.)

Из своего первого расчёта я запомнил паренька по фамилии Буль, латыша из 2-го батальона. На встрече ветеранов училища в 1986 году его не было, мне сказали, что он погиб. (Выдержка из наградного листа, по которому командир роты 122-го стрелкового полка 201-й Латвийской стрелковой дивизии старший лейтенант Буль Виктор Андреевич был представлен к ордену «Красной Звезды»: «Старший лейтенант Буль В.А. служит в полку со дня его организации. Еще на Западном Фронте, под Наро-Фоминском и другими местами боёв, т.Буль точно выполнял приказы командования и доставлял ценные данные о противнике. Смелый и самоотверженный командир, своим личным примером вселяющий бойцам ненависть к врагу и презрение к смерти. Командуя ротой противотанковых ружей, в боях под деревней Туганово за высоту «Палец» его бронебойщики за 10-е и 11-е августа подавили до 5-ти огневых пулеметных точек и заставили замолчать 2 ДЗОТа. Во время атаки на неприятельские окопы 11 августа 1942 года тов.Буль был в передовых рядах атакующих, увлекая в бой товарищей и лично в траншее гранатой и пистолетом уничтожил 7 фашистов. Старший лейтенант Буль выбыл из строя, будучи тяжело ранен в грудь и область живота». 20 августа 1942 года старший лейтенант Буль В.А. умер от ран и похоронен в деревне Навелье Старорусского района Ленинградской области».Посмертно награждён медалью «За отвагу» - http://www.podvignaroda.ru/ )

Где-то в районе 12 часов дня наш батальон стали вывозить из города на машинах. Я ехал во второй машине, прямо за начальником училища, установив свой пулемёт на крышу грузовика для открытия огня в случае опасности. На вокзале нам выдали боеприпасы, и мы должны были двигаться в сторону Лиепаи. Но где-то по дороге наша колонна свернула не на ту дорогу и заблудилась. Пришлось разворачиваться и возвращаться обратно. Но едва мы вошли в город, как по нам открыли беспорядочную стрельбу из окон. Это были латыши, которые в скором времени встали под фашистские знамена и стали служить Гитлеру. Для нас этот огонь стал полной неожиданностью и нанёс нам первые потери. Было убито и ранено несколько человек. Я быстро перевёл пулемёт в боевое положение и открыл огонь по окнам, из которых по нам стреляли. Но из стоящего рядом двухэтажного деревянного дома мы так и не смогли выкурить противника. Тогда начальник училища полковник Чистов приказал подкатить сорокапятку. Несколькими зажигательными снарядами дом подожгли. На этом наша стычка с предателями закончилась. Но не закончились выстрелы в спину. На всём протяжении пути до Лиепаи нас обстреливали с латышских хуторов. Мы сначала бегали туда, искали стрелков, а потом махнули на них рукой.

Начальник училища генерал-майор Чистов (послевоенное фото)


Но пока мы дошли до Лиепаи, немцы уже высадили десант и окружили город. В кольце остался наш советский гарнизон. Нашей группе поставили задачу пробить коридор для окружённых частей. Несколько дней мы вели бои, в ходе которых нашим частям удалось вырваться из города. 26-го числа Лиепаю сдали, а нашу колонну отправили обратно в Ригу. К тому времени там уже вовсю хозяйничали будущие приспешники фашистов, айзерги. Они убивали наших солдат и командиров почём зря. Проезжая по улицам Риги, то тут, то там мы видели тела наших воинов… (Из воспоминаний Героя Советского Союза, командира роты 142-го ордена «Александра Невского» гвардейского стрелкового полка 5-й Орловской стрелковой дивизии 3-й армии 3-го Белорусского Фронта гвардии капитана Петра Степановича Черненко : «Ранним утром 22-го июня 1941 года курсанты Рижского военно-пехотного училища по тревоге были подняты «в ружье». Быстро оделись, взяли оружие и стремительно выбежали для построения. На плацу застыли в стойке «смирно» ровные колонны рот. Приняв рапорт дежурного, начальник училища подошел к строю и сообщил, что на нашу Родину напали немецко-фашистские захватчики.

Личный состав училища находился в полной боевой готовности. Ночью гитлеровцы массированно бомбили город. Курсанты тушили пожары, вызванные налетами вражеской авиации, и спасали военное имущество. Наутро весь личный состав училища был переброшен в тыл действующих войск, в район Даугавпилса и Шауляя, для борьбы с вражескими парашютистами и диверсантами. 25 июня 1941 года фашистские парашютисты высадились на шоссе в Ауце, нарушили связь с Лиепаей. Парашютисты-диверсанты гитлеровских войск и местные бандиты дезорганизовывали тылы отступающих частей РККА. Курсанты и местные отряды истребителей вели с ними ожесточенные бои.

Через четыре дня бои ушли уже в Задвижье. Гитлеровские войска подошли к побережью Даугавы, и здесь произошла ожесточенное сражение войск РККА с врагом.

В ночь на 30 июня 1941 года, наши отступающие войска заминировали старый Земгальский мост. Подрыв моста был произведен в момент, когда фашистские танки переправлялись через этот мост, и все они рухнули с моста. Вокруг бушевали пожары. Последние защитники покидали Ригу» - http://www.warheroes.ru )

Так, маршем, мы добрались до станции Дно Псковской области. Там нас погрузили в эшелоны и направили в город Стерлитамак, в Башкирию, заканчивать училище. Мне запомнилось, что там в реке была очень грязная вода, покрытая нефтяной плёнкой. Часто на занятиях нам приходилось проводить разведку с преодолением водной преграды. Так после таких учений мы долго не могли отмыться от нефтяных пятен.

В сентябре 41-го года нас выпустили, повесив нам по два кубика в петлицы. Я попал в распоряжение 361-й стрелковой дивизии, которая к тому времени существовала только на бумаге, находясь на стадии формирования. Но буквально за месяц наша дивизия обросла личным составом. До ноября мы потренировались в лагерях у деревни Сафарово под Уфой.

6-го ноября по тревоге нас погрузили в эшелоны на глухой станции Чишма и повезли в Ярославскую область. В городке Пошехново-Володарск мы продолжили учёбу. Вскоре пришёл приказ перебазироваться в Рыбинск. Там нас разместили в здании авиационного института на двое суток. А потом - снова эшелон, и станция Торжок Калининской области.

Прямо при выгрузке из стоящих рядом с вагонами деревянных ящиков раздали винтовки в сале, патроны и гранаты. На бойца выдали по 15 патронов, на ручной пулемёт Дегтярёва – по два диска. Со станции нам задали направление движения, и мы стали идти по следам отступающего противника. Последней точкой нашего перехода стали окрестности Ржева, мы остановились примерно в 12 километрах от города. Перед нами стояли три деревни: Медведево, Дубровка и Легостаево. А в стороне от них находилась деревушка Якимово, состоящая из двенадцати дворов, в которой мы и разместились. Командир батальона поставил моему взводу задачу – взять Медведево.

На улице стоит лунная ночь, а всё видно как на ладони. Наступать можно только по дороге, которую немцы расчистили от снега для себя. Вот по этой дороге мы и пошли в атаку. Главной ударной силой моего взвода был ручной пулемёт Дегтярёва. Мы завязали бой, и вдруг в горячке сражения я перестал слышать звук РПД. Подбежав к пулемётчику, я увидел, что оружие заклинило. Быстро разобрав пулемёт, я устранил неисправность – перекосило патрон, и сам стал вести огонь по скопившемуся у дороги противнику. Деревню мы, конечно, не взяли… Ведь это же просто смешно, пытаться взять укреплённый вражеский пункт силами тридцати человек! Немцы понастроили ДОТов, ДЗОТов, оборудовали под огневые точки избы. Вскоре к нам прибежал посыльный от комбата с приказом отойти на исходные позиции. По возвращении я получил указание размещать взвод по избам. Но к тому моменту все дома уже были заняты, мы еле смогли втиснуться в забитые нашими солдатами избы.

Утром всех разбудил крик какого-то солдата: «Немцы!». Две атаки мы отбили, а в третью немцы пустили 4 танка. А у нас ничего против них нет! Им не составило никакого труда ворваться на наши позиции, и устроить там кровавое месиво… Я с двумя бойцами-башкирами успел спрыгнуть в снежную яму у стенки сарая, которую выдуло ветром. Мы связали гранаты между собой, и только я привстал, чтобы посмотреть, куда пошёл танк, как меня что-то сильно толкнуло под локоть. Оказалось, за моей спиной ехала ещё одна вражеская машина, шарахнувшая по мне из пулемёта. Очередью мне перебило плечо, гранаты вылетели, хорошо, что я не успел их поставить на боевой взвод. Я приподнялся и увидел, как танки давят наших ребят в селе, а те, кто успевал спастись, бежали в сторону леса... Я спрятал раненую руку под полушубок, и тоже пошёл туда. Я не бежал, а именно шёл, в голове у меня царило какое-то безразличие ко всему происходящему… Так, не спеша, я дошагал до лесной чащи. Всех, кто смог уйти взял под свое командование комбат Богданов, он погиб в одном из последующих боёв. (По данным https://obd-memorial.ru капитан Иван Григорьевич Богданов умер от ран 28-го декабря 1942 года и похоронен в деревне Голенищево Овчинниковского сельского совета Молодотудского района Калининиской области, в могиле № 3).

В медсанбате мне наскоро сделали перевязку и сказали ждать эвакуации. И вдруг к палатке привезли тяжелораненого в живот комиссара полка. Его быстро перевязали и сказали двигаться дальше. Я стоял в полузабытьи у саней, прислонился к ним и сел. И тут кони двинулись, и я поехал вместе с комиссаром. Мы ехали всю ночь, утром добрались до полевого госпиталя. Оттуда нас погрузили в вагоны и отправили лечиться в Иваново. Там меня подлечили и уже должны были выписать, но тут по госпиталю объявили карантин – с фронта привезли солдата больного тифом. Так мы ещё месяц дурака валяли в госпитале. Кстати, во время лечения я встретил своего товарища Сергея Украинцева, с которым вместе учились в училище, только он был из 1-й роты, из солдат-старослужащих. Спустя месяц нас снова повели в баню, и снова объявили о продлении карантина. Ну, конечно солдаты болели тифом. Ведь пока мы в теплушках до Иваново доехали, столько вшей понабирали. Помню, в дороге мы снимали с себя нательное белье, подходили к буржуйке, стоящей в каждом вагоне, и прикладывали одежду швами к раскаленной печке. Слышно было, как эти паразиты трещали!

Фронтовой друг Украинцев С.Н., 1991 год


Вскоре нас перевели в карантинный госпиталь, из которого спустя две недели, всех выздоровевших отправили на Калининский Фронт. Там я получил назначение на должность командира роты в 183-ю дивизию, а мой товарищ Сергей Украинцев возглавил разведроту дивизии. Мы расстались, но ненадолго. Дивизионные разведчики выходили в поиски через позиции моей роты, и видно доложили обо мне своему командиру. Так он всегда через них передавал мне фляжку со спиртом. Нам – пехоте, сто грамм выдавали только в зимнее время, или перед наступлением, а у разведчиков доступ к водке был неограниченным, вот мой дружок меня и поддерживал. Однако сам Сергей стал злоупотреблять спиртным, и вскоре его сняли с должности командира разведчиков, и перевели в наш батальон старшим адъютантом. Днём он обычно пропадал в штабе батальона, а по вечерам приходил в мой блиндаж с фляжкой. Мы выпивали, а потом Сергей начинал рассказывать анекдоты. Вы себе представить не можете, сколько он их знал. (По данным http://www.podvignaroda.ru/ начальник 2-го разведывательного управления штаба 5-го Укрепленного района Калининского Фронта старший лейтенант Сергей Никитович Украинцев в сентябре 1943 года был награжден орденом «Красной Звезды» за то, что «13-го декабря 1942 года участвовал в штурме города Великие Луки в составе 1188-го полка 357-й стрелковой дивизии в качестве командира стрелкового батальона. Выполняя задание командования, преодолев полевые укрепления противника, со своим батальоном первым ворвался на окраины города и закрепился, чем дал возможность другим частям подойти и овладеть городом. В этом бою тов. Украинцев был ранен. 5 марта 1943 года, будучи начальником разведотделения 44-й Отдельной Лыжной Бригады, в районе города Лохня Калининской области, возглавляя разведгруппу, проник в тыл противника, где был обнаружен карательным отрядом. В результате боя лично уничтожил 6 гитлеровцев и без потерь вернулся в часть. 1 сентября 1943 года, являясь начальником разведотдела штаба 5-го Укрепрайона, участвовал в боевых операциях по отражению атак противника в районе дер.Горохово и сам лично захватил в плен одного гитлеровца, который дал ценные сведения. В боях за Советскую Родину тов.Украинцев 4 раза ранен». В мае 1945-го года Сергей Украинцев был также награжден орденом «Отечественной войны» I-й степени - прим. ред.)

С марта по июль мы просидели в обороне. Моя рота стояла напротив деревень Полунино, Бельково и Дешовка. Там немцы такую укреплённую оборону возвели, что даже после полномасштабной артиллерийской подготовки мы не могли её прошибить. Вы знаете, сколько наших людей погибло возле этого печально знаменитого Полунино? Немцы занимали позиции на укреплённых высотах, а мы наступали у них на виду, по щиколотку в болоте…

29-го июля 1942 года мою роту сняли с позиций и перебросили на левый фланг напротив деревни Глебово. А на следующий день началась Ржевско-Сычевская операция. В первый день операции моя рота пошла в атаку. Чтобы добежать до немецких позиций, нам нужно было преодолеть глубокий овраг и речушку, протекающую по его дну, а затем по крутому склону подняться наверх. Всё это время мы находились у немцев буквально как на ладони. Едва мы стали спускаться, как меня резко ударило по ногам. Несмотря на ранение я не оставил поля боя, продолжал руководить бойцами, и только после приказа командира батальона меня эвакуировали в тыл. Потом в дивизионной газете даже вышла небольшая заметка об этом.

Меня вывезли в полевой госпиталь, располагавшийся в здании бывшего санатория. Месяц меня лечили, но раны не заживали. Но я попросил главврача, чтобы меня выписали, и пообещал, что на передовой буду делать перевязки каждый день. И что вы думаете? Действительно, через две недели раны затянулись. Но в этом госпитале у меня произошло знакомство с лётчиком, тогда лейтенантом, Виталием Попковым. Ох, и босяк, что это был за босяк! В одном из боёв он был сбит, и сильно обгорел, особенно лицо и ноги. Но, несмотря на ранения, он был душой компании, всегда весел и бодр. Однажды мы играли в волейбол на стадионе, и вдруг видим, летит самолет У-2. Виталий уверенно сообщил нам: «Это Батя летит!» Мы побежали к самолёту, из него действительно вышел командир авиационного полка, прибывший для вручения Попкову ордена «Красного Знамени». Потом уже я узнал из газет, что мой друг и земляк по госпиталю стал большим и знаменитым человеком (Попков Виталий Иванович (1922-2010), лётчик-ас, дважды Герой Советского Союза, генерал-лейтенант авиации, в годы войны - командир звена 5-го Гвардейского Истребительного Авиационного Полка, командир эскадрильи 5-го ГИАП, прототип главного героя художественного фильма о лётчиках-истребителях «В бой идут одни старики» - командира эскадрильи Алексея Титаренко. Судя по хронологии событий, в рассказе В.И.Бабака речь идёт о награждении В.И.Попкова первой боевой наградой - орденом Ленина, полученной за подвиги, проявленные в боях на Калининском Фронте. Вот выдержка из наградного листа: «На фронтах Отечественной войны находится с мая месяца 1942 года. После окончания лётной школы тов.Попков свою боевую работу начал на самолета ЛАГГ-3 в 5-м ГИАП. За этот промежуток времени показал себя преданным Родине и отважным летчиком-истребителем. Боевая работа тов.Попкова проходила на Калининском Фронте, на участках Холмском, Великолукском, Ржевском и в районе 39-й армии. Проявил себя при штурмовке и бомбёжке опорного пунка противника в районе Нестерово, за что имеет благодарность от командующего 3-й ВА КФ. За время своей боевой работы тов.Попков совершил 88 боевых вылетов с налетом 93 часа, из них на штурмовку войск и аэродромов противника 11 вылетов, на разведку с фотографированием 7 вылетов, и за все вылеты доставлял командованию ценные сведения о местонахождении противника. Совершил 19 вылетов на сопровождение штурмовиков и бомбардировщиков, 1 вылет на сковывание аэродромов противника, 1 вылет на перехват самолета противника, 54 вылета на прикрытие своих войск и коммуникаций. Провел 13 воздушных боёв, в которых лично сбил 3 самолета противника типа Ю-88 и 1 МЕ-109, и два самолета противника сбил в групповых боях. Любое задание всегда выполняет с большим желанием» – прим.ред.)

После госпиталя я попал в 373-ю дивизию, стоявшую тогда в районе Вышнего Волочка на пополнении. В ноябре в районе реки Вазуза начались ожесточённые бои, в которых наша дивизия принимала участие. По приказу командования, мы сбили немцев с позиций, форсировали реку и заняли деревушку на левом берегу. 27-го ноября мы пошли в наступление на деревню Поздняково. До неё было всего около двухсот метров от леса, где мы стояли. Рота успела пробежать метров сто, немцы открыли огонь, и я почувствовал резкую боль в бедре. С поля боя меня вынес мой ординарец, притащил на перевязочный пункт. Потом меня отправили в полевой госпиталь, сделали операцию, но пулю так и не вынули. Я до сих пор ношу её в ноге. После операции я месяца три провёл в Арзамасе, в тыловом госпитале. (Из наградного листа на гвардии капитана В.И.Бабака: «…В ноябре 1942 года при наступлении на сильно укрепленный пункт немцев село Урдом за один день боёв со своей ротой освободил 5 населенных пунктов и этим самым расширил прорыв немецкой обороны. При взятии деревни Поздняково был тяжело ранен» - прим.ред.).

После выздоровления я снова прибыл в распоряжение штаба Калининского Фронта. И снова в новую часть. Дело в том, что выздоровевших командиров обычно направляли туда, где появлялись вакансии, а потому в свою дивизию редко можно было попасть. Только старшие офицеры попадали в свои части. Даже помню, что когда нас – лейтенантов, выписывали из госпиталя, то давали один документ на всю группу, а старшим офицерам выдавали индивидуальное направление.

Из штаба фронта меня направили командовать ротой выздоравливающих в батальоне 145-го запасного полка, который стоял тогда в Иваново. Мои знакомые места, я ведь тут лежал совсем недавно... Из 50 госпиталей, расположенных на территории Ивановской области, все выздоровевшие поступали в нашу часть. Мы их регистрировали, оформляли все необходимые документы, выдавали паёк, формировали группы и в сопровождении офицера направляли на фронт. У нас был свой штат офицеров – от лейтенанта до капитана, которые сопровождали команды на фронт. Многие из них сами напрашивались на сопровождение, ведь по дороге можно было заскочить домой, а иногда и дважды, на обратном пути. Но дело тут обстояло строго: если по дороге офицер терял из команды в двести человек одного-двух, то на это закрывали глаза и снова доверяли ему сопровождение. Если же в пути отбивалось больше, такой офицер уезжал на фронт со следующей командой уже в составе группы, как рядовой участник.

145 запасной полк, 1943 год Иваново


Что вы имеете ввиду, когда говорите «потерял»? Солдаты что, сбегали?

Ситуации бывали самые разные. Ну, например, эшелон остановился на какой-нибудь станции. Никто ведь не знает точно, сколько он будет стоять. Бойцы выходили из вагонов, кто за водой, кто ещё за чем. А поезд возьми да и тронься. Вот так и отставали. Потом они, конечно, добирались до своих частей, мы получали документы из штабов. А дезертиров я не помню.

Тринадцать месяцев я провёл на должности командира роты выздоравливающих. Потом написал рапорт командованию с просьбой отправить меня на фронт. Когда об этом узнал командир батальона, майор Николай Адрианов, он посоветовал мне поехать на Западный Фронт. Ведь я к тому времени почти всю войну провел в этой мясорубке под Ржевом. Там ведь погибло полтора миллиона наших воинов… Больше, чем под Сталинградом! Ни на одном участке фронта столько народу не погибло, как под Ржевом. Каждый шаг по ржевской земле – это могила…

В Зарайске, в штабе Западного Фронта мне выдали направление в штаб Одесского Военного Округа. Я и ещё несколько человек приехали в Одессу. Там нам уже раздали направления, кого куда. Я получил назначение в город Бендеры, начальником 4-й части городского военного комиссариата. Я стал узнавать, где же этот город находится, и выяснил, что это в Молдавии, только попасть туда я не мог по той причине, что он ещё был занят немецкими войсками. А пока суд да дело, я поехал в город Сороки на севере Молдавии, где в то время находился весь административный центр Молдавской ССР. Там около месяца мы проводили мобилизацию, потом поехали в город Флорешты. В августе 1944-го началась Ясско-Кишиневская операция, 23-го числа Бендеры освободили, а 24-го в город вернулась советская администрация.

1944 год


Перед отъездом из Иваново, 5-го апреля 1944-го года я женился. В нашем батальоне писарями тогда служили девочки, при штабе писанины было много. И вот моя будущая жена тоже прибыла в батальон после лечения. Как-то командир батальона посетовал, что у нас в батальоне комсомольцы есть, а секретаря комсомольской организации нет. И попросил меня присмотреть надёжного человека из числа прибывающих. Я в свою очередь попросил старшего писаря Герасимова, пожилого солдата, следить за списками, и если вдруг среди должностей, которые раньше занимали наши выздоравливающие, мелькнет должность секретаря, сразу направлять ко мне. Вскоре ко мне привели девушку-санитарку, Артюхову Тамару. Она попала к нам, как потом выяснилось, после тяжёлого ранения голени – вся кость была разбита, и после операций нога стала на четыре сантиметра короче. Я сообщил ей, что есть решение о том, чтобы оставить её при батальоне выздоравливающих секретарём комсомольской организации. Она как стала кричать – «Я на фронт хочу!» Но я все-таки смог её убедить остаться.

Мы стали общаться чаще, полюбили друг друга. Вскоре сыграли скромную свадьбу, на которой присутствовали наши сослуживцы. А спустя три дня я уехал. Увиделись мы с женой только через полгода. Оказалось, что её демобилизовали из армии, как инвалида. И вот она поехала меня искать по тем адресам, которые я ей сообщал в своих письмах. И нашла меня в селе Плоском, где мы в то время проводили мобилизацию. Так, с весны 1944-го мы с супругой не расставались, прожили вместе 52 года. (По данным http://www.podvignaroda.ru/ заведующая столовой батальона выздоравливающих 145-го запасного полка старшина медицинской службы Артюхова Тамара Васильевна в июне 1944-го года была награждена медалью «За боевые заслуги»: «Старшина м/службы Артюхова Тамара Васильевна участвовала в боях с 28 июля 1941 года по 22 июня 1942 года на Ленинградском Фронте (Пулковское направление). Тяжело ранена осколком мины в левую ногу с переломом бедра и голени, служила в 42-й Армии 13-й СД 48-й артполк 6-й батареи санинструктором. Ранение получила в обороне под Пулковскими высотами дер.Коколево.

В батальоне выздоравливающих работает заведующей столовой. За время работы показала себя как хорошего организатора, обеспечивающего бесперебойное питание бойцов и командиров» - прим. ред.)

Супруга Тамара Артюхова


С августа 1944-го года я возглавил 4-ю часть Бендерского военного комиссариата, занимался допризывной подготовкой. У нас была учебная программа, рассчитанная на 110 часов, и допризывники приходили на сборный пункт для обучения. В 1946 году меня демобилизовали из армии по состоянию здоровья. Так я остался без работы, без специальности, без профессии... Несколько лет помыкался, а потом в военкомате узнали о моих трудностях, и помогли мне устроиться военруком в школу. После нескольких лет работы я выучился на машиниста электростанции и продолжил работать на различных должностях.

С сослуживцами на курсах «Выстрел», 1956 год


Что было для Вас было самым страшным на фронте?

Больше всего я боялся попасть в плен. Под Ржевом немцы разбрасывали над нашими позициями листовки. Я хорошо помню, что на них была изображена фотография Якова Сталина и текст, приглашающий нас сдаваться в плен.

И были те, кто поддавался на эти предложения?

Всякое бывало... Я вам расскажу такой случай. Я тогда служил в 373-й дивизии. После пополнения в тылу нас направляли на фронт, и вот перед самой отправкой весь личный состав дивизии собрали на станции. Судили одного парня-дезертира. Он был родом откуда-то из Калининской области, и после того, как прострелил себе руку, тайком ушёл домой. Там его встретила сестра, которая не поверила, что его могли отпустить с фронта. Она заявила в сельсовет, его забрали и судили за дезертирство. И вот на суде прокурор зачитал приказ, и отделение залпом привело приговор в исполнение…

Как Вы считаете, это эффективная мера воздействия в деле воспитания личного состава?

Я считаю, что нет. Зачем убивать человека, даже если он виноват? Ведь шла война, и на счету были человеческие жизни. Потом уже приняли решение отправлять таких провинившихся в штрафные роты и батальоны, чтобы они искупали свою вину кровью.

Вам приходилось сталкиваться с работниками особых отделов?

Когда я служил в 183-й дивизии, у меня сложились хорошие отношения с нашим особистом. Он ко мне часто заглядывал, спрашивал про настроения в роте. Но у меня всегда был порядок, так что никаких проблем не возникало.

Как оцениваете немцев как противников?

Ну что вам сказать. В атаку немцы ходили чаще всего в изрядном подпитии, смело, во весь рост. Они были оснащены гораздо лучше нас, почти все поголовно с автоматами наперевес. А я автомат получил чуть ли не в середине войны. А так мы сначала бегали с винтовками, а потом с карабинами.

Вам пришлось принять участие в сражении под Ржевом, которое сегодня часто именуют «Ржевской мясорубкой». Как вы считаете, почему Красная Армия понесла в ней такие тяжелые потери, при таких, скажем прямо, скромных результатах?

Я считаю, что в этом виноват командующий Западным Фронтом Жуков. Его идея о том, чтобы срезать Ржевский выступ, обернулась для нас большой трагедией. У нас тогда не было достаточно сил для проведения такой операции, и, конечно, мы попали в переплёт. Семь армий Калининского Фронта оказались в окружении, погибло огромное количество народу… Моя 39-я Армия, в которой я служил, была расформирована после этих боёв. И что интересно, после войны всю эту историю как-то замолчали, не дали ей широкой огласки.

А как вы считаете, можно ли было тогда воевать по-другому, с меньшими потерями?

Для этого нужно было быть хорошо подготовленными, как немцы, а не с винтовками по болотам бегать. Я вам скажу, что под Ржевом я не видел ни одного нашего танка. Там ведь болотистая местность, не то, что тяжёлой технике, даже нашим пушкам, сопровождавшим пехоту, трудно было проехать. Так мы для передвижений строили так называемые «лежнёвки». Рубили деревья, укладывали их как дорожное покрытие. Только вот такая «дорога» долго не выдерживала. Правда, были у нас под Ржевом наши реактивные миномёты «Катюши» и «Ванюши», позже появились и современные пулемёты и другое оружие.

А трофейным оружием пользовались?

Обязательно. Особенно автоматами и пулемётами, которые по некоторым параметрам превосходили наше вооружение. Ну, вот например, станковый пулемет «максим». Патронная лента сделана из брезента, в условиях болотистой местности и влажности она набухала, и уже была непригодна для стрельбы. А у немцев патронная лента металлическая, ей влажность нипочём.

У меня самого был трофейный «вальтер», который я очень любил за безотказность. А наш ТТ мало того, что при стрельбе давал сильную отдачу, так ещё и бил неточно. Он был у нас на вооружении, но офицеры старались выменять что-то другое, даже «парабеллумами» вооружались.

На фронте вы были командиром младшего звена. Как приходилось поднимать бойцов в атаку?

Командир должен первым подняться в рост и с криком «За мной! В атаку!» идти вперед. Первые сто метров пробегаешь нормально. А потом люди начинают падать, залегать, и тут уж конечно, не до церемоний. В ход идёт и мат и перемат. Ох, как тяжело их оторвать тогда от земли! Но я старался не употреблять такие выражения.

С представителями каких национальностей приходилось вместе воевать?

Со всеми. Но большего всего у нас было казахов, узбеков, туркменов, киргизов. Когда я служил в 183-й дивизии, то моя рота почти полностью состояла из казахов. Очень трудно было преодолевать языковой барьер, но ничего, ребята понемногу учились. Никаких притеснений к ним не было, жили дружно. Я помню, что казахи привезли с собой из дома много чаю, и угощали нас.

Как на фронте обстояло с питанием?

Под Ржевом очень плохо. Болота не давали возможности подвозить еду в достаточном количестве, всё, что ели, приносили на себе. На день выдавали два сухаря и сто грамм водки, и то, водку только зимой. Иногда мы получали сушёную рыбу, варили муку, и делили один котелок на двоих. С таким питанием много не навоюешь.

Как ваша семья пережила войну?

О судьбе своей семьи я узнал лишь осенью 1943 года. Я в то время находился в запасном полку в Иваново. Наш батальон размещался в здании школы. И вот в один из сентябрьских дней по радио я услышал о том, что был освобожден город Золотоноша. Тогда я решил написать родным письмо, исходя из того, что пока оно дойдёт, советские войска освободят и моё родное село Чапаевка. Так оно и получилось. Моё письмо пришло в село первым после освобождения. Из ответного послания я узнал, что младших брата и сестру угнали в Германию, что родителям живётся тяжело. А вскоре я получил сразу два письма: одно от родного дяди из Золотоноши, а второе – от жены младшего брата, которого угнали в Германию. Перед угоном он успел жениться, кто-то сказал, что женатых забирать на работы не будут, но на деле это оказалось неправдой. Оба послания принесли мне страшную весть о гибели моей семьи. Спустя месяц я смог добраться до родного пепелища. Там я узнал об обстоятельствах гибели родных…

Во время оккупации немцы сожгли школу, мельницу, электростанцию, дом культуры, дом пионеров, радиоузел, уничтожили стадион, одним словом всё, что было построено перед войной. После освобождения села в нём остались считанные уцелевшие дома. И вот сельский совет решил временно разместить мельницу на нашем дворе, чудом сохранившемся от оккупантов. Мельница работала от парового двигателя, топившегося соломой. Отец долго ругался с администрацией из-за противопожарной безопасности - во время работы из трубы валил дым и летели искры, и как потом рассказывали соседи, отец в сердцах говорил, что эта мельница принесёт ему смерть. В один из дней к селу прорвался немецкий самолет, который сбросил 8 бомб. Он летел на ориентир – дым, поднимавшийся от мельницы, понимая, что тут идет какое-то производство. Так вот на мельницу не попала ни одна бомба, а дом моих родителей разбомбили…Погибли мать, отец и младшая сестрёнка... Когда я приехал, на месте нашего дома осталась лишь большая воронка. Соседи рассказали мне, что смогли собрать только куски мяса от всех троих, так в одном гробу их и похоронили…

Средних брата и сестру немцы угнали в Германию. После окончания войны сестра вернулась домой, и я забрал её к себе. А брата после освобождения из плена призвали в армию, но он долго не прослужил. На принудительных работах в Германии он заработал туберкулёз, и из армии его комиссовали. Он долго скитался, а потом я тоже забрал его к себе. Мой знакомый врач осмотрел его, и сказал, что сделать уже ничего нельзя. Спустя две недели брат умер...

Немцы убили Вашу семью, угнали в рабство брата и сестру, основательно искалечили вас лично. Была ли у вас к ним ненависть?

Тогда я как-то об этом не задумывался, мы понимали, что идёт война не на жизнь, а на смерть, а она, как известно, без жертв не бывает.

Как вы сами считаете, что помогло вам выжить?

Я не знаю, что ответить на этот вопрос. В Бога я ни на фронте не верил, ни сейчас не верю, хотя были у нас солдаты, которые и молились и крестики носили. Конечно, очень хотелось жить. Когда шли в атаку, то знали такой закон: если пуля и снаряд свистят, их бояться не надо, они пройдут мимо. А ту, которая летит в тебя, ты всё равно не услышишь.

Кто был Вашим лучшим другом на войне?

Сережа Украинцев, о котором я вам рассказывал. И, пожалуй, всё. С фронта я мало кого помню, а вот ребят из запасного полка могу назвать. Это три моих командира взводов: старший лейтенант Михеев, лейтенант Василий Доценко и лейтенант Курилов.

Лейтенанты Доценко, Кузнецов и Бабак с сослуживицами по запасному полку, 1943 год


Вы сказали, что после войны встречались с сокурсниками.

Да, в 1986-м году мы встретились в Риге на встрече курсантов нашего пехотного училища.

Бабак В.И., 1985 год


Из своего взвода я встретил только троих: Шнейдерова Федора Борисовича, Николаева Александра Ивановича и Боклага Николая Александровича. (По данным http://www.podvignaroda.ru в мае 1945 года слушатель Военной Академии имени Молотова старший лейтенант Ф.Б.Шнейдеров был представлен к награждению орденом «Красной Звезды»: «… участвуя в боях с немецкими захватчиками на Калининском Фронте в составе 1263-го полка 381-й дивизии на должности командира взвода при наступлении на дер.Толстиково Ржевского района был тяжело ранен и эвакуирован в тыл на излечение. Выполняя боевую задачу, взвод тов.Шнейдерова встретился с контратакующими немецкими подразделениями и вместе с батальоном был оттеснён. После перегруппировки батальон, в котором находился взвод тов.Шнейдерова, снова перешёл в наступление и овладел дер.Толстиково. В этом бою по овладению населенным пунктом и был ранен».

Сослуживец по Рижскому пехотному училищу Шнейдеров Ф.Б.,
1985 год


Николаев Александр Иванович закончил войну в звании капитана, был награждён орденами «Александра Невского» и «Отечественной войны» II-й степени, медалью «За отвагу». Выдержка из наградного листа: «Дивизион под командованием капитана Николаева, поддерживая наступление 3-го батальона 135-го Гвардейского полка обеспечил прорыв обороны противника на рубеже Бунга-Анши и захват плацдарма на северном берегу реки Мемеле. Тесно взаимодействуя с 3-м СБ, умело организовав манёвр огнём и колесами, капитан Николаев в период с 11 по 16 сентября огнём дивизиона отразил 16 контратак противника, уничтожив при этом до 300 солдат, 13 пулемётов, 2 орудия ПТО, подавлено 20 огневых точек, кроме того, рассеяно до 2-х батальонов пехоты».

Сослуживец по Рижскому пехотному училищу Николаев А.И.,
1985 год


Капитан Боклаг Николай Александрович в декабре 1945 года был награжден орденом «Красной Звезды»: «С начала Великой Отечественной войны до 27 июля 1941 года участвовал в боях под Либавой в составе Рижского пехотного училища. По окончании училища в сентябре месяце 1941 года на должности командира роты 1200-го стр.полка 361-й дивизии /впоследствии 21 гвардейская стр.дивизия. В составе полка участвовал в боях на Калининском фронте до декабря 1941 года. Во время наступательных боёв в районе г.Ржев при овладении деревеней Палищино, был тяжело ранен пулей в левую руку. В результате ранения был признан ограниченно годным… 27-го мая 1942 года направился на фронт по собственному желанию. Был назначен командиром роты 850-го стр.полка 277-й Рославльской стрелковой дивизии, где и прослужил до октября 1943 года» - прим.ред.)

Сослуживец по Рижскому пехотному училищу Боклаг Н.А.,
1985 год


А из ребят, с которыми дружили до войны, довелось увидеться?

С войны не вернулся мой школьный товарищ Ваня Бочко. (По данным https://obd-memorial.ru командир стрелковой роты 22-й Гвардейской стрелковой дивизии гвардии старший лейтенант Иван Сидорович Бочко пропал без вести в мае 1942 года – прим.ред.) Погиб и Гриша Береза… ( Григорий Пантелеевич Береза – полный кавалер ордена «Слава», воздушный стрелок 74-го Гвардейского Штурмового Авиационного Полка, гвардии старшина. В Красной Армии с 1940 года. В 1942 году окончил Харьковское военно-авиационное училище летнабов и штурманов. На фронте с марта 1943 года. Воевал в составе 74-го Гвардейского ШАП на Южном и 3-м Белорусских Фронтах. Был воздушным стрелком самолета Ил-2. Член ВКП(б) с 1944 года. Участвовал в боях за освобождение Донбасса и Преднепровья, Крыма и Литвы, громил врага в Восточной Пруссии.

К 17 октября 1944 года гвардии старшина Берёза совершил 61 боевой вылет на штурмовку скоплений живой силы и техники. Участвовал в 19 воздушных боях. Вместе с экипажем 26 июня 1944 года сбил истребитель Ме-109. 27 августа лично сбил Ме-109. Уничтожил свыше 30 фашистов. Приказом от 5 ноября 1944 года гвардии старшина Берёза Григорий Пантелеевич награждён орденом «Славы» 3-й степени.

28 января 1945 года гвардии старшина Берёза при бомбардировке неприятельских позиций в районе города Кенигсберг огнём из пулемета подавил зенитную батарею. К этому дню совершил 81 боевой вылет на штурмовку войск противника, нанеся ему ощутимый урон. Приказом от 7 февраля 1945 года гвардии старшина Берёза Григорий Пантелеевич награждён орденом «славы» 2-й степени.

К марту 1945 на счету гвардии старшины Берёзы было уже 105 успешных боевых вылетов, во время которых участвовал более чем в 30 воздушных боях с истребителями противника. 28-го февраля 1945 года при нанесении бомбового удара сжег 6 автомобилей с боеприпасами и поразил много гитлеровцев. Был представлен к награждению орденом «Славы» 1-й степени.

7-го апреля 1945 года во время нанесения штурмового удара на южной окраине Кенигсберга, у бастиона «Фридландский» самолёт заместителя командира 1-й эскадрильи гвардии старшего лейтенанта Исаева, стрелком у которого был гвардии старшина Берёза, был сбит зенитной артиллерией. Спустя несколько дней, сразу после взятия Кенигсберга, на место гибели экипажа отправилась поисковая группа вместе с комиссаром полка И.Коваленко. Найти место падения самолёта и останки летчиков не удалось.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1945 года за образцовое выполнение заданий командования в боях с немецко-вражескими захватчиками гвардии старшина Берёза Григорий Пантелеевич награждён орденом «Славы» 1-й степени. Кроме того, награждён орденом «красной Звезды».

В ноябре 1988 года при проведении работ по очистке водоема, окружающего бывший бастион «Фридландский», в иле были обнаружены обломки самолета Ил-2. По обрывкам документов удалось установить имена членов экипажа — гвардии старший лейтенант Исаев Ефим Максимович и гвардии старшина Берёза Григорий Пантелеевич.

Останки героя с почестями захоронены на родине, в селе Чапаевка Золотоношского района Черкасской области. На месте гибели экипажа установлен памятник – http://www.warheroes.ru)

На фронтовых полях навсегда остался и Павлик Труба. (По данным http://www.podvignaroda.ru/ командир батареи 837-го артполка 307-й стрелковой дивизии старший лейтенант Павел Феофанович Труба в августе 1943 года был награжден орденом «Красной Звезды»: «… в боях с 5 по 9 июля 1943 года его батарея мужественно встретила лавины пехоты и танков сокрушающим огнем. Своей батареей тов.Труба отразил 12 атак пехоты и танков противника в направлениях высоты 257.1, 253.5, 1-е мая, ст.Поныри, при этом уничтожено до 400 солдат и офицеров противника и подожжен один танк». 9 декабря 1943 года капитан Труба погиб в бою и похоронен на гражданском кладбище на северо-западной окраине деревни Василевичи Жлобинского района Гомельской области – прим.ред.) . Живым вернулся только Петя Рева. (По данным http://www.podvignaroda.ru/ в сентябре 1945 года авиационный механик 2-й авиаэскадрильи старший сержант Рева Петр Захарович был награждён медалью «За боевые заслуги»: «… за своевременную подготовку самолета к боевым вылетам. Обслуживаемый им самолет совершил 2 боевых вылета и всегда был готов к повторному вылету. По его вине отказов матчасти не было» - прим.ред.) На память о них у меня сохранилась наша довоенная фотография.

Последнее довоенное фото: Виталий Бабак, Григорий Береза, Иван Бочко, Павел Труба, Петр Рева


Как вы оцениваете роль Сталина?

Конечно, в первое время казалось удивительным то, что в самом начале войны он сосредоточил в своих руках всё военное руководство. Ведь вокруг было столько толковых военных. Ну а под конец войны, он, по признанию самих же полководцев, уже неплохо разбирался в военных вопросах. Но в целом я оцениваю его роль как положительную.

Какие у вас боевые награды?

Орден «Красной Звезды», медали «За оборону Москвы» и «За Победу над Германией».

Война вам снится?

Да, но нечасто. Почему-то чаще всего снятся окопы, по которым нужно переползать, спасаясь от снайперского огня…

Бабак В.И., декабрь 2015 года


Интервью и лит. обработка: А.Петрович

Наградные листы

Рекомендуем

«Из адов ад». А мы с тобой, брат, из пехоты...

«Война – ад. А пехота – из адов ад. Ведь на расстрел же идешь все время! Первым идешь!» Именно о таких книгах говорят: написано кровью. Такое не прочитаешь ни в одном романе, не увидишь в кино. Это – настоящая «окопная правда» Великой Отечественной. Настолько откровенно, так исповедально, пронзительно и достоверно о войне могут рассказать лишь ветераны…

Мы дрались на истребителях

ДВА БЕСТСЕЛЛЕРА ОДНИМ ТОМОМ. Уникальная возможность увидеть Великую Отечественную из кабины истребителя. Откровенные интервью "сталинских соколов" - и тех, кто принял боевое крещение в первые дни войны (их выжили единицы), и тех, кто пришел на смену павшим. Вся правда о грандиозных воздушных сражениях на советско-германском фронте, бесценные подробности боевой работы и фронтового быта наших асов, сломавших хребет Люфтваффе.
Сколько килограммов терял летчик в каждом боевом...

Ильинский рубеж. Подвиг подольских курсантов

Фотоальбом, рассказывающий об одном из ключевых эпизодов обороны Москвы в октябре 1941 года, когда на пути надвигающийся на столицу фашистской армады живым щитом встали курсанты Подольских военных училищ. Уникальные снимки, сделанные фронтовыми корреспондентами на месте боев, а также рассекреченные архивные документы детально воспроизводят сражение на Ильинском рубеже. Автор, известный историк и публицист Артем Драбкин подробно восстанавливает хронологию тех дней, вызывает к жизни имена забытых ...

Воспоминания

Перед городом была поляна, которую прозвали «поляной смерти» и все, что было лесом, а сейчас стояли стволы изуродо­ванные и сломанные, тоже называли «лесом смерти». Это было справедливо. Сколько дорогих для нас людей полегло здесь? Это может сказать только земля, сколько она приняла. Траншеи, перемешанные трупами и могилами, а рядом рыли вторые траншеи. В этих первых кварталах пришлось отразить десятки контратак и особенно яростные 2 октября. В этом лесу меня солидно контузило, и я долго не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, ни вздохнуть, а при очередном рейсе в роты, где было задание уточнить нарытые ночью траншеи, и где, на какой точке у самого бруствера осколками снаряда задело левый глаз. Кровью залило лицо. Когда меня ввели в блиндаж НП, там посчитали, что я сильно ранен и стали звонить Борисову, который всегда наво­дил справки по телефону. Когда я почувствовал себя лучше, то попросил поменьше делать шума. Умылся, перевязали и вроде ничего. Один скандал, что очки мои куда-то отбросило, а искать их было бесполезно. Как бы ни было, я задание выполнил с помощью немецкого освещения. Плохо было возвращаться по лесу, так как темно, без очков, да с одним глазом. Но с помо­щью других доплелся.

Показать Ещё

Комментарии

comments powered by Disqus
Поддержите нашу работу
по сохранению исторической памяти!