Я родилась в 1926 году и всю жизнь прожила здесь, в посёлке Вистино Кингисеппского района Ленинградской области. Мои родители ижоры - и мать, и отец. Семья у нас была большая: 10 детей, поэтому перед войной нам жилось "тоже ничего хорошего". Никакого дополнительного заработка не было, и только море выручало. До войны у нас была корова, овцы, поросята были. Отец ловил рыбу, и мы этим жили. Мы эту рыбу сдавали на пункт, и нам отоваривали продукты. Перед войной я была в няньках, нянчила ребенка: за лето заработала себе на туфли, а остальное брали за еду. Потом началась война. Отца взяли на войну, а брат был с 23-его года, но его как-то не взяли. Мы жили в Вистино, пока не пришли немцы. Немцы у нас все отобрали. У нас был староста, наш же человек, с нашей деревни. Он водил немцев по домам, и показывал, у кого был скот, и у кого отцы и мужья были в армии. После него староста был очень хороший, Григорий:
А.Д.: - Немцы когда сюда пришли, в начале сентября? Вы помните, как это происходило?
- Ничего такого не было. Сидим мы на улице, и вдруг затарахтели мотоциклы. Приехало много мотоциклистов, и мы слышим немецкую речь. Я в школе уже 6 лет отучилась, кое-что понимала. Сестра прибежала, говорит: "Настя, немцы пришли. Давай собираться". А куда собираться? Куда поедешь? Потом, за этими мотоциклистами приехали грузовики с немцами. Они здесь мало занимали частные дома. У них было много автомашин, и они заняли гараж, магазин, пекарню. Тогда у нас тут не стало ничего. Строго было. Выходить на улицу вечером нельзя было. Если было сказано в 10 и 11, - этого придерживались. Потому что были случаи, когда наши пропадали.
А.Д.: - Когда наши ушли, а немцы еще не пришли, период безвластия большой был?
- Это долго было.
А.Д.: - В этот момент бандиты не появились?
- Было, в Пахомовке. Они ближе к лесу жили, там многокилометровые леса. Там были и партизаны.
А.Д.: - Как немцы относились к местному населению?
- В нашей местности хорошо относились. Наши девушки даже ходили в их воинскую часть, на танцы. У них всегда была хорошая музыка. А мы, поменьше, ходили глядеть, кто с кем танцует. Это тоже было интересно.
А.Д.: - В школу уже к этому времени не ходили?
- Как таковой школы не было. Прошел год, немцы организовали русскую школу. 1-4-й классы ходили в школу: 1-2 были вместе, и 3-4-й тоже вместе. Наши учителя преподавали. Никаких строгостей не было. Немцы ходили, проверяли, но вроде у нас здесь никого не обижали. У нас стояли немецкие солдаты, но никого не вешали. Зато зимой 41-го у нас у всех отобрали валенки - для немецких солдат. Я иду по дороге, а немец стоит у комендатуры. "Гутен морген!" Я отвечаю, и он показывает на валенки на моих ногах. Снимай, мол, валенки. "Не понимаю!" Тогда он приказывает пройти 20 шагов. Потом: "Стой! Назад!" и спрашивает: "Понимаешь?" - "Нет". Потом я поняла, что ему валенки нужны, - и отдала с ног валенки. Пришла в одних носках домой, и говорю матери: "У комендатуры немецкий часовой снял валенки" - "Надо было идти по лесу" - "Там сегодня тоже обход" - "Как говорила утром, не обувай валенки, иди в резиновых сапогах!" А ведь это была зима, мороз был - я пошла и получила: Мама пошла к старосте, рассказала, что у неё много детей. И вот наш староста Григорий пошел в комендатуру, и рассказал про это. У немецких солдат был переводчик, и оказалось, - он русский. Через 2 дня он принес валенки обратно, две пары принес: мои и еще одни. Видимо, ему там втык дали!
Мы ходили в эту комендатуру, как обед - идем. Чего-то поесть у них осталось, и нам давали. Иногда мы ходили туда картошку чистить. Картошка была вся мороженая, они ее заливали холодной водой, и мы её чистили. Очистки себе брали. Зимой разрешали выход на лед, разрешали ловить рыбу. Эту рыбу мы меняли на рожь, продукты, и этим жили.
А.Д.: - С немцами менялись?
- Нет. Были земельные колхозы, с зерном, - а у нас была рыба. Мы с ними менялись, и так жили. Целое стадо детей, и одна мама.
А.Д.: - Первая зима была голодная?
- Да. У нас все отняли. Ничего не было. Хорошо, что у нас росла картошка: 20 июня мы немножко посадили картошки. А так мы ели дудку. Это такая трава, щавель. Потом уже пошли ягоды. Мы ходили в лес: 20 дней подряд ходили за черникой, брусникой. Потом и яблоки на второй год появились. Лепешки пекли: гнилую картошку с поля собирали, промывали, делали и лепешки. Голодно было! Почему у всех желудки и печень больные, - от плохого питания. Мох возами возили, опилки. Мы с братом все время опилки пилили. Дудку мама пропускала через мясорубку, - а потом опилки туда. А мох сушили. У нас корова была, и которым совсем плохо было, мы помогали.
А.Д.: - В поселке "черного" рынка не было?
- Нет.
А.Д.: - Администрация не помогала?
- Нет. Мы ходили в лес к морю, там стояла военная батарея, и там работала тетка, жена маминого старшего брата (сам он на войне был). Мы к обеду ходили туда тоже, и брали с собой котелок - для очисток. Супу нам давали, что останется, - и буханочку хлеба. Моей сестре немецкий врач делал операцию. Я её на санках повезла, мама говорит: "Теперь убьют!" А тетка говорит: "Не убьют".
А.Д.: - Что у нее было?
- Дифтерия. Потом я ходила её навещать. Говорю: "Как?" - "Кормят хорошо". Потом нас стали гонять на трудработы, трудповинность. Взяли брата, отправили его в Нарву. А меня и много других 15-16-летних отправили в трудовой лагерь.
А.Д.: - Что такое трудовой лагерь?
- Он был в Котлах. Там нас распределили по баракам, в 7 часов нас будил немец, и надо было очень быстро собраться, чтобы не получить плетки. Потом нас распределяли, кого куда работать. Сначала на легких работах, на складе перекладывали что-то, потом рыли окопы, ставили подземные коммуникации. Русские постоянно бомбили, - в Котлах же был аэродром. Несколько человек покрепче работали на погрузке стекловаты.
Помню, один раз был и такой случай: русские сделали в Ручьях, на берегу, морской десант. А мы были еще в лагере. И наши девчонки видели, что немцы убегали в кальсонах. Они успели на машины погрузиться, и уехали в Котлы. Здесь наши почесали немножко и ушли обратно. Морем пришли и морем ушли.
А.Д.: - Лагерь был охраняемый?
- Мы жили в частном, неохраняемом доме. А рядом жили военнопленные, очень много, тысячи. Они жили в бараках. Ещё они сами себе копали большие рвы, их туда подводили, и потом расстреливали. А трудовой лагерь не охранялся. Раза два мы убежали, нас привели обратно и сказали: "Третьего раза не будет". Хорошо, что нас не всех постреляли!
А.Д.: - Как там кормили?
- Баланда из отрубей. У нас разрешалось, если у кого есть дома, брать из дома. Последнее время мы жили у хозяйки в деревне, немножко ей помогали, и она нас подкармливала. Потом мы работали на каменоломне, там была хорошая охрана. Мы дробили большущие камни, по 3-4 человека поднимали эти камни в дробилку. Там работали и наши русские пленные. Кое-что им приносили, но их охраняли очень строго. Некоторые немцы были порядочные, но большинство были нехорошие.
А.Д.: - Полицаи были?
- Русские полицаи. Мы когда поехали, нас повезли в Котлы на лошадях, по шесть человек на лошади. Привезли в немецкую комендатуру, и с нами был такой Миша Сазонов. Он был местный, хромой. И вот он сразу записался в полицаи и нас сторожил. Мы при нем ничего не говорили. И очень много народа он посадил в тюрьму после войны.
А.Д.: - Как это так?
- Например, мы молотили зерно, и нам разрешалось брать мякину для скота. Я наложила большущую корзину и принесла домой. Через два дня меня вызывают в милицию, в администрацию. "Вы украли овес". Я говорю: "Нет" - "Украли, на вас пришел донос" - "Можете делать обыск". Через 2-3 дня пришли с обыском, но ничего не нашли. Ведь я взяла только мякину для коровы. Этот Миша Сазонов тут на месте так шуровал. Сколько человек из-за него сидело в тюрьме! Очень многих он посадил.
А.Д. - При том, что он был полицаем во время немецкой оккупации?
- Да. Этот Миша был с нами в лагере, ему дали немецкую форму, и он такой нарядный ходил, с автоматом. "Не будете слушаться, всех перестреляю!" Некоторые свои были хуже немцев: Но со стороны немцев никакого безобразия, изнасилований, - ничего такого не было. Девушки постарше нас с ними знакомились, и мы им еще говорили: "Вот придут наши, мы вас предадим. С немцами танцуете, на свидания ходите!"
А.Д.: - А что они?
- "Мы вам голову отрубим!.".
23 декабря 1943 года нас погрузили в телячьи вагоны, потом на корабли, - и отправили в Финляндию. В Венспилсе был концлагерь. Мы там долго жили "на финском обеспечении". Жили мы в большом здании, в складе. Моя маленькая двухлетняя сестра Люся заболела, ее с мамой отправили в больницу. У неё было воспаление легких, она умерла, мы ее там похоронили. Вскоре нас перевезли в Финляндию. Первый год мы жили, не работая, нашу семью не брали на работу. Три раза в день нас кормили, раз в 10 дней водили в баню. Фактически целый год отдыха. Утром пойдешь из лагеря в столовую, там идеальная чистота, там уже кружки на столе. То молоко, то кисель, то чай. У каждого было кусочек масла. Ещё давали баланду и кусок хлеба. Мы ничего не делали, но кормили нас хорошо. Мы даже бегали в ригу на танцы - осмелели. Другой раз нас брали в ресторан полы мыть, курей щипать. А тех, кого хозяева брали на работу, те уже зарабатывали деньги. Маленькие семьи с большим количеством трудоспособных людей хозяева быстро разбирали на работу. Но хозяева тоже платили финские марки - мы не только за прокорм работали. Нас переводили с места на место, а потом отправили совсем на север Финляндии - в местечко Рованиеми. Там была немецкая воинская часть, и туда привозили снаряды, бомбы, и мы все там работали - разгружали их из вагонов. Ещё там была сделана узкоколейка, ведущая в лес: по ней вагонетку тащил конь, и другая партия народа в лесу её разгружала. Мама уже тогда не работала: готовила. Один раз день немцы нас кормили обедом, - и тоже платили нам марки. Что могли, мы покупали. В выходные дни ходили к хозяевам, подрабатывать. Они приезжали в лагерь, и брали людей на работу. В том лагере мы увидели одного мужчину с нашей деревни, военнопленного, - их финны тоже брали на работы. Моя сестра говорит: "Смотри, Скобкин сидит". Мама говорит: "Я тоже вижу, что он". Он был в лагере Кимярве, через озеро, и мы его там нашли. Ещё мужа маминой сестры нашли, он у хозяев работал. Там, в Финляндии, те русские девушки, которые работали у хозяев, они там общались с русскими пленными. Финны это разрешали, - главное, чтобы работали хорошо.
А.Д.: - Немцы, когда уходили, отступали, - они вас просто оставили?
- Да. Они вывозили на немецких самолетах финских девушек, влюбленных в них, - а потом с высоты бросали их в Кимярве. Так было одну девушку жалко, она была такая красивая! Мы это всё видели. Некоторые попадали в воду, а некоторые нет: Конечно, они нас не уважали. Мы только и старались не попасть под пулю, - немцы могли застрелить без всякой причины.
А.Д.: - Когда Финляндия вышла из войны, как вы узнали, что вас собираются вернуть?
- Когда война кончилась, я понимала, что в России ничего хорошего не будет: война, разруха. Я говорю: "Мама, может мы останемся?" Мама говорит: "Если бы я знала, что муж Иван, живой, то поехала бы в Россию. А если бы знала, что не живой - осталась бы здесь. Кто знает, вдруг мы останемся, а отец там один, живой?" Я очень хотела остаться там. Мы были в 40 километрах от Швеции. Мы, двое старших, даже хотели убежать. Нам предлагали убежать лесной дорогой, давали проводников, но мама нас не пустила. "Куда это я с самыми малыми останусь одна?" В Финляндии было хорошо жить, финны нас не обижали. Но нас собрали, с каждым поговорили, каждого в этом убедили. Сказали: "Все ваши дома в порядке. Вас повезут домой". А многих повезли в Сибирь! Фактически же это было добровольно, они не могли нас заставить вернуться. Некоторые остались. Прошло лет 10, и они начали сюда приезжать, привозить очень много хороших вещей своим родственникам. А мы уехали. Когда мы погрузились в вагоны и приехали в Выборг, вот тут-то и началось. У вагонов стояли наши русские: "Подайте, ради Христа, кусок хлеба". Я говорю: "Мама, куда ты нас привезла? Что мы теперь будем делать?!" Нас привезли нас в Калининскую область:
А.Д.: - Вам не дали вернуться домой?
- Нет. Нас пропустили через баню, дезинфекцию сделали, и повезли за 15 километров от станции, в местечко Кашино. Это была зима, 17 декабря: пока нас везли, мы были закутаны. Что было хорошего в чемоданах, у нас украли. И вот тогда такая жизнь началась: Одно-единственное нас спасало: мама купила в Финляндии корову. Разрешалось привезти коня или корову. Мама говорила: "Такая большая семья, куплю корову". С этой коровой мы и жили. Мама подоит молоко, 15 литров, - и сестра Лида, которая была младше меня на год, идет в Кашино на рынок. Потом одна женщина говорит: "У тебя много молока?" - "Много" - "Каждый день на рынок ходишь?" - "Нет. Каждый день не могу". Та говорит: "Пойдем ко мне на мясокомбинат". Там бойня была, сестра пошла туда, и женщина дала ей и легких, и печенки. Она пришла такая довольная, - теперь мясо поедим. Так мы этим и жили. Она отвозила молоко той женщине, а взамен получала мясные продукты. Работали мы в колхозе за пустые трудодни. Трудодней много было, работа тяжелая: лен теребить. А мы же его здесь не сеяли, не привыкли - колени были синие. Говорю маме: "Не пойду!" Мама говорит: "Пойдешь. Нужны трудодни". У нас был очень бедный колхоз, все жили очень бедно.
Потом мы получили с родины письмо. Дядя Гриша пришел с армии и писал: "Приезжайте домой, ваш дом целый, в нем живет милиционер". Он прислал справки, что отец был в армии и погиб на Ораниенбаумском плацдарме. В Ижорах он лежал в госпитале, и там от ран умер. Как приедешь? Это, наверное, 800 километров от Ленинграда. Мы собрались, сели в поезд. Сколько мы проехали, не знаем, но пришла проверка билетов и документов - а у нас ничего нет. Нас высадили на станции. Милиционер спрашивает: "Деньги, хоть есть у вас?" - "Нет денег" - "Как же вы думаете доехать?" - "Идти пешком". Милиционер говорит: "В мешке что?" - "Сапоги" - "Дадите мне эти сапоги, я вас посажу в поезд". Куда деваться? Отдали сапоги. Еще немножко проехали - и нас опять высадили. В мешке больше ничего не осталось, только сухари и картошка. Таких беглецов уже было несколько человек. Потом идет товарняк. Он остановился, мы в него сели, - и 15 километров проехали в совсем другую сторону. Обратно, куда надо, шли по лесу, потом опять втиснулись в вагон. Были так одеты, в брюках. Залезли под лавки, слышим: "Выходи из-под лавок!" А мы не выходим: Опять нас высадили на станции, но так мы добрались до Ленинграда, на Балтийский вокзал. Наш вагон пришел на станцию, потом его цепляют и отправляют в Карелию. Не знаю, как мама с братом договорились тогда, но нас отправили на станцию Котлы. Туда ездили машины с нашего рыбзавода. Мы вылезли в Котлах, и надо было ждать ещё несколько дней. Сестра остановила машину и спрашивает: "Не знаете, работает ли Петров Миша здесь?" А шофёр отвечает: "Разве ты меня не узнаешь?" - "Нет". Мы же когда уехали, были совсем маленькие! Он погрузил наши вещи и привез нас домой. А здесь началось: Милиционер в одном конце дома жил, а мы жили в другом. Пришлось его терпеть. Нас не прописывали: "В 24 часа на 101-й километр. Поезжайте в Ленинград, если получите разрешение, тогда пропишем". Поехали, там большие очереди: А когда приехали обратно домой, нас прописали, но милиционер не уходит из нашего дома! Там рядом был амбар, он и сейчас стоит, - и в нём мы жили. Хорошо, что был июнь месяц. Потом мы перешли в свой дом. А очень много народа так и не прописали. Всех ижор отсюда выгоняли, - устроился только тот, кто сумел.
Из дома в войну, конечно, было все вывезено: в Финляндию же мы только сумки и чемоданы взяли. Так мы и жили. Всяко было, три года мы прожили тяжеловато. Нам помогла рыба: мы сами коптили рыбу, ездили в Ленинград на рынок, и продавали. Продавали, - а у нас деньги крали, разрезали карманы. Сколько раз приезжали домой пустыми! Говорю: "Мама у меня все украли! Два больших чемодана копчушки было, такая хорошая рыба" - "Прочь из дома!" - "Куда я пойду? Повешусь!" - "Вешайтесь, сколько у меня вас!" Плоховато жили: 5 человек мужчин в деревне осталось, а раньше было 37 человек. Все погибли в войну, и ещё многих арестовали перед войной. Я помню, как у отца уже была приготовлена маленькая сумка от противогаза, там немножко сухарей. Он уполномоченным был. Мать говорила: "Иван, опять на коне военный приехал". Он заходил к нам, говорил: "Одевайтесь. В этот раз можешь ее не брать, не твоя очередь". Отец как-то остался, но всё равно в войну погиб.
А.Д.: - Вы сейчас не жалеете, что не остались в Финляндии?
- Сейчас не жалею. Я вышла замуж за капитана, жила зажиточно. Когда муж умер, осталась с дочкой и сыном, у меня хорошие внуки. В Финляндии хорошие хозяева были, но все равно, лучше своей России, наверное, нет...
