Кузнецова Татьяна Ефтихьевна

Я поступила в 40-м году в медшколу. Не дали мне закончить и в январе 42 выдали дипломы. Потом повестка в военкомат - с собой кружку, ложку, белье и на фронт. Краснодар был под немцами, родители у меня там оставались. Немцы узнавали у кого родственники в армии и вешали их в центральном парке. Бог миловал и никто не сказал, что я в армии. Отца несколько раз допрашивали, требовали сказать кто в армии, кто коммунист, но он молчал. Рядом жил предатель Белобров, он сазу к немцам ушел извозчиком в обоз, но он никого не выдал. Я когда пришла с фронта, отец рассказывал, что он удивился и когда тот ушел подумал, что ему хана. Сестру Веру уже в вагон посадили в Германию угнать, но отбили вагон. Она на немцев до этого работала - окопы рыла. Они переживали не меньше моего.

Попала я в большой сортировочный эвакогоспиталь номер 4557. Формировали нас на Кубани в Кочубеевке. В своей одежде - холодно. Я там заболела. Принимали мы там Ленинградцев опухших. Потом на фронт, в Керч. Хотели было переправить в Керчь, а тут ее пришлось сдать. Стояли долго в Баку, Грозном. Бомбили. Потом нас отправили в Грузию. Там раненых нам привозили. Многие, особенно нацмены хулиганили. Мыло оставлять нельзя было. Как только дело к выписке, они мыла наедятся - у них понос кровяной. А потом наступать начали. Курск, Тула, Орел - развернемся ненадолго и опять сворачивайся, все таскай. Кроватей у нас не было, раненых клали на полу. Армейский госпиталь. От передовой 20-40 километров. У нас только первичная обработка. Продукты разгружали - мешки с песком по 40 килограмм таскала. Я была старшиной медициной службы, медсестра. Все время операционной медсестрой была. Раненых бывало привезут на Студебеккере - они все тяжелые. Летом повязку снимаешь, а там уже черви. Как они мучались, наши солдаты! Мы их перевязываем и отправляем в тыл. А если тяжелораненый - мы оставляем недельки на две. Потом отправляли. Гипсовали. Загипсуешь и вдвоем с трудом поднять можешь, а на машину-то его еще и приподнять надо! Работали не жаловались как будто так и надо было. Без выходных. Какие выходные?! Нам спать давали по 2-3 часа! Один раз думаю между раненными лечь полежать, а когда проснулась оказалось, что сплю в морге, среди трупов и отрезанных конечностей. И не страшно было.

Войну я закончила в Гранце в Восточной Пруссии. Нас из Гранца отправили на войну с Японией и я попала в авиачасть. В Чите высадили три хирурга и три медсестры. Нас там долго держали на пересылочном пункте, но в конце концов нас троих подруг отправили в авиачасть в медсанбат. Там уже можно было служить. Когда там летчика ранят! Если не разобьется, то вот за ним ухаживаешь. Мало было работы. Демобилизовалась я в 45-м и приехала домой. Месяца через два неожиданно вызвали в военкомат - пришел орден Красной Звезды, потом пришла медаль "За Боевые Заслуги". А сначала нам дали значок "Отличник санитарной службы".

Обрабатывали раны хирурги. Хирурги были очень хорошие специалисты. Некоторые были после института, а некоторые и после 3-4 курсов. Перекись, сульфодемизин и стрептоцид - у нас были. Спирта полно было но никто не пил, ни сестры, ни хирурги. Спиртом раны обрабатывали. Спирт, перекись, йод, зеленка. В Паневежисе стирали бинты, дезинфицировали и катали. Вот как-то Алексей пришел, а я сижу, катаю. Мы все бинты с ним катали. К концу войны уже пенициллин был. Уколов от температуры никому не делали. Делали морфий всем подряд потому что боли были страшные. Такой поток. Только успеваешь морфий колоть. Морфий был без контроля. Даже врач не контролировал. Ходишь, смотришь - надо бы сделать, подойдешь, а он уже мертвый. Прикроешь его шинелью и идешь к санитарам. Санитары у нас были легкораненые, которых оставляли. Они нам помогали. Госпиталь был - одни девчонки по 18-20 лет, тяжело было. Они нам помогали. Вспомнишь и не верится.

Специальных палат для умирающих не было. Да и вообще палат не было. Мы рады были любой крыше. Сразу простыню натягиваем, отделяем операционную. Оперируют сразу 4-5, а то и 6 хирургов. Движок был и свет в операционной был всегда, а в палатах ходили с коптилками.

Соломы-то не было! Рады были соломе. Потом уже матрацы появились. Алексея-то в Паневежис раненного привезли. Там уже и койки были и матрацы. Там мы и познакомились. Раненный он был в поясницу. Вот тебя около месяца продержали, потому что нельзя было транспортировать - лежал на щитке. Один осколок не стали удалять, поскольку он рядом с легким и позвоночником - могло парализовать.

Основная причина смертности у нас была гангрена, столбняк. Хоронили в братских могилах. Так-то они грязные и завшивленные были, а тут еще ранение. Поэтому руки и ноги отнимали. Противостолбнячные уколы делали, но часто было поздно. Иногда по 10-15 машин привозят - разгружать не успеваешь. Одни только стоны. Тот кричит, тот по пить хочет, тот еще чего-то. Ой! Не ухватишь. Вначале было жутко, а потом попривыкли как будто так и надо - спасаем и спасаем.

Раненых конечно было больше когда в наступлении. Я дневник вела, а потом узнал замполит. Подошел: "Ну-ка покажи!" Показала: "Нет, уничтожь! Не дай бог попадешься в руки СМЕРШа". Уничтожила.
На танцы? Какие танцы! Нам бы 10 минут поспать! По-сменно спали. В летной части да - там ходили. Там делать нечего - все легкораненые. Вот так весь свет объездила в телячьих вагончиках.
Питание было - перловка, иногда котлетка. Раненых кормили хорошо. Кухонь у нас было 2-3. Дезинфекцию делали одежды. Раненых немцев не было, но один раз были раненные власовцы. Мы их перевязывали и отправляли в лагерь. Перед самым концом войны к нам поступила немецкая разведчица - красивая деваха, коса, ногти длинные с маникюром. Говорили, что ее с парашютом сбросили, но наши ее нашли. Ее расстреляли. До нижнего белья раздели, а на ней сплошные проводки видимо для передатчика. В бомбежку ни куда мы не прятались, а дрожали, но продолжали работать. В баню строем водили. Редко это было. У нас не было горячей воды. Даже бедные хирурги мыли руки холодной водой. В последнее время у нас была ванна.

- А.Д. Были ли привилегии для комсостава?

Нет не было ни в условиях ни в питании. Питание общее было для персонала и для раненных.

- Я лежал все одинаково было для всех. - Алексей Филиппович, - там, в Поневежесе, уже и первое, и второе, и компот, мясо, и 100 грамм вина какого-то. Выживало много. Иногда таких тяжелых отправляли, потом смотришь письмо пришло, а он опять на фронте. Вон он какой был, и то до конца войны был. Романов не было, времени не было. У нас в госпитали было две супружеские пары и все. На фронте, говорят больше было. Вон твой Бабкин (показывает фото) ухватил фельдшера из своего дивизиона.

Я уже никому ничего не рассказываю - говорят сказки.