17815
Связисты

Якшин Герман Васильевич

А.Б.: Герман Васильевич, расскажите о себе пожалуйста немного, когда Вы родились, какая была профессия до войны и после?

Г.В. - Ну, как сказать, я школу закончил, 7 класс, вот война началась. А до войны ощущалось война приближается, как-то незаметно всегда, но и все больше-больше видел, так сказать, развитие экономики, ну был пацаном, как говорится. Ну отец, в одно время работал на Кировском доке, на разгрузке бревен, которые приплывали на плотах, они работали усиленно, чувствовалось от души с размахом, расширяется, но и в других отношениях.

А.Б.: Чувствовалось ли приближение войны?

Г.В.- О том что готовится наступление не информировалось, но ощущалось, что готовится война со стороны Германии - это не было секретом для всего мира, в том числе и для меня доходило, хотя я был пацаном, небольшим. Доходило, ощущалось - да, и по этому в армию готовились, отец у меня был военный, ну как сказать военный, он был из числа командиров и периодически, так сказать, привлекался для подготовки воинов. Я это ощущал, когда берут на лето, где-то лагерь соберется и так далее. Он каждый год - лето, выезжал на обучение молодежи военному делу в военных лагерях. Ну и однажды, собственно говоря, где-то, точно не помню какой год, но он был призван и ездил на дальний восток, на защиту уезжал в воинские подразделения. Вот такое ощущение было, что защита страны - это важное направление в развитии нашей страны.

А.Б.: Как Вы встретили, узнали известие 22 июня о начале войны и как народ встретил это известие.

Г.В.- На меня это произвело большое впечатление, когда прослушал по радио о том, что война началась, я выскочил, помню, из дома, побежал в центр. Центр города у нас был в то время район гостиницы, это улица Ленина, Коммуны и сюда, то место оно каким-то было ну центром, мы считали. Я обратил внимание о том, что по радио, которое вывешивалось, вернее не вывешивалось, а на улицах через какие-то промежутки устанавливались репродукторы, такой как бы информации о ситуации на тот день у нас не было. Где-то после утра к середине дня все, так сказать, все сосредотачивались, слушали, останавливались, слушали под этими репродукторами, я бы сказал так сосредоточенно, прослушав информацию, дальше шли. Я считаю, что народ среагировал и во мне тоже самое было «Война началась, война началась, как?»

А.Б.: Когда Вы ушли на войну?

Г.В.- Получилось так, мне шел 16-й год, когда война началась, а когда исполнилось 16 лет, я имел возможность поступить на работу, могли меня принять. Я поступил на физприбор и там работал, на меня произвело большое впечатление, что в сентябре 1941, война тока еще началась, 3-и месяца тока прошло, а уже здесь выпускали вооружение, в частности гранаты. Подключился, работал, а в феврале месяце 1943 г. был призван в армию, и нашу воинскую часть отправили на Дальний восток в район Читы, там проходили подготовку, а уже в июне месяце, где-то, нас из Читы в район Пензы. Осенью на стыке сентября-октября оказался на фронте, за Смоленском в сторону Витебска наша воинская часть была введена боевые действия.

А.Б.: Расскажите, пожалуйста, об учебке, чему Вас там учили, как там все проходило?

Г.В.- Это для подготовки к войне? Ну как, строевая подготовка, винтовки, вот такого характера, вот в частности это в Чите, ну а уже в Пензе там воинскую часть комплектовали и уже как воинов готовили, ну я был собственно говоря чего воин, я был связистом-проволочником, линии ставить, ну знакомили со всем этим вопросами, ну и военная подготовка тоже усиливалась, вот такое в памяти осталось у меня. Жили в лесу в землянках, вот и в таких условиях военная подготовка проходила.

А.Б.: Какое было Ваше вооружение?

Г.В.- Во время войны?

А.Б.: да.

Г.В.- Ну попал я в воинскую часть, она была зенитно-артиллерийской, дивизия наша, вот, я оказался не в числе артиллеристов, а в числе связистов-проволочников, мне была поставлена задача побыстрее сделать линии связи между руководством подразделения военного, дивизии нашей и непосредственно исполнителями - воинскими частями, которыми командовали.

А.Б.: А какое было личное оружие: винтовка, автомат?

Г.В.- У меня было вооружение - карабин, у связистов были карабины.

А.Б.: Расскажите, пожалуйста, где Вы воевали, места, боевые операции?

Г.В.- Наша воинская часть несла ответственность за , ну как сказать, за сохранность воинских подразделений, которые были непосредственно на линии фронта, окопы с пехотинцами, их прикрыть от немецких бомбардировщиков, авиации, мы охраняли их так сказать от авиации, но в то же время наши воинские части, когда наступали немцы, били и по танкам, по пехоте немцев при наступлении, защищая наши передовые линии, в этом отношении даже награждали.

А.Б.: Назовите места, где Вы воевали?

Г.В.- Ну начало это было с окраины Смоленской области в сторону Витебска, в этом направлении на стыке 43-44 годов, здесь были большие бои, нам приходилось принимать участие в боевых событиях тут, а потом после того как из-под Витебска, там передвинулись к северу, к Прибалтике, основное направление движения нашего фронта было к Прибалтике. Города такие я помню с войны: Городок, Невель и еще другие. Здесь в 44-45 годах все больше прижимали к Балтийскому морю, а в конечном счете даже отрезали, восточную часть немецких подразделений. В конечном счете их окружили и они сдались. Я роль исполнял связиста, моя была задача, в том числе и моих товарищей, обеспечить связь и сохранить, чтобы она постоянно работала. А во время наступлений, боевых действий часто она выходила из строя, и по этому нам постоянно приходилось быть на связи, на восстановлении проволочной связи.

А.Б.: Какое былоаше отношение к противнику и военнопленным?

Г.В.- К противнику? Ну в частности я на себе и мои товарищи на себе испытали, что в этот момент мы уже явно чувствовали свое превосходство и уверенность была в том что немцы все равно будут разбиты, уничтожены, это ощущалось во всех отношениях. Ну, военнопленных, я на передовой, ну как сказать, моя связь, а там где проволока наша - кабель телефонной связи, тут немцев уже не было. В этот момент они не верховодили, для нас самое было обстрелы, бомбежки. Ну и здесь мы полностью ощущали уже свое превосходство и уже в частности в 44-45-х годах немцы были на столько бесконтрольны, их не очень то допускали, редко, ну как тут сказать, они не имели в воздухе превосходства, заскочат иногда, бомбят, обстреливают передовые части. Наша артиллерия не давала им возможность, в конечном счете, даже нашим подразделениям дали орден Кутузова второй степени, особенно за то, что у Шауляя наши приняли на столько активное участие и вложили свои усилия, что сочли возможным присвоить нашей дивизии звание Шауляйской. Ну запомнился еще такой случай, когда он из кустов вышел немец, это был уже 45 год, он вышел, сдался, и мы его отправили в тыл, это я лично столкнулся. Ну они уже чувствовали себя побежденными, ну так вот такое у меня ощущение было. Они понимали, что им некуда деваться, и вынуждены идти на очень большое сопротивление.

А.Б.: Как Вы сейчас относитесь к тем, с кем Вы воевали?

Г.В.- Ну я понимал, что как гитлеровцы не были гадкими, ну тем не менее не все, среди них были люди, которые не были за войну. Я не рассматривал, что все они на 100% были врагами, ну не то слово, далеко не все были они фашистами. Мы относились к ним как к врагам, которые напали, вынуждены были пойти на нападение на нас по указанию Гитлера, ну в конечном счете многие из них рассчитывали на свою победу, а уж когда мы включились в войну, они поняли, что у них ничего не получается, и надо было попытаться сохранить свою жизнь каким-то образом. Если уже считать с 41-го года, а с 42-го их уже гнали, у них не было, так сказать, я считаю, убежденности, что они выйдут с победой, и в то же время они сопротивлялись, понимали, что им сдача будет во время войны или в конце войны. Ну, я считаю правильным поступило наше руководство, которое не позволяло всех немцев уничтожать, я имею в виду, когда они бегут, и особенно, как говорится, мстить, потому что были случаи, когда переходили на территорию, но у нас не было этого дела, иногда оказавшись на территории, ну это по газетам, по другой информации, некоторые пытались убивать всех подряд, даже мирное население. У меня не было такого чтобы обязательно всех немцев должны уничтожить. Фашистов, врагов во время боя - да.

А.Б.: Какой был быт на войне, чем питались, сухие пайки, как мылись?

Г.В.- Есть весьма, весьма хотелось, постоянно: утром, вечером, но у нас, я воевал, когда уже переходили в наступление, практически мы регулярно кушали то что положено для солдата, это мы получали и в этом отношении уже было так сказать обеспечение, другое дело хотелось больше. Может хотелось что-то другое, а иногда попадало так сказать целый месяц пшенкой. Забросят воинское подразделение, обеспечат на целый месяц и каждый день пшенка, пшенка, пшенка или там рис. Мылись - поставят большую палатку, на снег набросают, например, лапник, почистят лапника набросают, большую, огромную палатку, тепло.

А.Б.: Были ли неуставные отношения в войсках?

Г.В.- Нет.

Мне запомнилось в один из дней рекорд, если так можно выразится, в течении дня я для, для ремонта, для восстановления связи в течении суток 24 раза выходил. У нас был случай, я позднее узнал, когда одного из наших товарищей немцы взяли в плен, они группу своих разведчиков, их несколько человек было, зашли, наткнулись на проволочную линию, разорвали ее и засели, а когда связист наш пошел, на него напали и в плен увели и заставили выступать по радио. Я лично не слышал, но ребята сказали, что такое было. Ну в это время немцам редко удавалось такое дело совершать, они уже не были на столько властны, сильны, не обладали такими возможностями, но был случай.

А.Б.: Какое было отношение к партии, к Сталину?

Г.В.- Мое личное отношение было очень хорошее, но я не слышал чтоб другие - нет. В 44-ом году зимой нас с одного фронта перебрасывали на другой, мы приехали на какую-то поляну, воинские подразделения в это время уже знаете, когда переброска, подготовка колонны идут дак это подряд. Я помню выскочили мы на одну поляну, а немцы пытались перехватить, не дать возможность, так сказать, бомбить дороги, а наша авиация наоборот защищать и тут схватка была в этом районе. Так что я ощутил - бой идет над головой, немцы пытаются нас бомбить, а наши воинские части, т.е. самолеты защищают, а мы идем. Еще интересно было, что даже проезжала какая-то машина - наблюдение и руководство: полковники, генералы координировали, что-то говорили, ну командовали, подсказывали, потому что снизу наблюдать лучше, летчики иногда не видят все, много было 15-20 самолетов с каждой стороны.

А.Б.: Герман Васильевич, как Вы считаете, какую роль сыграла роль партия в победе?

Г.В.- Я считаю, что положительную, она настраивала людей. Я не был членом партии, не был даже членом комсомольской организации. Я коммунист, у меня в памяти ничего отрицательного не осталось. Может, конечно, не все казались мне идеальными, я отрицательного не видел, другое дело может не все были идеальными, в памяти не осталось ничего отрицательного.

А.Б.: Была ли у Вас переписка с домом, как часто приходили письма?

Г.В.- Была, но я честно скажу, я им не писал, что был на фронте, они не знали. Я писал: «Здравствуйте, папа, мама и т.д. жив, здоров и Вам того желаю, на том кончаю» - такое у меня было заштамповано. Я почему не писал - считал, что не надо беспокоить, а позднее выяснилось они так и думали, что я на фронте так и не был, когда вернулся из армии. И однажды, не сразу, зашел разговор - говорю «да был на фронте». Почему я так делал? Не потому что мне запрещали, а потому что не беспокоить, лично я вот так поступил. И они восприняли, что я попал в такое подразделение, которое о себе не должно информацию давать даже домой. Они уже, когда я демобилизовался, узнали, что я на фронте был.

А.Б.: Как Вы возвращались домой с войны?

Г.В.- Ну где-то в 46-м с мирных условиях я почувствовал себя, здоровье не очень все блестяще. Пытался закалить себя, но в конечном счете попал в госпиталь, там признали, что у меня с легкими плохо - закрытая форма туберкулеза, в госпитале сказал, что не имеют возможности меня вылечить, мне так они объяснили, что Прибалтика там повышенная влажность, а это способствует ухудшению состояния легких. Ну и сказали, что в Кировской области более континентальный климат и меня признали не пригодным к воинской службе.

Наградные листы

Рекомендуем

Ильинский рубеж. Подвиг подольских курсантов

Фотоальбом, рассказывающий об одном из ключевых эпизодов обороны Москвы в октябре 1941 года, когда на пути надвигающийся на столицу фашистской армады живым щитом встали курсанты Подольских военных училищ. Уникальные снимки, сделанные фронтовыми корреспондентами на месте боев, а также рассекреченные архивные документы детально воспроизводят сражение на Ильинском рубеже. Автор, известный историк и публицист Артем Драбкин подробно восстанавливает хронологию тех дней, вызывает к жизни имена забытых ...

«Из адов ад». А мы с тобой, брат, из пехоты...

«Война – ад. А пехота – из адов ад. Ведь на расстрел же идешь все время! Первым идешь!» Именно о таких книгах говорят: написано кровью. Такое не прочитаешь ни в одном романе, не увидишь в кино. Это – настоящая «окопная правда» Великой Отечественной. Настолько откровенно, так исповедально, пронзительно и достоверно о войне могут рассказать лишь ветераны…

Мы дрались против "Тигров". "Главное - выбить у них танки"!"

"Ствол длинный, жизнь короткая", "Двойной оклад - тройная смерть", "Прощай, Родина!" - всё это фронтовые прозвища артиллеристов орудий калибра 45, 57 и 76 мм, на которых возлагалась смертельно опасная задача: жечь немецкие танки. Каждый бой, каждый подбитый панцер стоили большой крови, а победа в поединке с гитлеровскими танковыми асами требовала колоссальной выдержки, отваги и мастерства. И до самого конца войны Панцерваффе, в том числе и грозные "Тигры",...

Воспоминания

Перед городом была поляна, которую прозвали «поляной смерти» и все, что было лесом, а сейчас стояли стволы изуродо­ванные и сломанные, тоже называли «лесом смерти». Это было справедливо. Сколько дорогих для нас людей полегло здесь? Это может сказать только земля, сколько она приняла. Траншеи, перемешанные трупами и могилами, а рядом рыли вторые траншеи. В этих первых кварталах пришлось отразить десятки контратак и особенно яростные 2 октября. В этом лесу меня солидно контузило, и я долго не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, ни вздохнуть, а при очередном рейсе в роты, где было задание уточнить нарытые ночью траншеи, и где, на какой точке у самого бруствера осколками снаряда задело левый глаз. Кровью залило лицо. Когда меня ввели в блиндаж НП, там посчитали, что я сильно ранен и стали звонить Борисову, который всегда наво­дил справки по телефону. Когда я почувствовал себя лучше, то попросил поменьше делать шума. Умылся, перевязали и вроде ничего. Один скандал, что очки мои куда-то отбросило, а искать их было бесполезно. Как бы ни было, я задание выполнил с помощью немецкого освещения. Плохо было возвращаться по лесу, так как темно, без очков, да с одним глазом. Но с помо­щью других доплелся.

Показать Ещё

Комментарии

comments powered by Disqus
Поддержите нашу работу
по сохранению исторической памяти!